К тому времени, как три страницы были с бешеной скоростью набраны на компьютере и распечатаны, пот ручьем катился по лицу Шарлотты. Она прекрасно понимала, что вонь от нее исходит, должно быть, нестерпимая. Накануне она не приняла душ, а сегодня еще и вспотела. Времени не оставалось уже ни на что, даже на поиски степлера. Свернув листы в трубочку и зажав их в руке, как эстафетную палочку, а в другой по-прежнему держа сандалии, она все в том же спринтерском темпе понеслась по направлению к корпусу Данстон, где и проходил злосчастный семинар. На бегу она обратила внимание, что на улице гораздо прохладнее, чем она думала. Опоздала она в итоге почти на двадцать минут. Перед дверью на миг остановилась, опустила сандалии на пол, обулась, открыла дверь и вошла. Черт, черт, черт! Ремешок на левой сандалии перекрутился так, что подошва легла практически поперек ступни, и пятка оставалась наполовину на полу. Остановиться и поправить? Нет, слишком поздно. В итоге ей пришлось идти, прихрамывая и подволакивая ногу. Последними штрихами стали тяжелое, прерывистое, хриплое дыхание и дрожь, бившая девушку после пробежки на излишне свежем воздухе. При ее появлении мало кто удержался от смешка или хотя бы улыбки. Лицо Шарлотты раскраснелось от бега и по-прежнему было покрыто капельками пота, стекавшими со лба вниз. Волосы ее с одного бока торчали в разные стороны, как растрепавшаяся вязанка старого сухого камыша, а с другого были примяты – явно от того, что она всю ночь проспала на одном боку, ни разу не перевернувшись. Что касается одежды, то Шарлотта просто поспешно напялила ее, как попало, чтобы прикрыть наготу и не замерзнуть. На то, чтобы подумать, как она будет выглядеть, у нее не было времени. На свитере, на самом неудачном месте, оказалось пятно, как будто Шарлотта опрокинула себе на живот чашку с какой-то жидкостью. Проеденная молью дыра под одним из рукавов наводила стороннего наблюдателя на размышления о том, есть ли на девушке лифчик. На самом деле его не было. Смешки и хихиканье становились все слышнее. На лице Шарлотты отразился страх… перед тем, что подумают о ней все остальные в аудитории. Каждым дюймом своего тела мисс Шарлотта Симмонс претендовала на звание пособия по изучению всех ущербных сторон человеческой природы, как физических, так и душевных: убогость, бестолковость, нерешительность, потливость, безответственность, слабохарактерность, отсутствие вкуса, отечность лица, безнадежная тормознутость, заплывшие глаза… в общем, вся она просто источала жар, пот, страх и адреналин. Особую пикантность этому образу придавали зажатые в руке Листки бумаги: мятые, влажные от пота, они выглядели так, словно в последний момент были спасены из когтистых кошачьих лап. Смешки, смешки, теперь уже почти в открытую, в полный голос. Мисс Дзуккотти как прервала свою лекцию на полуфразе, так и молчала до тех пор, пока это «чудо в перьях» не село на свободное место за большим семинарским столом. У остальных двадцати пяти или двадцати шести участников семинара было достаточно времени, чтобы внимательно рассмотреть это вспотевшее существо, жадно хватающее ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. «Да уж, хороша Шарлотта Симмонс! – думала она сама. – Надо же было так опростоволоситься: написать реферат, в котором откровенно высмеиваются и подвергаются пристрастному критическому анализу те работы и сами эстетические стандарты, от которых без ума мисс Дзуккотти, – и при этом явиться на занятие не только с опозданием, так еще и в виде полного огородного пугала». Но в конце концов Бог с ней, с мисс Дзуккотти и ее обожаемыми дамочками-искусствоведами. Гораздо хуже было другое: на противоположном конце стола один из парней написал на клочке бумаги записку и передал ее другому. Тот, прочитав послание, бросил взгляд в ее сторону, после чего с многозначительной ухмылкой обернулся к «отправителю». Кто он такой? Ведь откуда-то она его знает! Да, Шарлотта была уверена: однажды в общежитии Сент-Рея она этого парня видела. Подумать только: утро понедельника – а он уже в курсе!
Предприятие по производству паранойи, до сих пор работавшее в подготовительном, можно сказать, пусконаладочном режиме, с этой секунды вышло на полную проектную мощность.
Шарлотта съежилась на своем стуле и просидела, не разгибаясь, всю пару. Она вроде бы слушала преподавательницу и даже что-то записывала, но через несколько секунд начинала зарисовывать написанное разными виньетками и просто каракулями. Время от времени девушка ловила себя на том, что сидит и смотрит в окно, вообще забыв, о чем идет речь на семинаре. Шарлотта пыталась то покивать в нужный момент головой, то посмеяться вместе со всеми над чьей-то остроумной шуткой, но все получалось невпопад, потому что она никого не слышала. Кроме того, по спине Шарлотты пробегал озноб, лоб покрывался испариной, – в общем, она и выглядела, и вела себя так, как подобает подвыпившему зомби наутро после загула. Вроде бы и похмелье уже отпустило ее, но почему-то так получилось, что Шарлотта в это утро представляла собой наглядное пособие для тех, кто только-только начинал приобщаться к прелестям бурной ночной жизни. «Как не надо проводить выходные и что с вами будет утром в понедельник» – повесив такую табличку на Шарлотту, ее можно было смело показывать начинающим гулякам в воспитательных целях… Утро понедельника – и кто-то уже в курсе. Шарлотта настолько прониклась злостью и презрением к себе и была так охвачена своими параноидальными мыслями, что за все время занятия ей в голову пришла всего одна лишь конструктивная идея: пойти к «Мистеру Рейону» и выпить чашку кофе. А ведь между прочим, пронеслось по периферии ее сознания, вплоть до поступления в Дьюпонт она вообще не пила кофе. Мама считала, что детям пить кофе не следует. А ослушаться маму – такого Шарлотте и в голову прийти не могло. До отъезда в этот самый Дьюпонт она была послушной маминой пай-девочкой. Шарлотта подумала об этом без всякой иронии, цинизма или сожаления. Просто так оно всегда бывает в жизни – вот и все.
Заняв очередь к кофейной стойке у «Мистера Рейона», она почувствовала на себе чей-то взгляд – кто-то из сидящих за одним из бесчисленных столиков кафетерия смотрел на нее в упор. Да, действительно, это была Люси Пейдж Такер, старшекурсница, – она сидела далеко, почти на другом конце зала, за одним столиком еще с тремя девушками, и оттуда, совершенно очевидно, пристально разглядывала Шарлотту. Не заметить саму Люси Пейдж было решительно невозможно: ее знал «весь университет»; по крайней мере все девчонки, принадлежавшие к студенческим ассоциациям, были с ней хорошо знакомы. Еще бы: Люси Пейдж была родом из Бостона – несмотря на свое типично южное двойное имя – и являлась президентом одной из двух самых престижных женских студенческих ассоциаций: «Пси-Фи» (по престижности с этим клубом могла сравниться только крутейшая «Доилка»). Девчонок из «Пси-Фи» неофициально называли «путницами» – по названию известного старого научно-фантастического телесериала «Звездный путь», где действие происходило на планете с похожим названием (а уж какую приставку прибавить к слову «путницы», предоставлялось на усмотрение говорящего). Внешность Люси Пейдж также не могла не привлекать к ее персоне повышенного внимания. Крупная, высокая девушка с широкоскулым лицом, широкой волевой челюстью и при этом игривым острым подбородком, она была вооружена главным убойным оружием любой женщины: роскошной гривой светлых волос. Она зачесывала их назад, отчего становилась похожа на льва из «Волшебника страны Оз». Шарлотта несколько секунд стояла, уставившись в другую сторону, а потом опять бросила взгляд туда, где сидела Люси Пейдж Такер. Да, та по-прежнему смотрела в ее сторону, хотя теперь перегнулась через стол и о чем-то болтала с подружками. Шарлотта почувствовала, как у нее часто-часто заколотилось сердце. Она снова отвела взгляд, а потом, продвинувшись вперед в очереди на пару ярдов, опять украдкой поглядела туда. Слава Богу! Она с облегчением увидела, что Люси Пейдж отвернулась и смотрит в другую сторону. В этот момент брюнетка, сидевшая за столиком прямо напротив нее, спиной к Шарлотте, привстала и помахала кому-то рукой. Шарлотта увидела ее в профиль. В ту же секунду у нее перехватило дыхание, как от хорошего удара в солнечное сплетение. Глория! Это лицо и эти волосы Шарлотта узнала бы и на большем расстоянии. «Господи, ну какая же я дура! – подумала она. – Взять и явиться сюда, к «Мистеру Рейону»! Это же самое оживленное место во всем кампусе, можно сказать, перекресток всех дорог!»
И, выскочив из очереди за кофе, она заспешила в женский туалет, где заперлась в ближайшей кабинке. Убедившись, что защелка закрыта, Шарлотта присела на крышку унитаза, тяжело дыша и чуть не плача от сознания того, что ей приходится прятаться по туалетам, вдыхая аммиачные пары и прочие ароматы, – и все только для того, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из знакомых. «Господи – Глория!»
