– Послушай меня – давай делать это вместе. Как одна команда, – она с нежностью погладила его щеку. – Мы уже давно с тобой…
– Угу…
– Дорогой?
– Что, дорогая?
– Ты в последнее время был очень занят… и мне бы не хотелось подцепить от тебя что-нибудь.
– Слушай, Лейла! Ну ты совсем уже!
– Не тебе на меня обижаться, Газзир. И нечего злиться. Я беспокоюсь об элементарной гигиене.
– Умеешь ты испортить настроение.
– Ой, да ради бога, я тебя умоляю. Даже Хамдул ответственнее тебя. А ему всего десять лет. Я прошу тебя только сделать анализ крови. Скажешь, у меня нет на это причин? Тебе ведь так и так эту кровь меняют каждый месяц. Трудно, что ли?
– Ладно, перестань. Так что с этим телевидением?
– А что с ним?
– Таллула из-за него рассвирепел.
– Дорогой, ты ведь сам терпеть не можешь этого Таллулу и всех васабийцев вместе взятых. А это самое телевидение сделает тебя одним из богатейших мужчин в Заливе. Я уж не говорю о «новом Саладине». Если тебя что-то беспокоит, то я никак не могу взять в толк – что именно.
– Я вынесу это на обсуждение со своими министрами.
– Уверена, что они проявят мудрость и ты примешь правильное решение.
– Хвала Всевышнему. Но знаешь, – сказал эмир, – иногда мне кажется, что я женился на дьяволице!
– Ты раньше говорил мне это в постели. Помнишь нашу первую ночь в лондонском отеле «Коннот»? О, каким львом был тогда мой повелитель, – она снова погладила его по щеке, продолжая нежно поддразнивать.
Он страстно хотел ее, но просто не мог позволить себе опуститься до анализа крови. Раздраженно топая, он вышел из комнаты, чтобы предаться своему раздражению в одиночестве, но при этом все же не смог удержать довольной улыбки, поскольку доход от телевизионной рекламы действительно был как бурный поток живительной влаги в иссушенной зноем пустыне. Да и новым Саладином считать себя было приятно. Хотя он не совсем отчетливо понимал – кто же тогда неверные, с которыми надо сражаться.
Суть того, что господин Делам-Нуар разъяснял Малику за чашечкой кофе в роскошной гостиной дворца Фрамбуаз недалеко от Парижа, где располагалась штаб-квартира возглавляемого господином Деламом департамента французского правительства, заключалась в том, что ключевыми фигурами во всей этой игре должны стать мусульманские священнослужители. Малик был раздражен, нетерпелив и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Ему не нравилось то, как снисходительно беседует с ним этот высокий элегантный мужчина в дорогом костюме от модного портного, то и дело проявляя недюжинную эрудицию в области истории Васабии и Матара.
Доминик Делам-Нуар возглавлял 11-й отдел, занимавшийся проведением наиболее щекотливых операций за пределами Франции. Он также являлся автором монументального отчета об установлении мира на Ближнем Востоке в 1922 году, отражающего французскую точку зрения и озаглавленного следующим образом: «Мы заберем Ливан и Сирию, а евреев и палестинцев можете оставить себе». Он говорил на трех арабских диалектах, а также на курдском и пушту. Еще он любил извиняться (пожалуй, несколько переигрывая) за свое произношение на фарси. Ко всему прочему он писал стихи на арабском. Критик из «Суар» определил его поэзию как «попытку сплавить воедино туповатый мистицизм Гибрана с перенасыщенным кофеином нигилизмом Сартра». И никак иначе.
– Разумеется, – манерно говорил Делам-Нуар Малику, – диалектика, которая была характерна для взаимоотношений Рафика с имамом Мука в начале восемнадцатого столетия, не совсем соответствует нашим взглядам на будущее обновленного Матара, не правда ли?
Малик реагировал на вышесказанное с абсолютно непроницаемым выражением лица, как будто хотел сказать, что его мозг настолько занят анализом всех нюансов и тонкостей, что ему просто не хватает нейронов для управления примитивными лицевыми мышцами. По правде сказать, он вообще ни бельмеса не понимал в речи этого самого Делам-Нуара. Единственное, что его волновало, отливалось в довольно ясную и простую мысль: Когда же мы, наконец, будем обсуждать то, как я стану эмиром?
– И возвращение к периоду с 1825 по 1834 год – продолжал Делам-Нуар, – тоже вряд ли кого-то устроит! Ведь вы, наверное, помните смуту в междуцарствие Али бен Хавалли и последующий крах экономики при Мохабе, сменившийся тем, что впоследствии назвали нувелль хеджира во время правления Бахима Хабба?
Делам-Нуар безмятежно улыбнулся и приподнял одну бровь, подчеркивая картезианское великолепие этой исторической перспективы. А Малик уже буквально погибал от желания оказаться за рулем одной из своих машин класса «Формула-1», мчащейся по раскаленному асфальту с показателями спидометра в четверть скорости звука и проносящейся мимо толпы, подобострастно вопящей во всю мочь: «Малик! Малик Великолепный!»
Нет, с него уже достаточно всей этой белиберды!
– Мне хорошо известно все то, о чем вы говорите, – сказал он, опуская свою чашку из севрского фарфора на столик, сделанный в свое время для одной из любовниц Людовика XV. – Но я приехал обсуждать с вами будущее Матара, а не его прошлое.
Делам-Нуар прикоснулся кончиками пальцев к его рукаву и сказал:
– Ну разумеется!
Малик в изумлении уставился на него.
– Вы так замечательно чувствуете историзм этой ситуации. Возможно, вы единственный, кто его чувствует среди нынешних умара. И как любопытно созерцать эту параллель между эмиром, вашим братом, и его троюродным дядей Мустафой бен…
– Да, да, да, Мустафа, – буквально простонал Малик. – Эта параллель бросается в глаза прямо как сирханская гадюка на человека. Но, может, лучше поговорим про банковские счета?
– А-а, – промурлыкал Делам-Нуар, указывая своим длинным пальцем почему-то на семиметровый потолок с изображениями пухлых ангелочков. – Меня поражает ваше абсолютное понимание. Для вас, Малик бен Каш аль-Хаз, это не просто политический шанс… Нет, нет… Это долг. Родственные чувства в идеальной гармонии с понятием долга. И все это в контексте гиродинамики историчности.
О чем говорит этот старый болван? По крайней мере, похоже, что он заканчивает нести свою изысканную чушь.
– Нет, нет, такое встретишь не каждый день. Браво, mon prince. Я вам аплодирую.
– Банковские счета, – снова попытался прервать его Малик.
– В Йемене, – сказал Делам-Нуар. – Все уже устроено.
– А как быть с этой американкой Фарфаф… Никак не могу произнести это имя… С этой Флоренц.
Американка сильно интересовала самого Делам-Нуара, но до поры до времени этот старый и хитрый шпион старался не показывать своего интереса и скрывал даже то, что внедрил одного из своих сотрудников, ту самую одаренную Аннабель, в ум-безирский гарем эмира.
– Мы, разумеется, внимательно наблюдаем за ней, – сказал Делам-Нуар, и речь его была теперь уже проста и конкретна, без всяких витиеватых завитушек в стиле рококо. – Этот телевизионный проект оказался очень успешным. Она зарабатывает большие деньги для вашего брата. И, кажется, его это очень устраивает.
– Мой брат – похотливая жаба.
– Вопрос в том, как возродить подлинное величие Матара. Знаете, совсем неплохо было бы, если бы вы стали тесней общаться со священнослужителями. Думаю, вам следует почаще бывать в мечетях.
– В мечетях? – фыркнул Малик. – Я автогонщик.
– И один из самых лучших. Вы становились чемпионом двадцать раз!
– Двадцать один.
– Совершенно верно. Но разве это причина для предубежденности по отношению к религии? Поверьте, вкупе с теми счетами в банке Йемена это заставит их увидеть вас в новом свете.
Малик вздохнул:
– У меня репутация не очень верующего человека.
Делам-Нуар сделал вид, что обдумывает сказанное Маликом, хотя на самом деле у него было заранее спланировано каждое слово этого разговора, каждая запятая. Он поднял глаза к потолку, как будто задумался в поисках ответа, и наконец сказал:
– Вам знакома одна французская пословица, которую, как и все остальное, украли у нас англичане?
– Какая пословица?
– «В окопах не бывает атеистов».
– Знакома, – солгал Малик.
– А разве бывают атеисты в кабине автомобиля «Формула-1», охваченного пламенем на скорости 400 километров в час? – улыбнулся Делам-Нуар.
– Что это вы предлагаете? – раздраженно спросил Малик. – Чтобы я загорелся на гонках и погиб?
Лицо Делам-Нуара исказила гримаса боли.
– Ни в коем случае, mon prince! – Он снова улыбнулся. – Я думал о небольшом техническом трюке, который может осуществить ваша высокопрофессиональная команда поддержки. Они ведь понимают, что такое спецэффекты?
Малик не любил инсинуаций, однако план француза был теперь ему понятен. И даже нравился.
