— Да, он сказал, что ты умная. Не соврал.
И тут Максим разглядел, что она еще и красивая. В смысле — сексапильная.
И понял, что одно насилие или два — какая, в сущности, разница. Несомненно, Никита его за это дело не осудит.
И изменил характер хватки с мертвой на требовательную.
С удивлением почувствовал, что она этому не противится. Напротив — прижалась (от нее так сладко пахло самкой!), задышала взволнованно.
У Максима мгновенно встал.
Но головы он при этом не потерял. Снял куртку, к которой была прикреплена постоянно подключенная к игровому серверу вебкамера, и повесил ее в прихожей. Так, чтобы камера уткнулась в стену. Ни к чему им это видеть.
И прошел в комнату…
Жанна стонала. Взвизгивала. Это был высший пилотаж. Такие попадаются не чаще чем раз в полгода, подумал Максим.
Он трахал ее, как дикое животное. Как бабуин. Как орангутанг. И ей это нравилось.
Этой взбесившейся сучке было мало. «Еще!» — завывала она и материлась, как шанхайская блядь, отдающаяся взводу морпехов.
Разлепились. И он слушал, не прерывая, как она его нахваливала. Как кляла мужа-импотента. Как уговаривала остаться. Навсегда. Как им будет вместе хорошо. Охуительно. Именно так и сказала — охуительно. И не сказала даже, а пропела нежно, отчего это слово утратило матерность и приобрело лиричность.
Максим слушал молча. И кивал головой. Мол, помечтай, крошка. Мечтать никому не вредно.
А потом он трахал ее еще раз. И с тем же самым упоением.
Кончил.
И вдруг обнаружил у нее кадык.
Блядь!
Это трансвестит!
Это какая-то грязная и опасная игра, в которую втравил его Никита!
Он мгновенно овладел собой, не подав виду, что заметил.
— Я принесу что-нибудь выпить, — сказал трансвестит. — Не против?
— Нет.
Трансвестит принес из соседней комнаты два бокала с вином. И Максим понял, что пить этого он не станет и под дулом пистолета.
Взял бокал.
— Что же ты?
— Хочу посмотреть, как ты. Такие красивые должны пить очень красиво. Посмотришь, и член опять в бой рвется.
Трансвестит рассмеялся и два раза отглотнул. Кадык два раза двинулся вверх-вниз и остановился. Не большой он был, конечно. Но явно мужской.
Максим поставил бокал.
— Ну, начнем с традиционного вопроса, — сказал он, сомкнув пальцы на шее трансвестита. Не особо туго, но чувствительно. — На кого ты работаешь?! Только негромко!
Никита, который, несомненно, сейчас вперился в коммуникатор, подключенный к его веб-камере с микрофоном, не должен был ничего услышать. Технология игры заключалась в том, что у каждого игрока был коммуникатор, с помощью которого он мог подключаться к каналам своих противников, которые в нон-стоп режиме транслировали картинки и звук с их веб-камер. И по этим картинкам можно было угадывать, где они сейчас находятся.
— Не поняла.
— Не не поняла, а не понял! Слушай внимательно. У тебя единственный шанс остаться в живых. Если ты все правдиво и подробно расскажешь. Кто тебя нанял и зачем. И что со мной должны сделать.
Трансвестит съежился. И рассказал. Про то, что к нему иногда посылают неизвестных ему людей. И он их «обслуживает», как сегодня обслужил Максима. Потом подливает в вино клофелин. И когда клиент вырубается, вызывает некоего Артема. Тот кончает потерявшего сознание человека. А ночью двое бритоголовых куда-то увозят его на джипе. Больше трансвестит ничего не знал. Зачем все это — было, в общем-то, понятно. Но вот кто все это организовал? Вот в чем вопрос.
Еще один вопрос заключался в том, как же это Никита скурвился до такой степени? Хуже шакала! Но об этом Максим старался не думать.
— А ты, значит, убить не можешь?
— Нет, — ответил трансвестит, побледнев, как смерть.
— Значит, у вас тут поточное производство. Один сученыш работает подсадной уткой. Другой оказывает сексуальные услуги. Третий убивает. И четвертый с пятым утилизируют труп. Вы тут, блин, прямо хоккеисты какие-то! Пятеркой работаете!
— Не убивай меня, — прошептал трансвестит.
— А ты был правдив?
— Да. Честно. Всю правду… Когда в первый раз, то я не знала, для чего они. Хотела просто денег заработать. А после первого раза нельзя уже было отказаться. Они бы меня тоже.
— Ладно, живи. Вызывай.
— Кого?
— Убийцу, Артема этого.
Когда раскрылась дверь, Артем получил рукояткой пистолета по голове и рухнул на пол.
Но пока он валился, довольно медленно, Максим понял, что это Никита.
«Что за блядская жизнь, — подумал он с тоской. — Во что же, в какое говно ползучее мы все превратились!»
И даже плюнул на пол. Точнее — Никите на замызганную куртку, которая несомненно, была для него спецодеждой.
— Ну, без пяти минут монах, рассказывай, — сказал Максим, когда Никита очухался.
Никита молчал.
— Надеюсь, ты понимаешь, что живым ты отсюда не выйдешь, иуда?
Никита кивнул головой.
— Аркашку — ты?
Никита опять кивнул головой, глядя в пол.
— Рассказывай.
— Я был вынужден.
— У пятилетней дочки лейкоз? — спросил Максим, вспомнив тридцатилетнего паренька, которому он свернул шею, как цыпленку.
— Нет. Я попал на большие деньги. И они взяли жену. Дали три месяца сроку.
— Сколько?
— Пол-лимона.
— Блядь! — взревел Максим. — Что же ты наделал! У меня есть. Есть лимон! Я бы…
— Откуда мне было знать? Все разошлись… Блядская эта жизнь нас растащила в разные стороны.
— Ладно. Слово даю: жену я вытащу. Рассказывай.
…Никита начал рассказывать. Про то, что менеджер программы решил сыграть по-черному. Естественно, в тайне от учредителей, которые выплачивают призовые. Десять лимонов должны достаться игроку, выступающему под четвертым номером. Он ничем не рискует. Потому что менеджер сколотил черную команду, в которую взяли и Никиту. И эта команда, с одной стороны, подстраховывает четвертого номера, не подпуская к нему противников. С другой стороны, — устраняет всех «лишних» самыми разнообразными способами. В том числе и таким, с которым Максим только что столкнулся. Расчет с членами этой ублюдочной команды должен производиться из суммы, которую получит четвертый номер. Никита подписался на шестьсот штук. Сколько достанется остальным, он не знает. Но ясно, что большую часть призовой суммы захапает менеджер.
Когда Никита закончил, Максим протянул ему пистолет с одним патроном.
— За жену не беспокойся. Вытащу, — сказал он. — И без глупостей. Ты ведь знаешь, что моя реакция всегда была лучше. Ясно?
Никита молча кивнул и ушел в дальнюю комнату.
Время замедлилось, почти остановилось. Загустело, как не желающий выливаться из бутылки на морозе концентрированный томатный сок.
За окном заплакал ребенок.
В трубах зарокотала вода.
И стихла.
Наконец грохнул выстрел.
— Вот и все, — сказал Максим. — Одевайся.
Трансвестит, бледный, как перемазанная мелом смерть, вздрогнул.
— Не надо!
— Дурак. Пойдешь со мной. Будешь потом свидетелем.
— Зачем?!
— Не в суде, дурак. Должен же я отчитаться перед инвесторами, с какого бодуна я перебил всех этих скорпионов и отрезал яйца менеджеру перед его лютой смертью!
Максим пересек трамвайные пути, перемахнул через низенький барьерчик, отделяющий зловонный бульвар от смердящей выхлопным газом улицы. И решительно направился к дому с колоннами, впечатывая в дорожку каблуки своих массивных шнурованных ботинок. Менеджеру оставалось жить двадцать минут. А охранявшим его дебилам с выползавшими из-под пиджачных воротников заушными проводками — и того меньше.
Рядом смешно семенит трансвестит в узкой английской юбке и с лицом, с перепугу размалеванным вкривь и вкось.
Со стороны это выглядит так, словно мужчина средних лет, знающий себе цену, выгуливает собачонку экзотической породы.
Сидящий на скамейке бомж, отхлебывающий из чудесным образом доставшейся ему почти полной бутыли крепкой «Охоты», думает: до чего же славный выдался вечерок!
Игорь Зотов
Декамерон
Серебряный Бор
Лицом Рябец походил на череп: худое, с глубоко сидящим белесым взглядом и чуть приоткрытым ртом — вечный оскал крупных желтоватых зубов. В школе за глаза и звали его Черепом, но в глаза опасались, кличку дали по фамилии — Ряба.
Теперь, когда он разменял шестой десяток, черепное сходство обратилось общескелетным: худоба и костистость.
За завтраком Рябец читает криминальную хронику в «МК»: пока размолотит ложечкой попку яйца, пока облупит, пробежит про пропавшую в тайге под Красноярском второклассницу; откусит-пожует бутерброд — про пьяного офицера, застрелившего солдата, отхлебнет глоток суррогатного кофе — про…
