— Карен?.. — спросил он, напрягая зрение и силясь различить через пар черты лица.
Фигура кивнула головой. Василий Карлович не рассмотрел ее толком, а лишь заметил про себя, что Карен одет почему-то в выходной черный костюм, что совсем не подходило для банных и вообще интимных процедур. Тем не менее, дознаватель лег на лавку ничком, и через минуту его спины коснулись умелые, сильные руки.
— Где болит? — спросил его массажист.
— Внутри, — ответил Неволин неопределенно.
— Точнее? Душа? Позвоночник? Плечи?
— Спину немножко потянул, когда тащил одно кресло…
— Ну это мы сейчас поправим, — пообещал Карен. — Ничего чувствовать не будешь. Кроме боли, стыда и радости жизни.
Василий Карлович здесь слегка задумался и попытался уместить сказанное Кареном в своей умной башке.
— Стыда я не чувствую, — сказал он рассудительно. — Стыд чувствуют или бандиты, или порядочные люди. А я не принадлежу ни к тем, ни к другим. А боль и радость жизни… — это вообще не сопрягается.
— Еще как сопрягается, — возразил массажист. — Какая радость жизни без острой пронизывающей боли?
Он резко нажал на позвонок, и Неволин вскрикнул, увидев, что из черного рукава массажиста торчит белоснежный манжет с запонкой, сделанной из поддельного драгоценного камня.
— Ты зачем так вырядился? — не понял Василий Карлович. — Зачем надел в сауну дорогой костюм?
— Этот костюм не слишком дорогой. Просто он сделан для покойника французской фирмой «Пьер Карден». Фирма известная, не спорю. Но костюм одноразовый, если в нем двигаться и ходить. Швы расходятся тут же. А продается он в Орлеане по цене костюма для живых, почему?
— Напиши об этом в прокуратуру, — посоветовал Карену Неволин.
Ему снова пришлось закричать, потому что массажист довольно грубо распорядился его ягодицей.
— Не орать, — строго сказали ему под ухом. — И не звать на помощь, потому что никто сюда не придет.
— Чего… — спросил Василий Карлович, — чего ты от меня хочешь?
Он был удивлен, даже слегка деморализован, и эта деморализация наступила как-то сразу от одного легкого прикосновения сомнительного массажиста.
— Я хочу, чтобы ты послушал историю, — пробормотал Карен, массируя ему спину. — Ты вышел под дождь и стал мокрым. Было такое дело?
— Было, — признался дознаватель.
— Ты укрылся под деревом, но был мокрым. Ты зашел в дом, но был мокрым. Сел на стул, но был мокрым. Лег на диван, но был мокрым. И будешь мокрым, пока не сменишь одежду.
— Не понял намека, — сказал Неволин, смутно соображая, что подразумевается под мокротой и особенно под деревом.
Тело было разморено и не подчинялось командам, идущим из головы.
— А ты подумай, — посоветовал ему массажист. — Только не умом, а сердцем подумай. Душою сообрази.
— А другой истории у тебя нет? — осведомился Василий Карлович, чтобы замотать разговор и оттянуть неминуемую развязку.
— Есть, — ответил Карен. — И все про нас двоих.
— Давай, — согласился дознаватель. — Это даже интересно.
— Вот, дорогой мой, ведут человека, схватив его за руку. «Он грабил, он воровал, он убивал, заточите для него топор!» А человек отвечает им: «Вы не грабили, вы не воровали, вы не убивали. Тогда зачем вы затачиваете топор?..»
— И кто здесь я? — спросил Неволин, живо представив себе средневековую казнь.
— Догадайся.
— Тот, кто затачивает топор? — прошептал Василий Карлович страшно. — Погоди… А я тебя знаю?
— Откуда?
— Нет. Я тебя знаю! Я должен тебя знать!..
Собрав последние силы и сжав волю в кулак, он выскочил из-под рук Карена и впервые поглядел ему в глаза, потому что все это время лежал на животе и разговаривал как будто с самим собой.
Перед ним стоял человек с расплющенным носом тигра. Дознаватель узнал его, это был мертвый Павлючик. А нос ему повредил сам Неволин много лет назад, когда во время дознания нечаянно вышел из себя, но тут же в себя сразу и вошел.
— Возьми, — сказал ему Павлючик и дал в руки кожаные розги. — Хлестай себя изо всех сил. Потому что ты грязный подонок. Низкая мразь. Ты недостоин дышать одним воздухом с порядочными людьми. Ты хуже мухи-навозницы. Она сидит на дерьме и питает им себя и своих детей. Но тебе этого мало. Ты кормишь дерьмом других и приказываешь им кричать: «Вкусно! Вкусно! Вкусно!..»
— У меня нет своих детей, — признался Василий Карлович, — поэтому я кормлю чужих и вообще всех, кто у меня под рукой.
— Это не оправдание.
— Да, я — дерьмо, — согласился дознаватель спокойно. — Я давно это знаю.
— Точнее, духовный урод и моровая язва. Ты — саранча.
— Саранча, согласен. Но пойми… я тоже хочу жить как человек…
Взял из рук массажиста розги. Вяло ударил себя разок, другой…
— Да кто ж так бьет?! — вскричал мертвый Павлючик. — Вот как бьют! С морозца, с морозца!..
Он начал хлестать дознавателя с невиданной жестокостью, так, что сукровица, смешанная с кровью, забрызгала концы его плетки.
Их обоих объяла жаркая мгла. Со стороны могло показаться, что двое немолодых мужчин занимаются акробатикой.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. КАМЕННЫЙ ГОСТЬ
Дознаватель бежал по вечерней улице в пиджаке, надетом на голое тело. Бежал босиком по лужам, по канализационным стокам, укрепляя ноги железом, как индийский факир, ничего не замечая и не различая пути.
Пробежал мимо парикмахерской «Ворожея», где Лидка заканчивала свой рабочий день. Она только увидела через стеклянную витрину чьи-то голые ягодицы, одновременно удивившись и обрадовавшись. Выглянула на улицу, светлая, как зажженная лампочка. От нее стремительно удалялась тяжелая тень, и звонкие брызги летели из-под волосатых ног.
…Дядя Боря Амаретто навел бинокль на улицы Орлеана. Он это делал частенько, воображая, что сидит в джунглях в засаде и должен быть безжалостным охотником, выслеживающим смиренную жертву, ибо в противоположном случае смиренной жертвой станет именно он. Цирк шапито стоял на холме, там же бок о бок находилась юрта известного иллюзиониста, откуда открывался прекрасный вид на городские окраины.
В бинокле был виден помешанный гражданин, скачущий по лужам и напоминающий своим видом дознавателя Неволина. Дядя Боря издал горловой звук, подслушанный у тувинских шаманов, и глубоко задумался. Если представитель власти, который хотел подсадить дядю Борю к принципиальным содомитам, сам разделся и бегает где попало, как принципиальный содомит, то это значит, что с самими принципами случилось что-то не то и всему городу грозят события, как минимум, поучительные. Иллюзионист снова взглянул в свои окуляры. Дознавателя в них больше не было, а появилась стеклянная витрина приветливой «Ворожеи». За нею Лидка Дериглазова, раздевшись до бюстгальтера, протирала влажной ватой свои соблазнительные подмышки. Слюна во рту дяди Бори начала кипеть, кундалини нехотя поднялась от паха в область грудной клетки, но парикмахерша, как на грех, погасила в помещении электрический свет, потому что рабочий день был окончен, и опустила на стекла металлические жалюзи.
Василий Карлович в это время добежал до здания городской больницы и нырнул вовнутрь, миновав деморализованного вахтера, который от удивления открыл рот.
…Ворвался в ординаторскую хирургического отделения и увидел, что Рудольф Валентинович сидит на полу с блаженной улыбкой ребенка и считает в голове пролетающих внутри нее ангелов. Рядом с ним стояла початая бутылка 36-градусного напитка «Велес».
— Где мертвец?! — спросил дознаватель, по возможности нежно сгребая врача за грудки и оторвав от пола.
Рудик машинально посмотрел на его крайнюю плоть и не нашел в ней ничего выдающегося. Неволин поймал его взгляд, натянул пиджак на бедра и даже на всякий случай застегнул его на все пуговицы.
Белецкий встал с пола. Оказалось, что он довольно уверенно держится на ногах. Протянул дознавателю врачебный халат, чтобы тот прикрыл свою срамоту.
В это время в кармане пиджака Василия Карловича затрепетал мобильный телефон.
— Неволин у аппарата! — рявкнул в трубку дознаватель.
— Балашов на связи, — услышал он голос своего напарника. — В кресле, за которым установлено наблюдение, кто-то сидит.
— Кто сидит?! — ахнул Василий Карлович, не веря своим ушам.
За всеми перипетиями с мертвым экзекутором он позабыл главное, а именно следственный эксперимент с креслом на стройке, который должен был выманить Мошиаха из его конспиративной норы.
— По виду птица удод. Я посмотрел атлас птиц, и характеристики совпали.
— Что делает птица? — спросил дознаватель, внутренне примеряя удода к противоречивой ситуации, сложившейся в последний час.
— Чистит клювом перья.
— А таджики… Таджики где?
