– …и язык подстригают, чтоб глупости не говорил…
– Совершенно верно… Палитра звуковых нюансов… и такой баллончик – попрыскал на связки – и пожалуйста тебе… «тихая сапа» или, допустим, новейшая коллекция «вечерняя кошка»… Ну и, конечно, целые отделы… звуковой косметики… Женщины приходят в магазин: «Э-э-э… бюдьте добры… мне нужны э-э-э… «жидкий дым», а мне «холодная сварка» для любовника и «шершавый асфальт» для пьяного мужа».
– А с мужчинами проще, на все случаи одно: аэрозоль «заткнись, дура». Вика идёт. Мы здесь!
Маша листала меню. Женя рассуждал о питкости водок. Вика слушала, приоткрыв рот в улыбке, чуть рассеянно глядя сквозь стеклянные овалы из-под лапок-проволочек. Часы на её руке тоже были овальными с овальным стеклом, и такие же овальчики, только поменьше, висели в ушах. И поблескивало овальным камешком золотое колечко на её пальце.
– А мы с Барковцом поссорились, – говорила Маша светским щебетком, – мы говорили про литературу… Представляешь, такой… разговор… утончённый… и Женя говорит… он говорит, что я неправильно вижу, слышу, и тут я такая с сапогом, представляешь, влетаю… и говорю, мол, я лучше тебя во всём разбираюсь… и главное, всё так серьёзно! И мы так и не выяснили, кто виноват.
– Конечно, он. Кто же с женщиной про литературу говорит? Женя, а где вы остановились?
– У брата.
– А почему его с вами нет?
– Он в отъезде. И в отлёте. И в отплыве. Его нужно как-то… пришвартовать… Он то плавает, то летает. – Маша легкомысленно показала рукой. – Он оператор, вообще-то.
– Это, наверно, опасно.
– Да уж не то слово. Расскажи, как вы снимали полёт гуся.
– Гусь очень крепкий, и перо у него такое красивое, резное… и он очень осторожный. И летит на профиля.
– Как это?
– Ну чтоб на него… поохотиться… ставят такие силуэты… Чтоб он пошёл на посадку.
– А сам он не захочет на неё пойти?
– Сам не захочет. Поэтому нужны ненастоящие гуси, как будто они сидят и ждут… Остальную стаю… их делают из фанеры и втыкают на колышке. В снег… А те, которые летят, они думают, что это настоящие гуси, а когда подлетают, уже поздно…
– Знакомая картина… – задумчиво сказала Вика. – Я тоже всё время лечу на профиля…
– Да уж, Вика, особенно твой последний мужчина был, извини… такой гусь… Как его звали? Как-то необычно…
– Марк.
– Два? – быстро спросил Женя.
– Нет, один. А почему?…
– Не слушай его, это машина.
– Какая машина?
– Вика, не важно.
– Да, Женя, ну так что с гусем?
– Надо сначала рассказать про брата… У меня ещё брат…
– Он охотник, очень опытный и крепкий, – защебетала Маша, – и такой весь растакой, и любит… всё основательное… и жена у него такая полная… и ест рожки…
– Мария Александровна, вы так часто говорите про рожки, может, вам заказать? Порцию. Девушка, у вас есть рожки?
– Простите? – замерла девушка.
– Девушка, он шутит.
– Женя, не отвлекайтесь, вы про брата рассказывали…
– Жень, ну хватит, расскажи серьёзно…
– О серьёзном человеке и рассказывать надо серьёзно… Женя потеребил телефон.
– Ну, вообще-то трудно о нём говорить… Он такой человек, который никогда не спорит с жизнью, а наоборот – всё время соглашается и так её правила поддерживает, что… ну как сказать-то… что ей самой… тошно становится. В общем, надо было снять с дельтаплана… как выглядят с воздуха эти профиля и скрадок с охотником и как этот охотник стреляет… и… как уже поздно…
– А что такое скрадок?
– Это такая засада.
– Такая засада… – негромко повторила Вика, – хорошо. И как вы снимали?
– С дельтаплана.
– У вас был дельтапла-а-ан? – Вика почти задохнулась. – А кто же на нём летал?
– Мой брат Андрей. И специальный пилот. Данилыч. Который вдобавок ещё и писатель.
– Ты придумываешь! – вскрикнула Маша. – Вика, не верь ему!
– Как это я придумываю? Ты разве не знаешь? Известный писатель Валерий Данилыч Татарских.
– Ну и что он написал?
– Сборник рассказов «Собаки винтов не видят». И роман «Точка невозвращения».
– Как это не видят? – ахнула Вика.
– А так. Знаете, Вика, сколько на севере собак гибнет. Под винты попадают. Была собака – и нет. Один лай…
– Правда? Какой ужас! А… «Точка»?… – спросила Вика совсем тихо.
– Невозвращения. Это про любовь. Ну когда на посадку идёшь, есть определённая высота, с которой… в случае чего, уже… обратно нельзя. Только вниз.
– В общем, когда уже ничего не вернёшь… – вздохнула Вика. – Какие-то у него аварийные названия.
– Он и сам аварийный. Поэтому всегда с собой берёт шестик.
– Какой шестик? – Вика насторожилась.
– Ну, такой небольшой. Облака густоватые, а моторчик у него изношенный, и, бывает, в облаке засядет, завязнет, лопастями, и… назад-вперёд, назад-вперёд, – Женя изобразил попытки маневров, – бесполезно. Ну и шестиком удобно очень толкаться. От облаков… Да и гуси… – он огляделся и просипел: – не так уж… безобидны… Одного бортмеханика до смерти защипали…
Когда подталкивал… С тучки… Мы тогда «гуси-лебеди» снимали…
Вика замерла, распахнув глаза и открыв рот:
– Вы мне голову морочите! Вообще весело с вами. Ну так что там с гусем? Вообще, где это всё происходит? В лесу? В поле?
– Какие поля? На острове. Такой остров в Осиновской системе, Сковородка называется, не смейтесь, он в лоции есть… Так и написано: Осерёдыш и Сковородка… Вампеевский перекат…
– Да-да, я в курсе… – закивала Вика. – Сковородыш – он сразу за Кастрюлькой…
– Не верите… В общем, надо было показать выстрел глазами гуся… иногда надо смотреть на Землю… другими глазами…
– Думаю, гусь ужаснётся… Да, а вы не боялись… подстрелить дельтаплан?
– Ещё бы… Поэтому всё сто раз продумали… Михалыч сидит в… засаде, и у него два ружья. Одно обычное, из которого он бьёт по гусям, а другое заряженное холостыми патронами со специальным порохом. Чтоб дыма больше, когда он пальнёт холостыми по налетающей камере.
– Понятно… и что?
– А вот что. Три дня подготовки. Плёнка в камере. Аккумулятор заряжен. Дельтаплан заправлен. Татарских с Барковцом нервничают и ждут… когда пройдёт тучка, и включают камеру, и взмывают в небо, и летят на профиля, и вот уже близко… совсем близко… – Женя поднял указательный палец. – А как раз перед этим завернули настоящие гуси, и Михалыч промазал, и так взбудоражился, что, когда ребята налетели, перепутал ружья и к-а-а-ак дал по дельтаплану двумя нолями…
– ?
– Это дробь такая. В общем, он жахнул настоящими, дельтаплан полетел, как показалось Михалычу, падать, и лицо его стало таким же белым, как маскхалат, который он своровал у своей старшей дочки, которая работала фельдшером, к которому…
– Ну ладно, ребята, хватит… – рубанула ладошкой Вика.
– Вика, если честно… про шестик он… при… как бы сказать… при…
– …сочинил?
– Да. А остальное – как ни странно – правда, оно даже в фильме есть… в этом ужасном…
– Наверно, шестик помог. Да всё ясно с вами: «В фильме есть»… ха-ха!… И ещё скажите, в газете заметка была. Знаменитый летчик и автор увлекательных рассказов…
– Про слепошарых собак…
– Мой живот! – зашлась Маша.
– Благодаря… благодаря меткому выстрелу местного охотника попадает в точку невозвращения и… – еле докончила Вика.
– Больше никогда не напишет повесть «Полёт гуся над Сковородкой»! Если серьёзно, мы очень переживали. Когда сильный и умный человек попадает в нелепое положение, есть в этом что-то… ужасающее. Хорошо, что Михалыч не стал целить в человека и взял чуть… в бочок… В крыле, правда, пятнадцать дыр насчитали. Так что кончилось всё хорошо. А главное, Андрею все-таки удалось побывать в гусиной шкуре.
– И что он понял?
– Он понял, что если захочешь посмотреть на Землю другими глазами, то тебя… тут же попытается сбить родной брат.
– Н-ну, это верно… Что ж, спасибо, было ужасно интересно…
– Нам тоже пора. Ещё надо купить еду для кота.
…Он уже так не боялся, но на всякий случай перебежал в другую комнату, правда, когда Женя сидел за столом, вернулся и осторожно прогладился о его ногу.
– По-моему, ты разошёлся. Как тебе Вика?
– Хорошая, живая… и колечко у неё такое красивое, но сама она, по-моему, никак не найдёт… своё золото…
– Да. Что-то никак… Надо её с Андреем познакомить. Но, боюсь, после твоего рассказа она не решится…
– Не знаю… Может, наоборот… Но вообще она слишком хочет… его найти… А тут одного хотения мало… и я точно знаю одно.
– Что ты знаешь? – спросила Маша крадущимся голосом.
– Если ты не против, я отвечу историей. Знаешь, как староверы делают? Берут лосячую шкуру, кладут в речку на дно, ворсом вверх по течению, и… идут заниматься своими делами. А осенью вытряхивают из неё золотой песочек.
– Это ты меня так нашёл? Я не знала, что меня… вытряхнули из шкуры.
– Никто тебя не вытряхивал! Просто это значит, что когда золото видит, что его слишком хотят найти, оно замирает… и надо спокойно замочить шкуру и подождать осени.
