Новенькая опять сидит за компьютером. Она не покидает подвал, и я не виню ее за это. Это ее безопасный уголок. Она подпрыгивает, когда я добираюсь до подножия лестницы.
— Это всего лишь я.
Она моргает, а затем вздыхает.
— Я думала, ты... забудь. Не важно. Они все меня ненавидят.
Я не видела, чтобы они ненавидели кого-то сильнее меня. Если только...
— Что ты сделала? — вылетает у меня.
Она поправляет свой свитер. На лице у нее ноль эмоций.
— Ничего.
— Просто так сюда никто не попадает.
На мгновение ее глаза становятся дикими, после чего из нее вырывается нервный смешок.
— Кое-что очень глупое, и все... слишком бурно отреагировали. Они даже не дали мне объясниться. Хотя, никто бы мне и не поверил. Все всегда верили только моей маме. А она с самого начала меня невзлюбила.
Удивительно, мы настолько разные, но нас объединяет нечто настолько болезненное. Она неправильно расценивает мое молчание и в спешке добавляет:
— НО они просто хотят преподать мне урок. Меня скоро отсюда выпустят.
Новенькие всегда думают, что это временно, остальные же понимают, что это — конец. Мне почти ее жаль, но я не в лучшем положении. Ей нужно взять себя в руки и осознать, что она сама подписалась на это, когда сделала то, что сделала.
Предположительно.
Я вытаскиваю из кармана кусочек бумаги, исписанный моим небрежным почерком.
— Мне нужно вот это.
Она смотрит на бумажку, а затем на меня.
— Ух ты, ты серьезно пытаешься сдать ЕГЭ.
— Как ты догадалась?
— Это единственная причина, по которой человеку может понадобиться такой калькулятор. Я сдавала этот экзамен в прошлом году.
— На сколько сдала?
— Полторы тысячи.
Я мысленно ухмыляюсь. Я умнее Новенькой.
Она щелкает по клавишам, и на экране всплывает калькулятор. Такой же, как и у остальных. Маленькая черная коробочка с мозгами компьютера.
— Это модель TI-84. Тебе нужен такой. Есть в розовом цвете, если хочешь.
Мне наплевать на цвет. Но цена... сто девяносто девять долларов девяносто девять центов.
— Он действительно столько стоит?
— Ага. Они дорогие.
— Его можно... купить в магазине, а не по интернету?
— Ага. Можем пойти вместе. Я помогу тебе выбрать.
Вместе? Мое выражение лица остается непроницаемым. Но, полагаю, в этом нет ничего страшного, учитывая, что она такой уже покупала. Она знает, что нужно искать. Я киваю и вижу улыбку на ее лице, впервые за все время, что она здесь провела.
— Мы должны сбежать.
Мы с Тедом лежим в объятиях друг друга на третьем этаже. Я уткнулась в его шею, касаясь своими губами его пульса. Я не хочу сейчас возвращаться к нашей реальности. Секс помогает мне забыть о ней. Тед сильный, все его тело покрывают мускулы. Секс с ним меня расслабляет, переносит в тихую гавань. Я могу схватиться за него, обвить вокруг него свои ноги и сжать его как лимон, пока не увижу звезды, настоящие звезды. Когда дело сделано, у меня кружится голова, легкие обессилены, но умоляют о большем. Я будто бы дышу по-другому рядом с ним. Я высоко в космосе, среди звезд, несусь прямо к солнцу.
— Куда? — шепчу я.
— Не знаю. Куда-нибудь. Может, на юг.
На соседней койке спит пациент, медленно умирая. Его аппарат жизнеобеспечения тихо пищит, отсчитывая уходящие секунды.
— На какие шиши? И как мы избавимся от этой штуковины? — спрашиваю я, указывая на свой браслет на лодыжке.
Иногда я задаюсь вопросом: что, если он чувствует, когда мы занимаемся сексом и что, если тот, кто наблюдает за нами, тоже об этом знает. Мне неловко, когда я думаю о том, что кто-то в курсе. Я хочу, чтобы это было нашим миром, нашим секретом.
— Это не проблема. Я знаю кое-кого, кто может его снять. Мы будем чисты.
Я прижимаюсь щекой к его руке. Его кожа такая мягкая, такая гладкая. Надеюсь, наша малютка унаследует ее. Я бы никогда не прекращала целовать и обнимать ее.
И эта маленькая мысль возвращает меня с небес на землю. Мне не следует думать о нашем ребенке, учитывая, что они хотят его отобрать. Тед об этом пока не знает, и я не хочу ему рассказывать. Он в таком восторге. Выбирает имена с нашими поварами и даже попросил мисс Лиджен устроить его на полную рабочую ставку. Он делает все, что должен делать парень, который вскоре станет отцом. За исключением того, что у него нет ребенка, ради которого стоит стараться.
— Я не хочу пускаться в бега, Тед. Не с ребенком.
— Я не хочу, чтобы ты находилась в этом доме. Не с нашим малышом. С этим нужно что-то делать.
Я ерзаю в его объятиях. Он смотрит на меня, но не говорит ни слова. Это заставляет меня дрожать. Я всегда нервничаю, когда он смотрит на меня таким взглядом, потому что я не знаю, что он видит. В моей камере и даже в душевых не было зеркал, так что долгое время я не представляла, как выгляжу. Свое отражение я видела только в глазах людей, тех же самых, что говорили мне, когда сходить в туалет, поесть или принять душ. Тех, кто проклинал меня за убийство ребенка. Для них я была монстром с рогами, красной змеиной кожей и желтыми глазами рептилии. Мама вечно ругала меня за то, что я не слежу за своими волосами, отчитывала за излишнюю пушистость, как бороться с которой я и понятия не имела. Однажды, через несколько недель после моего дня рождения, я зашла в комнату для посетителей, и мама побледнела. Она смотрела на меня так, будто не видела годами. Мгновение спустя она сказала: «Господи, ты так... повзрослела». Наконец, я нашла зеркало и, взглянув в него, оцепенела. Сколько времени должно пройти, прежде чем человек посмотрит в свое отражение и не признает себя? Четыре года — это достаточно долго. Мне было четырнадцать, и я стала для себя абсолютной незнакомкой. Все та же я, но в новом теле: выше, худее, с грудью, бедрами и полными губами. Мои волосы крупными кудрями тянулись вниз, до самой поясницы. Единственной частью моего тела оставшейся неизменной были мои глаза. Я попробовала заплакать, но у меня не получилось. С тех пор я сторонилась зеркал.
— Я что-нибудь придумаю, — говорю я.
Вот только не знаю, что.
Мы одеваемся, и я первая покидаю палату, чтобы вернуться, пока кто-нибудь не заметил моего отсутствия. Лифт доставляет меня на первый этаж, в лобби. Направляясь на кухню, я прохожу головной офис и слышу ее голос.
— Может, с кем-то она ведет себя особенно дружелюбно?
Мое сердце уходит в пятки. Я делаю пару шагов назад и практически врезаюсь в дверной проход. Она здесь. Мисс Кармен. Стоит за стойкой регистрации с мисс Лиджин. Она замечает меня у двери и усмехается. Что она здесь делает?
— Привет, Мэри, — говорит мисс Кармен спокойным, но ледяным тоном. — Просто сверяю твои записи с отметками об уходе. Знаешь, чтобы убедиться, что ты именно там, где должна быть.
Мисс Лиджен улыбается.
— Мэри — один из наших самых лучших волонтеров. Она очень внимательна к пациентам.
— Правда?
Я не могу пошевелиться. Видя, как кто-то из группового дома ошивается в единственном месте, где я чувствую умиротворение, ко мне возвращается тот первобытный страх, который я не испытывала с тех самых пор, как Рей был жив. Я должна выпроводить ее отсюда, прежде чем...
В холле открываются двери лифта. Тед вывозит женщину с четвертого этажа в инвалидном кресле, и у меня перехватывает дыхание.
Нет! Она не должна его увидеть.
— Что ж, у Мэри, должно быть, полно свободного времени, раз она успела вляпаться... в неприятности. Может, ей стоит добавить еще парочку лишних часов, — говорит мисс Кармен.
Тед замечает меня и улыбается, толкая коляску в моем направлении. У меня немеют ноги.
— Мы всегда рады помощи, — смеется мисс Лиджен.
Наши взгляды пересекаются, должно быть, я выгляжу испуганной, потому что Тед останавливается, улыбка исчезает с его лица. Он выпрямляется и хмурится. «Что такое?» — беззвучно произносит он, и я не знаю, как мне поступить. Мое сердце бьется так часто, что вскоре вырвется из груди. Я смотрю прямо на мисс Кармен. Этого не может быть.
