— Потрясающе. Я прослежу, чтобы эта информация дошла до ее консультанта, — говорит мисс Кармен, ухмыляясь.
Я медленно качаю головой, не смотря на него.
Уходи, Тед. Уходи.
Краем глаза я замечаю, как он колеблется, но быстро разворачивает кресло и катит пациентку в противоположном направлении.
— Мэри?
Тед оглядывается на меня через плечо, но не останавливается.
— Мэри? Не хочешь провести Мисс Кармен экскурсию?
Мой рот открывается, но я молчу. Смотрю в дальний конец холла, отчаянно сопротивляясь желанию кинуться Теду в объятия. Мисс Кармен приподнимает бровь и прослеживает мой взгляд. Она огибает мисс Лиджен и направляется ко мне. Мои мышцы сжимаются так сильно, что, кажется, я в любой момент могу исчезнуть.
Тед, пожалуйста, беги!
Она выходит из-за стойки. Каблуки щелкают по полу, набирая темп. В помещении становится темнее. Она проносится мимо меня, выходя в холл, как раз в тот момент, когда Тед заворачивает и исчезает в столовой. Она оглядывается, сканируя коридор. Никого, кроме пациентов, медленно разъезжающих в своих креслах. Мисс Кармен смотрит на меня, охота еще не окончена.
— Мисс Лиджен, у Мэри здесь есть парень?
Этот тупой вопрос больше веселит, чем шокирует ее.
— Ну, Мистер Томас немного в нее влюблен, — смеется она. — Но он влюблен во всех.
Мисс Кармен прищуривает глаза, и я могу сказать, что она раздражена, но не хочет терять лицо при незнакомцах. Это вызовет подозрение. Мама делала так же.
— Ладно, мне нужно вернуться в офис, — бросает мисс Кармен. — Спасибо, что уделили время.
Я ухожу оттуда, пока меня не уволили, и направляюсь на второй этаж. Мои легкие горят, когда я плюхаюсь на кровать, прямиком к двести четвертому.
— И к тому моменту я могла пробежать четыре мили за двадцать шесть минут и без проблем поднять сотню фунтов, — говорит мисс Риба, раскачиваясь на каблуках. Она горда собой.
— Ох. Серьезно? — бормочет Винтерс у входной двери, подписывая какие-то документы.
— Ага, лучшие годы своей жизни я провела как офицер запаса.
Он замечает меня. Я стою у лестницы, затаившись, как обычно делает кот мисс Рибы.
— Эддисон.
Я киваю ему.
— Я вечно говорю девочкам, что армия сделает из них настоящих мужиков, в смысле, женщин. Дисциплина, знания, бесплатное образование. Еще раз, как долго ты служил? — продолжает она.
— Тридцать пять лет.
— Вау, прилично! А потом, ранение получил?
Он замирает, а потом качает головой, отгоняя дурные мысли.
— Ага, что-то в этом духе.
Он подписывает последний документ и передает его мисс Рибе, пока остальные девочки поднимаются вверх после терапии. Меня тошнит, мне срочно нужно в уборную.
— Блин, это круто. Хотела бы я, чтобы у меня был шанс пройти весь путь от начала и до конца. Но я была нужна на домашнем фронте, — говорит она.
Винтерс устало вздыхает, ему явно скучно. Он снова смотрит в мою сторону.
— Эддисон, ты что-то от меня хотела?
Я тереблю края своей рубашки, пытаясь подобрать правильные слова.
— У меня... есть вопрос.
Они смотрят друг на друга, сбитые с толку.
— Ладно, — медленно говорит он.
Мы втроем стоим в абсолютной тишине. Я не хочу делать это при мисс Рибе. Она расскажет мисс Штейн, и все узнают.
— Ну, Мэри? — выплевывает мисс Риба.
Он смотрит на нее и улавливает мой намек.
— Мне кажется, она хочет поговорить со мной наедине.
— О, да. Конечно, босс.
— Давай, Эддисон, — говорит он, желая быть, где угодно, но только не здесь. — Пошли.
Мы заходим в комнату для посетителей, и он закрывает за нами дверь. Я никогда не была здесь вечером, поэтому это место выглядит странно с искусственным освещением и закрытыми шторами. Стены по-особенному серые, искусственные растения еще более поддельные, а диваны — жесткие и поношенные.
— В чем дело, Эддисон? Уверен, моя жена хотела бы, чтобы я хоть раз появился дома в пристойные часы.
У него есть жена. Я об этом не знала. Не могла представить, что кто-то захочет выйти за него. Он непробиваемый, как бетонная стена.
— Итак, Мэри?
— Эм... Мисс Кармен сказала, что я на попечении штата. Что это значит?
Он складывает руки на груди.
— О, так ты можешь произнести больше трех слов за раз, — смеется он. — Почему ты не спросишь об этом мисс Кармен?
Потому что она меня ненавидит! Вы меньшее из трех зол.
— Мэри, я не могу торчать здесь весь день. Что ты хотела?
Может, я неправильно подошла к этому делу. Теперь не имеет значения, чего хочу я. Значение имеет только то, что нужно Бобу՜. А его нужно защитить от остальных.
— Вы будете приходить сюда... почаще?
— Зачем?
— Просто.
Он хмурится и делает глубокий вдох.
— Мне стоит приходить суда чаще?
Неподалеку от двери слышится какой-то стук и скрип. Наверно, мисс Риба подслушивает. У меня сводит живот, и я замолкаю.
— Мэри?
А может, это и не мисс Риба. Может, это Келли. Или Тара. Или Джой. К горлу подступает ком. Это первое правило, которое я усвоила в детской тюрьме. Болтуны получают швы.
— Мэри, кончай ходить вокруг да около и выкладывай!
Но ему следует знать, ведь так? Разве он не замечает порезы и синяки на всех нас? Разве он не читал отчеты мисс Штейн о несчастных случаях? Он не может быть настолько слепым.
— Мне... нужно поговорить с адвокатом.
— С каким адвокатом?
— С адвокатом... Мистером Харрисом.
Какое-то время он смотрит на меня, пытаясь понять, чего я от него добиваюсь.
— Зачем? — его голос становится громче.
— Потому что... я этого не делала.
Он закатывает глаза.
— Мэри, у меня для этого нет ни времени, ни терпения! Послушай, ты уже отбыла свое. Теперь ты здесь, пока суд не придумает, что с тобой делать дальше. Ты забеременела...
— Но я не делала этого!
— Мэри, — предупреждающим тоном говорит он, размахивая перед моим носом указательным пальцем, как мама. — Ты собираешься потыкать палочкой то, что лучше не тормошить. Если ты снова вернешься на эту дорожку, то она выведет тебя на неприятности.
Неприятности? Еще большие, чем те, в которых я нахожусь сейчас? Он переступает на свою здоровую ногу и ворчит.
— Послушай, — говорит он успокаивающим голосом. — Народ хотел твоей смерти за убийство той девочки. Они не простят тебя, если ты будешь продолжать дурить их и обманывать просто потому, что тебе так захотелось.
Но я не вру. Почему мне никто не верит? Все это большая ошибка.
Я не хотела ее бросать. Я не хотела ее бросать. Я не хотела ее бросать...
— Я... я...
— А теперь хорошенько подумай, Мэри. Потому что если ты начнешь этот процесс, то пути назад не будет. И ты можешь угодить в место, не такое приятное, как это.
Приятное? Он издевается?
— Если тебе здесь настолько плохо, то почему ты так хочешь, чтобы твой ребенок здесь рос?
— А почему вы хотите забрать его у меня? — вырывается у меня.
Я не могу узнать этот голос: низкий, глубокий, живущий в чаще моего сознания, которую я прячу от окружающих. Он застает нас обоих врасплох.
Винтерс откашливается, пытаясь взять себя в руки.
— У тебя больше нет того адвоката, Мэри. Есть государственный. Вот так. И никому не нужен этот чертов ребенок, кроме тебя! Хочешь адвоката — получишь. Подумай, кого ты сможешь себе позволить на свое пособие.
У меня крутит живот. Я все запорола.
— Вы можете просто поговорить с моей мамой? Она знает, что произошло на самом деле.
— Я что, на детектива тебе похож?
— Но она знает правду.
— Мэри, я...
— Пожалуйста!
Винтерс замирает и смотрит на мои мольбы. Он делает глубокий вздох старого человека, уставшего от жизни.
— Я... подумаю, что с этим можно сделать.
Думаю, это означает «нет».
Я возвращаюсь в свою комнату. Девочки молчат. Мои простыни снова на полу в коридоре. На этот раз они еще и дырявые. Напоминают кусочек швейцарского сыра. Должно быть, кто-то из них слышал наш с Винтерсом разговор. Меня волнует не это. Меня волнует то, что у кого-то в этом доме есть нож.
