— Я пользовалась острым ножом, — объяснила Эмма.
Том молчал, вспомнив, как глупо он, наверное, выглядел, когда цитировал Эмме, срезающей розы для праздника цветов, Ли Ханта. Адам, как всегда, превзошел его.
— В Греции огурцы режут кусками, толстыми кусками, — сказала Дафна. — Огурцы, помидоры, много масла, и получается очень вкусный салат. — Она порылась в памяти, пытаясь отыскать название этого салата по-гречески, но так и не нашла, решив в конечном итоге, что присутствующим это в общем-то безразлично.
— Я не очень люблю греческую кухню, — улыбнулся Адам. — Ездить в Грецию ради кухни не стоит, как не стоит ходить в церковь, чтобы послушать музыку. Красивая страна, — он снова улыбнулся, будто припомнив какую-то шутку, — но не хранилище гастрономических ценностей.
— Да, пожалуй, верно, за этим в Грецию не ездят, — согласился Том. При виде заливного в блюде с цветочным рисунком ему вспомнилось, как несколько недель назад он заглянул в окно и увидел Эмму с этим самым блюдом в руках.
Продолжая развивать ту же гастрономическую тему, Адам предложил им угадать, где ему довелось отведать самую вкусную камбалу по-нантски.
Присутствующие отнюдь не были завсегдатаями знаменитых рыбных ресторанов, поэтому они решительно отказались угадывать. Только Беатрис рискнула предположить, что это, наверное, случилось где-нибудь во Франции, в самом неожиданном месте, в кафе на набережной или в каком-нибудь жалком бистро с клеенкой на столиках вместо скатерок, где останавливаются закусить водители грузовиков, ходящие в дальние рейсы.
— Декор и вправду был очень скромным, — сказал Адам, — да и вряд ли он мог быть иным, ибо событие это имело место в монастыре. — Он повернулся к Тому. — Не знаю, бывали ли вы когда-нибудь у Освальда Темса и его подопечных, у Святого Луки? У них одно время был превосходный эконом.
— Про монастырь-то я, разумеется, слышал, — довольно сухо ответил Том, — но ни разу там не был.
— Этот эконом Уилф Бейсон был отличным поваром, — Адам опять улыбнулся, по-видимому, вновь припомнив какую-то шутку. — Я в ту пору лишь начинал свою духовную карьеру, но вкус у меня уже сформировался.
— По-нантски, — повторила Изобел, твердо возвращая разговор к его началу, — это что, с соусом?
— Да, с соусом, приготовленным из речных раков, — объяснил Адам. — С дюжину мелких раков варят в court-bouillon[14], а потом заправляют белым вином и травами.
— Мортлок с друзьями ловил речных раков в Сомерсете, — высказался Том, но его знание литературы осталось незамеченным, поскольку Адам тут же возразил, что для этого соуса сомерсетские раки никак не годятся.
Эмма подала очередное блюдо и разлила «Либфраумильх», надеясь, что Адам воздержится от комментариев о вине и происхождении его названия. Лучше бы она его не приглашала, не сообразила, что он никому не даст говорить. Даже когда с беседой о еде было покончено, Адам, обратившись к ней, с лукавым видом поинтересовался ее «гостем», джентльменом, которого видели с ней на празднике цветов.
Услышав это, Беатрис бросила на дочь быстрый взгляд, но тема эта развития не получила, ибо Эмма отмахнулась от вопроса, объяснив, что это был «один социолог», с которым она знакома уже много лет, словно отрицала даже намек на какие-либо романтические отношения.
— Он, по-видимому, изучал сельскую жизнь и поведение жителей деревни во время праздника, — насмешливо заметил Адам. — Предмет, достойный изучения.
— Как жаль тратить на это время, — почему-то поддержала его Изобел. — Есть многое другое, что стоит изучать, историю например, — при этом она с надеждой взглянула на Тома, который инстинктивно отпрянул, — естественную историю, живую природу. Я всегда люблю гулять по лесу.
— Придется запомнить, — галантно отозвался Адам.
— У вас здесь водятся лисы? — спросила Изобел.
— О да, в роще часто можно видеть их следы, — поспешила ответить Дафна. — А известно ли вам, что лисий помет обычно серый и удлиненной формы?
Никто, по-видимому, этого не знал, ибо наступило молчание. По всей вероятности, на столь потрясающую осведомленность было не так-то легко отреагировать.
— Как интересно! — наконец произнес Адам. — А я об этом и понятия не имел. В следующий раз, когда пойду на прогулку, обязательно пригляжусь повнимательнее.
— А вы часто ходите? — спросил Том, потому что ему трудно было представить, как Адам гуляет по лесу.
— Когда есть настроение, да и работа моя требует хоть иногда двигаться.
— В следующий раз, когда пойдете, займитесь-ка поисками остатков средневекового поселения, — посоветовал Том. — Нагромождения камней, может быть, даже фундаменты бывших строений.
— По правде говоря, я предпочитаю, чтобы прошлое оставалось скрытым, — засмеялся Адам. — От всех этих раскопок нет никакого толку.
— Разрешите с вами не согласиться, — заметила Беатрис, и Изобел припомнила, что когда она в последний раз была в лесу, то в самом деле видела в одном месте разбросанные по земле камни. Может, Том объяснит, что это такое?
— Кому-то в голову пришла блажь разбросать камни, — засмеялся Адам. Местная история его не увлекала, он с пренебрежением относился к изысканиям Тома. Копаться в приходских книгах, сведенных практически к переписи населения, которое почти целиком, без исключения, рылось в земле, представлялось ему, скучным и ограниченным занятием.
— А я собираюсь завести собаку, — вдруг объявила Дафна. — Собаки такие умные, когда нужно что-нибудь найти.
— Даже остатки средневекового поселения? — улыбнулась Эмма.
— Учат ведь собак искать наркотики? — защищалась Дафна. — Я читала об этом.
— Да, лучший друг человека, несомненно, имеет свои достоинства, — согласился Адам.
— Может, перейдем в гостиную пить кофе? — предложила Эмма. Если они намерены завести разговор про собак, то пусть уж встанут из-за стола и, кстати, окончательно забудут про упомянутого Адамом «гостя» Эммы. Только после того, как все ушли, а Эмма с матерью мыли посуду — Изобел легла спать, — Беатрис вернулась к этой теме.
— Значит, Грэм Петтифер был здесь, — сказала она.
Эмма знала, что когда мама хочет что-либо выведать, она, как правило, не задает вопросов, предпочитая им либо констатацию факта, либо косвенную ссылку на факт. Эмма призналась, что Грэм действительно приезжал, добавив:
— По правде говоря, он был здесь дважды.
Беатрис молчала. Она знала, что лучше не приставать к Эмме с расспросами. Вымыли и вытерли еще несколько тарелок, прежде чем Эмма сказала:
— У него какие-то сложности с Клодией, поэтому, мне кажется, он и приезжал сюда. — Она не собиралась признаться в том, что, увидев его по телевизору, сама написала ему. Клодию мать знала, когда та была еще студенткой.
— Ну да, ведь он был в Африке, — сказала Беатрис, — работал в одном из этих новых университетов — по крайней мере, нам они кажутся новыми. Не думаю, что Клодии там очень понравилось. Ты ведь ее никогда не видела? — Беатрис улыбнулась, припомнив, какой была Клодия в колледже. — Хорошенькая, легкомысленная молодая женщина. — Уже после короткого романа с Эммой Грэм женился на Клодии Дженкс, настолько не похожей на Эмму, что можно было заподозрить его в желании поступить назло себе и другим, но Беатрис знала, что дело вовсе не в этом. В глубине души — здесь, очевидно, сказывалось влияние ее занятий викторианским романом — Беатрис хотелось, чтобы Эмма вышла замуж. Вообще-то в наши дни не спешат создавать семью, но Эмма давно уже вошла в тот возраст, когда грозит опасность навсегда остаться одинокой. Опасность? Припомнив других одиноких женщин из числа своих знакомых, хотя бы троих — Изобел, мисс Ли и мисс Гранди, — Беатрис решила, что слово «опасность» тут не подходит. И хотя ей претила роль свахи, тем не менее, презирая себя, она не удержалась спросить:
— А ты-то тут при чем?
Эмма ответила не сразу, представив ночь после праздника цветов, в которую ничего не случилось. Она понимала, что интересует мать, но вовсе не была намерена рассказывать ей всю историю того дня и вечера — про появление Грэма в церкви (впрочем, об этом, пожалуй, можно и упомянуть), про чай и вареные яйца, особенно про вареные яйца, про его желание остаться на ночь не потому, что ему очень хотелось быть с ней, а потому, что было слишком поздно возвращаться и он устал.
— Наверное, ему не терпелось с кем-нибудь поговорить, — ответила она.
— Он остался здесь на ночь?
— Да, но мы спали в разных комнатах. Он даже попытки не сделал, что, кстати сказать, довольно оскорбительно! — Эмма чувствовала, что должна подшутить сама над собой.
— И разумеется, проведенная в обычном доме ночь не идет ни в какое сравнение с ночью в аристократической усадьбе времен Эдуардов с ее хитроумным расположением спален, — улыбнулась Беатрис.
