Напилась девушка.
А что тут такого?
Нелька проставлялась по поводу своей очередной победы, весь паб гулял. Даже мы с Русланычем подтянулись.
А почему бы и нет?
Халява…
Ну, в общем, Ирина Геннадьевна не рассчитала слегонца.
Бывает.
Черт его знает, чем бы дело закончилось, если б Нелька не взяла решительно ее мобильный телефон, не пощелкала кнопками и не сказала строгим голосом:
— Илья? Привет. Это — Нелли. Тут твоя перебрала немного, так что — давай, забирай. Пиши адрес. Я пока послежу, чтоб не обижали…
Мы с Русом тут же переглянулись.
Любопытно-любопытно на этого кадра глянуть…
Угу.
Глянули.
Жизнь неожиданно преподносит та-а-акие сюрпризы, что после и не знаешь, что с ними делать. Я, к примеру, чуть со стула не сполз, когда в наш паб вместо являвшегося нам в воображении эдакого задроченного мужичонки решительным шагом зашел Илюха Куценко, краса и гордость нашей институтской группы, впоследствии — известный политтехнолог, а сейчас — вице-президент одной очень хорошо известной в народе нефтяной компании.
Сильный, решительный и очень жесткий мужик.
Мы с ним, помнится, в институтские годы та-а-акое вытворяли…
Поздоровался с Нелькой, удивился и обрадовался, увидев меня, расцеловал, быстро записал номер моего мобильного телефона, подхватил подмышку бесчувственное тело своей нажравшейся половины и — исчез.
Оставив лично меня в состоянии, мягко говоря… гкхм… полного офигения.
Ну, да ладно…
Всякое бывает.
Проехали…
Через некоторое время он мне позвонил.
Сам.
— Привет, — говорит, — Дим. Пообщаться не хочешь?
— Привет, — отвечаю. — А почему бы и нет?
— Только, — говорит, — давай не в этом вашем гадюшнике, а где-нибудь поприличней, не возражаешь?
— Не возражаю, — говорю. — Только ты уж, пожалуйста, наш паб гадюшником больше не называй, окей? А то — обижусь…
— Ладно-ладно, — смеется, — не обижайся. Дело не в заведении, оно-то как раз нормальное. В людях…
— А вот тут, — говорю, — согласен. Люди у нас там — разные…
Договорились — в «Хайяте», на крыше.
Удобное местечко. И панорама московского центра очень красивая, особенно летом.
Да и сейчас, ранней осенью, — тоже очень ничего.
Встретились, обнялись.
Он сразу же заказал бутылку отличного армянского коньяка, и мы ударились в воспоминания.
Знаете, наверное, как такие встречи обычно проходят?
Ну тогда — не буду пересказывать.
И ваше время сэкономлю, да и свое тоже.
Часа два так просидели, потом он закурил сигару и бросил на меня испытующий взгляд.
— Вижу, — говорит, — не удивился ты моему приглашению?
Я только плечами пожал.
— А чему тут удивляться-то?
Он пожевал сигару.
— Странный, — говорит, — ты человек, Дим. Я тут справки навел — ты в порядке, бизнес у тебя нормальный, а общаешься — хрен пойми с кем. Одни маргиналы…
Тут я сам закурил.
Не сигару, хотя и хотелось.
Обычную сигарету.
И — даже протрезвел слегка.
— Ты это, — говорю, — к чему? К тому, что «на вершины» на ваши не рвусь? Так мне здесь удобней. И дерьмом поменьше воняет. А денег всех в этой жизни — не заработаешь. Да и стремиться к этому, старичок, даже не глупо. Пошло…
— Ты это давно, — спрашивает, — для себя решил?
— Давно, — киваю.
— А почему, интересно?
Я задумался.
— Да хрен его знает, — наконец отвечаю. — Наверное, потому, что всю жизнь отличался повышенной брезгливостью. Да и неприхотлив я, сам знаешь. До сих пор самое любимое блюдо — пельмени с черным хлебом. И со сметанкой. Жалко — нечасто себе позволить могу, живот расти начинает. Вот и жру суши всеразличные…
— И только поэтому?
— Да нет, — решаюсь, — не только. Я же тоже… карабкался. Пока не понял, что в процессе этого, прости Господи, «подъема» — теряю все подряд. Книги, друзей, жену. Себя, в конце концов…
— И — решил остановиться? — прищуривается.
— Да нет, — фыркаю, — решил идти в другом направлении.
Он голову к левому плечу наклонил, глянул исподлобья.
— И в каком, интересно?
Я хмыкнул.
— А вот это, — говорю, — Илюх, тебя — ну совершенно не касается. Этот путь — только мой. А тебе, если решишься, — придется свой искать. Собственный…
Он погрустнел, плеснул нам обоим коньяка, раскурил потухшую сигару.
— Вот как, значит, — вздыхает.
— Именно так, — хмыкаю.
Помолчали.
Потом — чокнулись.
— А о жене моей что думаешь? — спрашивает.
— Ничего не думаю, — отвечаю. — Что мне о ней думать? Это — твоя головная боль. Не моя. Хотя и удивляюсь слегка.
— Чему?
— Да всему, — жму плечами. — Выбору твоему, в частности. Мы, честно говоря, когда Нелька тебе позвонила, думали — сейчас та-а-акой задрот приедет. Ботаник. В очках и шарфике…
— А приехал я? — смеется.
— Приехал ты, — соглашаюсь.
Он хлебнул еще коньяка и неожиданно — посерьезнел.
— Просто я ее люблю, понимаешь? — говорит.
— Понимаю, — вздыхаю, — очень хорошо понимаю…
— Почему? — удивляется. — Меня обычно уж в этом-то — точно никто не понимает…
Я помолчал.
Разлил остатки коньяка по бокалам.
Закурил.
— Пошел ты, — говорю, — в жопу, Илья Владимирович. Очень я даже неплохо тебя понимаю. Даже чересчур хорошо. Потому что в зеркало каждый Божий день смотрюсь. Вот и понимаю…
Хмыкнули.
Помолчали.
А потом он снова вздохнул — эдак протяжно — и к моим сигаретам потянулся.
— Слушай, Димыч, — говорит, — а давай нажремся. Как в студенческие времена. В хлабудень. И будем за жизнь разговаривать. Всю ночь. Помнишь, умели же?
Я губами пожевал, на часы глянул. А фигли, думаю…
— Предложение, — говорю, — принимается. Есть у меня тут на примете одно местечко, где до сих пор чебуреки правильные готовят. На вынос. Как при Союзе. Ты уж и вкус такой забыл, наверное. Тут недалеко, на Маросейке. Сейчас водки в «Седьмом континенте» возьмем, да и поедем. Главное — пластиковые стаканчики не забыть купить.
— Замётано, — радуется. — А потом куда?
— А потом, — отвечаю, — уж как-нибудь, да определимся…
Я уже собирался уходить с работы, когда она позвонила мне на мобильный.
— Дмитрий? — спрашивает.
— Он самый, — отвечаю.
— Мне очень нужно с вами поговорить.
Замечательно, думаю.
Вот так все просто.
— А вы, собственно, кто?! — интересуюсь. — И в чем предмет разговора?
Молчание.
Долгое.
Я уже собирался трубку положить.
— Меня зовут Лика, — говорит.
И — снова тишина.
Тоже молчу, потом не выдерживаю:
— Это, — говорю, — замечательно, что у вас такое красивое имя. Но я-то здесь при чем?
— Я же уже, кажется, объяснила, что мне очень нужно с вами поговорить, — удивляется.
— Хорошо, — говорю. — Просто чудесно. Чудесно то, что вам нужно со мной поговорить. А мне это нужно, как вы думаете?
Задумалась.
Потом честно выдавила:
— Не знаю…
Совсем хорошо.
Просто — зашибись.
— Спасибо, — говорю, — за откровенность, Лика. И — всего доброго…
— Подождите! — кричит.
Жду.
Чувствую — с мыслями собирается.
Может, правда, что-то серьезное?
— Мне, правда, очень нужно с вами поговорить. Вы кафе «Готти» на Тверской знаете?
— Знаю, — говорю. — Как же не знать. Это рядом с «Жак де Санж»? Я там, простите, стригусь…
— Да-да-да! — радуется. — Давайте там встретимся? В любое удобное для вас время.
— Тогда — через полчаса, — говорю. — Успеете? И у меня будет очень немного времени…
— Успею!
Ни фига себе, думаю.
Делать нечего, поехал в «Готти».
Не нравятся мне, если честно, такие кафе.
Какие-то они — искусственные, что ли.
Даже самые вкусные пирожные выглядят так, будто сделаны из целлулоида.
И публика соответствующая.
Я б его и вовсе не знал, как и большинство так называемых «модных мест». Просто стригусь рядом. В том самом «Жак де Санж».
У меня волосы сложные, «своего» мастера заводить — лень, а эти ребята ниже определенной планки никогда не опускаются.
Захожу.
Гляжу — машет мне из стеклянной ниши витрины нечто смутно знакомое.
Светлые, скорее всего, крашеные волосы.
Умные карие глаза за стеклами модных очков в тонкой оправе.
Ухоженная девушка.
Подошел, присел за столик, тут же официантка подлетела.
— Кофе, — говорю, — двойной эспрессо. И стакан минеральной воды без газа.
Записала, кивнула, убежала.
— Ну, — говорю, — здравствуйте, Лика.
— Привет, — отвечает.
— Во-первых, — говорю, — давайте сразу определимся. Откуда у вас номер моего мобильного? Или вы — секретный агент на службе Ее Величества и такую информацию не выдаете?
