– У вас что-то упало…
– А… Это же моя самооценка!
Она постоянно падала. И каждый раз все ниже и ниже. Однажды она упала настолько, что чуть не пробила асфальт.
– Пожалуйста, киса, это не то, что ты думаешь…
– Я ничего не думаю, я всё вижу. – Глупындра обречённо усмехнулась, застукав своего парня в соседней комнате в обнимку с незнакомой полуголой девицей.
– Послушай меня, да я…
– Да заткнись уже. Я сваливаю первая, – выдавила из себя Глупындра, убегая в слезах из квартиры.
Её тощие ноги, одетые в нелепые ботинки, быстро-быстро бежали вниз по ступенькам.
Ободранные стены подъезда давили, сдвигаясь ещё плотнее. Едва выбежав на улицу, услышала, как воробьи во дворе дома цинично зачирикали над ухом: «А ведь сама дура! Сама-а-а!»
– Мужчина – это такая сволочь, хуже которой только женщина, – сказала подруга.
– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на поиски второго носка и на тех, кто нас не ценит, – вздохнула Глупындра. Из её глаз покатились слёзы.
– Уйдёшь от него?
– Нельзя уйти от того, что живёт внутри твоего сердца.
– Но ты никогда не сможешь вернуть того, кто сам не хочет возвращаться.
– Я вечно буду любить того, кто спрятал солнце за тучи!
Кристина зарыдала. Всё было не так-то просто. Она знала, что если и можно порвать с тем, кто тебя предал… То нельзя выбросить из жизни того, кого ЛЮБИШЬ. Никто не придумает четвёртый месяц лета. Земля не станет квардатной. А темнота внутри слепого не денется никуда…
На следующий день Колян собрал вещи и решил свалить из дома. Нельзя молча уходить, когда есть что сказать. Кристина придумала столько слов на прощанье. Но когда поняла, что больше не увидит любимого человека, то её сковало по рукам и ногам. Голова будто набита скомканными салфетками. Во рту Сахара. Она глянула в его глаза и сказала так грустно и обречённо:
– Ну всё, давай. А я уж как-нибудь без тебя…
Весь день она слонялась как больная. А ночью лезла на стены. Глупындра снова не могла заснуть. Ей снова мешало небо. Там, разойдясь не на шутку, Вселентий играл лунные сонаты на струнах водосточных труб. И горе, спрятанное в маленькой потеряной душе, снова резонировало вместе с безумным небом на все лады и октавы.
Так бывает, когда ты живёшь наизнанку всеми открытыми ранами. Иногда так хочется плакать всеми дождями, которым тесно в твоём сердце… И вдруг услышать, как кто-то обнимет тебя и шепнет на ухо:
– Слышь, Глупындра, ну хорош…
– Давай встречаться?
– Я ненормальная.
– Это значит нет?
– Это значит да, но потом не ной.
– Слышь, Глупындра, ну хорош…
– Ах, я такое дерьмо! – изводилась Кристина.
– Ты прелесть! – успокаивал её сосед сверху.
– Ты правда так считаешь?
Вселентий заботливо отрезал ей кусок торта и ответил:
– Ага!
С момента, как Кристина рассталась с Коляном, прошёл месяц. Она почти выбросила все его оставшиеся вещи, которые тот не пожелал забрать. Она почти что стёрла из памяти своего бывшего. Она пыталась прогнать его из сердца. Но это получалось хуже. Сегодня ей стало невыносимо-грустно. Но поплакать не получилось, потому что в гости нагрянул тот самый Вселентий, которому мешали её плохие мысли в голове.
А сосед сверху оказался парнем-то не простым… Он музицировал на струнах водосточных труб. Больше Глупындра ничего о нём не знала. А Вселентий ответил:
– Знаешь, я ведь не только играющий на нервах.
– А кто ты?
– Пойми, я ведь, как и ты, тоже: танцующий в темноте.
Она работала чёрт знает кем, потому что тем, кем она хотела стать, не получалось не пойми из-за чего. В итоге она стала тем, кто сам не знает, кто он на самом деле такой. И зачем…
– Ты – это не твоя работа, – сказал Вселентий.
– Но как же? – удивилась Глупындра.
– Путь – это нечто, что создаешь сам, выбирая, куда идти. Но дорога, по которой ступаешь ты, становится всё труднее и труднее, и такова твоя судьба. Ты – единственный, кто решает, каким будет твой путь.
– И всё же кто ты? – спросила большая глупая девочка, потерянная в собственных кошмарах.
Танцующий в темноте ответил:
– Вселенная внутри знает ответ.
Он нравился ей всё больше и больше.
– Ты ненавидишь себя, потому что ты ничего не делаешь, – намекнула подруга.
– Это как?
– Ты готова проводить каждую секунду в мечтах о том, насколько мягкая у него кожа?
И тут Глупындра всё поняла…
Люди бросают дело на полпути, потому что результаты видны не сразу, потому что они не могут представить себе, что процесс – это и есть результат.
Глупындра дала себе обещание сделать грёбаное «что-нибудь» – добавить любой навык, любое улучшение её человеческого инструментария. Чтобы понравиться этому странному человеку, который принёс во мрак ее существованья солнечный свет.
Он – танцующий в темноте… Она Глупындра. Но она хотела быть для него самой-самой. И, забыв все «не могу», осторожно вливалась в его загадочный мир… Вселентий любил летать. И каждый раз, когда тьма опускалась на уставший город, она мчалась за ним на крыльях ветра. Украдкой проникала в спящие дома, как осторожный шёпот. Вглядывалась в неподвижные лица. Так же свободно выскальзывала сквозь приоткрытые форточки наружу. И понимала, что он подарил ей самую прекрасную в мире бессонницу. Она стала ради него всесильной ведьмой. Та, что знает, как прижать к ладоням хвосты комет, сделав из них послушных дельфинов. И укротить самую непостоянную луну.
Проснувшись в объятьях пустоты, она снова ненавидела себя за нерешимость. Но ни советы подруги, ни доморощенные психологи из глянцевых журналов не могли заставить ее перейти к наступленью. Сердце тикало все сильнее…
Однажды он спросил:
– Куда же ты идёшь?
– Не знаю.
– Тогда нам по пути!
Шагает Алиса по шахматным клеткам. Она в Зазеркалье. Спасибо таблеткам. Он кормил её витаминками счастья.
Он – танцующий в темноте… Она Глупындра. Каждый раз, когда ее взгляд касался его силуэта, с ней творились странные вещи… Она жадно впитывала каждую его черту и не могла им налюбоваться. Она смотрела… Как смотрят на своё единственное чудо, которое происходит раз в жизни, и переписывают книгу судьбы навсегда.
Однажды она приблизилась к нему. И сказала, мягко вынув сигарету из его воздушных пальцев:
– Дыши мной и чувствуй, как соединяются наши души…
И солнце вспыхнуло ярким пламенем на запылённом небе, когда она ощутила трепетную нежность его слегка обветренных губ.
– Ты меняешь меня. Я больше не буду прежней. Я становлюсь отблеском серебряного сиянья на твоих тронутых лунным светом висках.
– Может, всё прекратим? – едва заметно улыбался он, чувствуя радиоволны ее желаний.
– Пожалуйста, не останавливайся. У меня так восхитительно кружится от тебя голова!
Она не знала о нём почти ничего. Но она знала, откуда берётся эта дрожь в солнечном сплетенье. Эти легкие крылья, уносящие к звездам. И эта весна на луне… Она писала ему сообщенья на обрывках рассвета: обнимаю тебя всей душой. Ты моё солнце.
Он был сдержанно-манящим. Принимал ее откровенья. Но не спешил открываться сам. Как солдат на войне с собственным сердцем, который бежит от любви.
Ох уж эти мужчины с тонкими губами… Ты никогда не знаешь, когда попадёшься во власть их загадочной улыбки. Когда сдержанность чувств зажигает вулканы желаний. И целое безумство, от которого никуда не деться, рождает лишь один поцелуй.
– Мне нужен шампунь, который вымывает людей из головы, – сказала Глупындра, придя в ближайший супермаркет.
– Чего? – удивился продавец.
– Мне надо сделать что-нибудь, лишь бы стереть эти навязчивые мысли…
– Может, порошок по удалению стойких пятен?
– Ага, пятен на солнце, – съязвила Кристина.
Продавец по-прежнему тупил, глядя на странную девушку с большими грустными глазами.
– Пожалуйста, выбирайте товар и проходите на кассу…
– Спасибо. У вас нет того, что мне нужно. Лучше я пройду не на кассу, на эшафот. Ведь, как известно, самое лучшее средство от головной боли – это гильотина.
– Удачного дня вам! Выход вон там!
Небо сгорало от края до края. Кристина снова думала о нём.
– Любовь – красивая боль в области сердца… – сочувствовала подруга, но Глупындре не становилось легче.
