— Сто, — сказала старуха.
— Сто франков за замороженную воду?
— Ага.
Я постарался взять себя в руки и обшарил дырявые карманы. Гробер сделал то же самое, чтобы наскрести хоть немного мелочишки. На Миссисипи нам в придачу ко льду выдали бы по порции мороженого.
— Сто или ничего! Что я буду класть в пастис для клиентов, а? Вам, парижанам, на других плевать!
Мне очень хотелось ей сообщить, что парижанами мы заделались каких-то три часа назад. И вообще, кем мы только не были — и жителями Ардеша, и австрийцами, а однажды даже дипломатами. Да что говорить… Я так и знал, что в этом гребаном Сен-Реститю-сюр-Лу у нас будут одни проблемы. Наконец Гроберу все это осточертело, он исчез на несколько секунд и вернулся с «узи» в руках. И взревел:
— Бике! Ну-ка скажи, сколько у нас было шансов наткнуться на банду таких кретинов?
Все повскакивали с мест. Я же, хорошо зная, что за этим последует, быстренько распластался на полу. Гробер разнес в пыль все, что двигалось, с громовыми проклятиями в духе Рэмбо. Отовсюду раздавались ответные пронзительные вопли; я увидел, как двое из присутствующих задергались под пулями, как будто их током шибануло. Гробер палил куда надо и не надо, и я поднял руку, чтобы успокоить его. Я схватил тазик, валявшийся рядом с головой хозяйки, в два счета набил его доверху ледышками из холодильника, и мы рванули на улицу.
Мой дружок устало отдувался, однако у него еще хватило присутствия духа слямзить на бегу пять или шесть банок Dab, заскучавших на стойке. Я машинально снова сел за руль.
— Знаешь, Бике… В этом рейде я сделал одну крутую штуку.
— Что да, то да, я видел. Не убежден в полезности твоих действий, но это было круто, ничего не скажешь.
— И эта крутая штука… Я скажу тебе, что это такое: стоило мне пару раз нажать на курок, и я смел на хрен все твои статистики и вероятности. Ни больше ни меньше! Они там, в газете, пишут, что в таких захолустьях, где живет меньше ста человек, только у двух в каждом поколении есть шансы сдохнуть от насильственной смерти. И то приблизительно.
Не будучи уверен в точности формулировки, я все же подумал, что в этом утверждении есть доля правды.
— Ну а как там с вероятностями? — спросил я.
— Ну про это сказано, что пятеро одним махом — такого они не увидят до следующей гражданской войны.
Выезжая из городка, я заприметил маленький, вконец облезлый и покореженный Datsun Sherry. Паренек за рулем пытался въехать на пригорок — типа он на болиде в гонках с препятствиями.
— Эй, мальчик, не хочешь покататься на красивой ярко-красной «тойоте» и поиграть в Мэд Макса?[32]
Парень хихикнул, не понимая, всерьез мы или нет. И отказался: мол, за такие дела папаша надерет ему задницу.
Гробер снова тяжело вздохнул и спросил:
— Бике… Твои гребаные вероятности — что они говорят в таких случаях?
— Они говорят, что существуют законы, против которых мы бессильны. Таков, например, закон серий. Вот и мы сейчас попали в серию. Которую можно назвать «Законом максимальной подлости».
Гробер явно занервничал и вылез из тачки. Я отвел взгляд и вскрыл банку Heineken, заледеневшую от нашей недавней добычи.
Луиджи начал ругаться, как только взял трубку. Но разве ему объяснишь?! Это мне напомнило, как мы однажды влипли, едучи работать в Швейцарию. Опоздали на целый день, потому что, как последние дураки, искали Бааль и только через много часов доперли, что здесь его называют Базель. Счастье, что дороги у них там бесплатные.
Короче, Луиджи сказал, что будет ждать нас в придорожном ресторанчике на выезде из Антиба до 22 часов и ни секундой больше. Иначе придется нам на коленях выпрашивать у него свои кровные.
— Он сказал, что через пару недель устроит нам Данию, — сообщил я Гроберу.
— Да слышал я. Чего-то мне туда неохота. Во-первых, холод там собачий, во-вторых, хрен найдешь у них пиво, у этих дикарей. Не врубаюсь я никак, вроде бы хмель как раз от викингов и пошел.
— Сколько сейчас?
— Девять тридцать пять.
— Значит, поспеем в срок, а я уж и не верил. Надо же, как они резво бегают, эти «датсуны», даром что малютки.
Гробер вытащил из холодильника последнюю банку Dab и, как верный товарищ, протянул ее мне.
— Спасибо, друг, но я лучше сделаю паузу.
Ле Канне. Жуан-ле-Пен. Мы промахнули их в спускавшихся сумерках сами не заметив как и очухались уже в Антибе, да и то не сразу. Притомились, ясное дело. Наша тачка чуть было не тормознула сама по себе перед рестораном одного дружка, который готовил такой буйабес, что закачаешься, а к нему подавалась хорошенько охлажденная кружечка Leffe. Потому что у нас в загашнике ни черта уже не осталось. Ни пива, ни холода. Но мы не могли подвести Луиджи. Сперва дело, а сюда мы всегда успеем. Наконец мы нашли эту гребаную придорожную забегаловку. Там было пусто, ни живой души. И темно, как у негра в желудке. На стоянке виднелся фургончик торговца овощами. Да еще «ягуар» шефа. Который, сложив руки на груди, нетерпеливо ждал нас у двери.
— Ну, парни, я гляжу, не зря я вас дожидался, — сказал он. — Сколько раз видел, как вы раскатываете на жестянках с болтами, но эта… Теперь ясно, почему вы запоздали.
Ни Гробер, ни я не вышли из тачки. Старый рефлекс. Не то чтобы мы ему не доверяли. Просто привычка, можно сказать, ностальгическая, еще с тех времен, когда жизнь была куда круче теперешней.
— Бедный ты наш Луиджи… Это еще что, бывало и похуже. От Шатору до Клермон-Феррана мы трюхали на «панде», потом раздобыли кабриолет «Ami-6» поносного цвета, возле Нима пересели в «тойоту», и вот мы здесь.
— Ладно, дайте-ка глянуть на заказ, — скомандовал Луиджи, который умеет пресекать лишнюю болтовню.
Гробер поставил сумку-холодильник к себе на колени и открыл ее, чтобы Луиджи мог заглянуть внутрь. Едва он приподнял крышку, как воздух наполнился блевотной вонью. Мы успели тик в тик: лед уже превратился в мерзкий бесцветный бульон. Луиджи бросил взгляд на содержимое и после секундной оторопи пришел в себя:
— Вы чего, издеваетесь надо мной? Вам было велено доставить голову! Мне нужна голова, кретины! А с этим дерьмом что я буду делать?
Гробер, ни капельки не смутившись, выудил из мутной воды руку, отсеченную по локоть и уже слегка посиневшую, и помахал ею перед носом Луиджи.
— Все прошло не так гладко, как хотелось. Этот идиот Ражо решил проверить мотор своего «мерса» перед тем, как отчалить. А там уже стоял пластит, и мы ничего не могли сделать. Ну вот, этот недоумок поднял капот, залез в карбюратор и получил полный заряд в морду. Видел бы ты, что от него осталось… Башка, конечно, вдребезги… Тебе эти клочья все одно ни к чему. Вот привезли тебе самый крупный кусок.
Да, именно так все и было. Конечно, хотелось бы привезти целую голову, кто ж спорит, ведь уже в момент взрыва до нас дошло, что Луиджи подумает, типа мы его кинули.
— Да ты глянь на безымянный палец, — сказал я. — Много ты видал таких перстней, как этот?
Крупный треугольный рубин. Единственный в своем роде. Незабываемый, уникальный. Сам Луиджи обратил наше внимание на этот камушек в тот день, когда они с Ражо заключили договор. Ражо и его знаменитый налет на центральный офис ПНБ[33] в Гере. Чтобы начать дело, ему требовалось пятьдесят кусков, и Луиджи — такая уж у него работа — одолжил их ему в тот же вечер. Без Луиджи ни одна крупная операция не обходится! Еще бы, наш Луиджи свой профит знает: через две недели эти денежки должны были вернуться к нему в тройном размере, с какой же стати отказывать. Только потом он учуял, что ветер не туда дует, и не спускал с Ражо глаз до самого завершения операции. Которая, кстати, прошла блестяще. Отличная работенка, ничего не скажешь. Ражо сорвал джекпот. А что делается с парнем, который сорвал джекпот? Он с ходу балдеет и начинает прикидывать, а не свалить ли ему на Галапагосские острова? Но тогда какого хрена Луиджи вкладывался в это дело? Только полный идиот мог забыть, что Бике и Гробер тут как тут и, уж конечно, привезут Луиджи голову неблагодарного… Ну или на худой конец руку. Ладно, в Дании постараемся сработать чище, потому что таких мелких жуликов, как Ражо, у нас с начала года было уже четверо. А там, в Дании, наверняка со льдом полный ажур.
Луиджи возился с пальцем Ражо, пытаясь стащить с него перстень.
— Все-таки сувенир, — сказал он, убедившись в нашей правоте. — Ладно, ребята, вылезайте, ваши бабки у меня в помещении.
Процедура есть процедура… Пора было выйти из машины, получить гонорар и выпить заслуженный бокал шампуня.
Но именно в этот миг я почуял что-то странное в воздухе.
Пока Гробер весело чирикал с Луиджи.
Брезент над задним бортом фургончика приподнялся, как веко. Я успел броситься на землю, завопив во всю глотку, чтобы предупредить двух остальных. Тридцать секунд. Их там, наверное, было как минимум четверо, если они устроили такой кипеш. Помню только, что я орал в темноте «ГРОБЕР!» так громко, что заглушил даже треск их автоматов.
