Наконец, поздно вечером прибыл отряд вооруженных солдат из Флэгстоуна, человек двадцать, меньше, чем ожидал шериф — индейцы вызывали в нем ужас, — но, безусловно, достаточно, чтобы начать бой. Комендант, тоже младший офицер, встал с мегафоном перед баром и возвестил, что через минуту бар должен быть пуст. В противном случае будет открыт огонь. Вначале ничего не происходило — солдаты с ружьями стояли на площади, а посетители бара продолжали спорить, — но потом комендант отдал приказ стрелять. Для устрашения. Этот первый залп никому не причинил вреда, но заставил Джейми выбежать из бара и заявить солдатам, что они сошли с ума. Ее расстреляли. Она упала навзничь на песок. Ну тут все и началось! Солдаты решили штурмовать бар и устроили жуткую пальбу, индейцы ответили стрелами из окон и вынудили армию отступить. Снова наступила тишина, надолго. Индейцы держали совет, комендант придумывал новый план действий. Тот, что пришел ему в голову, был эффективным, но, с другой точки зрения, ужасным. Во всяком случае, он приказал для виду напасть спереди, было много шума и порохового дыма, а в это время два солдата (один из них, вероятно, солдат Бриггс) незаметно по-пластунски подползли к бару. По приказу («Go!»)[13] они одновременно бросили две ручные гранаты в окна и укрылись за деревянной стеной. Все посетители бара погибли в одно мгновение. Трое белых стали непредвиденными потерями, хотя тогда этого термина еще не было.
— Все это совпадает с моими исследованиями, — сказала миссис Миллер. — Я считаю дело законченным… Но как вам это удается? Вы разговариваете с пустотой, а после этого знаете все о преступлении в Уиндоу-Роке?
— Это секрет. Я дал честное индейское слово не разглашать его.
— Гм, — произнесла миссис Миллер. — Ага.
Неожиданно вождь, Рычащий Лев, подошел к ней. Он скорчил страшную гримасу и жутко закричал. Жутко и громко, это был боевой клич навахо, а может, их предсмертный вопль. Вождь стоял так близко к миссис Миллер, что его нос касался ее носа, и смотрел ей прямо в глаза. Она его не видела, это понятно, и не слышала его крика, но, кажется, почувствовала холодное дыхание и потерла ладонями плечи.
— Белый мужчина не видит нас, — сказал вождь и повернулся ко мне, — белая женщина и подавно. Ты нас видишь. Почему?
— А вот почему, — ответил я, снял с пояса свою складную армейскую лопатку и со всей силы всадил ее в вождя. Лопатка прошла сквозь него, словно через световую завесу. Именно так, как я и ожидал. И все-таки сердце у меня сильно колотилось. А что, если мертвец не был мертв? Тогда он умер бы сейчас, а я стал бы его убийцей.
— О чем я и говорю, — прокомментировал вождь. — Для белых людей мы — воздух.
— Что вы размахиваете своей лопаткой? — поинтересовалась миссис Миллер.
Вместо ответа я воткнул лопатку в землю и принялся копать там, где начиналось странное возвышение, курган, который тысячи автобусов сровняли с землей. Всем сразу стало ясно, что за работу взялся профессионал. А я сам вдруг понял, для чего так много лет, казалось бы, бесполезно перекапывал картофельные грядки — чтобы пережить этот момент. В Дафне Миллер я нашел — к сожалению, довольно поздно — своего Шлимана, своего Стаматакиса, копать для которых имело смысл. И теперь мое умение работать так быстро и точно, как никто другой, пригодилось. Не прошло и пяти минут, как перед нами оказался скелет. Блестящий череп, белые кости, руки скрещены на груди. На лысой голове этого мертвеца красовался венец из перьев, а на теле виднелись остатки кожаной одежды. Мокасины, в них — кости ступни. Индейцы и белый столпились вокруг могилы и смотрели вниз.
— Это мой головной убор! — воскликнул Рычащий Лев. — Это моя обувь! Как они оказались у этого парня?
— Это — вы.
— Тогда я должен быть мертв! — Он рассмеялся. Теперь смеялись и остальные воины навахо, так весело, от всей души, как и обещал мой учебник. Даже из раненого рта бледнолицего вырвался смешок.
Я продолжал копать с прежней скоростью, решительно, с полным пониманием ситуации, — и меньше чем через десять минут все они лежали перед нами. Все восемь индейцев, один возле другого, и трое белых. Души умерших склонились над своими скелетами и, возбужденно галдя, пытались отыскать себя. Это оказалось нетрудно, потому что у каждого была своя курительная трубка, еще не превратившаяся в прах, или томагавк со знакомым орнаментом, остатки брюк, особые перья. Белый мужчина узнал свои карманные часы в форме луковицы, они, давно уже покрытые землей, остановились в половине двенадцатого.
— Вот это да! — изумилась миссис Миллер. Она наклонилась, оказавшись наполовину в мертвом вожде, и тоже рассматривала кости, колчаны и ожерелья.
Наискосок через площадь к нам двигались две фигуры: капитан Бриггс в инвалидном кресле и крупный мужчина лет сорока с звездой на груди, кативший кресло. Шериф. Оба медленно приблизились к нам и остановились. Шериф смотрел на кучу костей, капитан Бриггс — себе под ноги.
— Что это? — спросил шериф.
— Одиннадцать человек, убитых капитаном Бриггсом, — ответил я. — Если вас интересует мое мнение — тянет на пожизненное.
— Это те самые парни. — Капитан Бриггс поднял голову и захихикал. — Я их убрал. Всех разом. — Сияя от гордости, он поглядел на шерифа.
— Самооборона?
— У них не было времени для обороны. — Капитан захихикал громче. — Бах, и все.
Шериф почесал в затылке.
— Все равно срок давности истек, — пробормотал он и снова схватился за ручки инвалидного кресла.
— У убийства не бывает срока давности, — возразила миссис Миллер.
Шериф одарил ее таким взглядом, за который и ему следовало бы дать пожизненное. Капитан Бриггс хихикал все веселее, так что я начал опасаться нового приступа. Шериф тоже заметил это и бегом покатил кресло к дверям бара «У Джейми». Он с маху ввез капитана Бриггса в бар. Капитан расхохотался — от радости или от боли? — и оба скрылись в помещении.
А индейцы пытались вытащить из земли свои вещи, но у них ничего не получалось. Зверобой тоже несколько раз хватался своей нематериальной ручищей за часы. Вождь первым понял, в чем дело, выпрямился и с достоинством пошел к деревянному дому, даже не взглянув на миссис Миллер и меня. Он исчез в стене. Остальные еще какое-то время возились в земле, но потом и они сдались. И быстро побежали за своим шефом. Их поглотила деревянная балка в стене дома. Площадь вокруг нас раскалилась от жары.
— Мне тоже надо выпить глоток, — сказала миссис Миллер.
Да и у меня в глотке пересохло. Мы пошли к бару. Перед дверью я еще раз оглянулся. Скелеты рядком лежали в пыли, одиннадцать черепов, глядевших пустыми глазницами в небо. Около головы вождя лежала лопатка.
Мы встали у конца стойки, подальше от шерифа и капитана Бриггса. Капитан Бриггс с пунцовым от кашля лицом едва дышал. Шериф кинул на нас злобный взгляд. Джейми, нынешняя Джейми, пододвинула нам две банки пива «Будвайзер». Мы выпили.
— А-а-х! — Джейми уже шла к нам с новым пивом.
— Мы должны перейти на «ты»! — Миссис Миллер подняла банку с пивом. — Меня зовут Дафна.
— Твое здоровье, Дафна.
— Будь здоров, Невер!
Мы выпили. Я поставил банку на стойку и сказал:
— Вообще-то меня зовут Хорст.
— Будь здоров, Хорст! — Она очень серьезно кивнула и сделала еще глоток. — На самом деле всех зовут не так, как мы думаем. Вот я, хоть и ношу имя Дафна, на самом деле — Биби.
— Биби?!
— Биби.
Я уставился на нее. Биби, неужели это возможно, неужели она — Биби господина Адамсона? Я быстро сопоставил даты — да, она старая дама, вполне могла родиться в 1934 году. Потом я сравнил черты ее лица с черепом господина Адамсона. Ну, она не была его точной копией. Но и мы с тобой, Анни, не похожи как две капли воды, а ты все равно моя внучка. Да и три пряди волос на голове миссис Миллер очень напоминали мне три торчащих волоска у господина Адамсона. И глаза! У нее — базедовые, у него — выпученные.
— Да, Биби, — продолжила она. — Первым меня так назвал сапожник Киммих. Как же я его любила. Хотелось бы знать, что с ним случилось.
— Теперь его зовут Брждырк, — сказал я, — или Оржхымск.
— Ты его знаешь?
— Да, то есть я хотел сказать — нет.
— Я играла с ним в прятки, — рассказывала Дафна, оказавшаяся Биби. — Я пряталась за обувью, а он за верстаком. У него были такие веселые глаза, и он всегда носил вязаную кофту. Серую. Он очень любил играть в прятки, господин Киммих. Прямо светился от счастья. А однажды не захотел вставать, хотя я давно нашла его. Продолжал лежать. Просто продолжал лежать.
— Он умер, — сказал я.
— Умер?
— И это был не сапожник Киммих, а господин Адамсон.
— Господин Адамсон?
— Твой дедушка! — завопил я. — Ты что, не знаешь, что твой дедушка — господин Адамсон?
Биби зыркнула на меня:
