— Он умер, — сказал я.
— Умер?
— И это был не сапожник Киммих, а господин Адамсон.
— Господин Адамсон?
— Твой дедушка! — завопил я. — Ты что, не знаешь, что твой дедушка — господин Адамсон?
Биби зыркнула на меня:
— Ха! Ты мне будешь рассказывать про моего дедушку. Да если я тебе скажу, кто был мой дед, ты просто обалдеешь. — И она открыла банку пива, так резко, что пиво брызнуло ей в нос, и залпом выпила. Когда Биби отняла банку ото рта и поставила ее рядом с первой, в ее глазах светилось торжество. — Но, — она приложила остренький указательный палец к моему носу и рассмеялась, — я тебе этого не скажу.
— Генрих Шлиман, — бросил я.
— Ты нашел меня в Гугле, да? — прошипела Биби с неожиданно злобным выражением лица, схватила меня за воротник куртки и приподняла так высоко, что мои ноги повисли в воздухе. — Шлиман, Шлиман, Шлиман! — Она размахивала мной, как флагом. — Генрих, Агамемнон, вся родня. Троя, Микены, на мелочи они не разменивались. Мой отец искал даже Атлантиду! — Теперь она держала меня за горло. Ноги у меня болтались как у марионетки в смертельной схватке. — Как ты думаешь, почему я вышла за мистера Миллера? В семнадцать лет? Я хотела никогда больше не слышать фамилию Шлиман. И ничего не хотела раскапывать.
Биби поставила меня на пол.
Я едва мог говорить.
— Я ищу тебя уже шестьдесят пять лет, — прохрипел я. — И у меня для тебя подарок. От господина Адамсона. Чемодан. Клад. — Я с трудом говорил, из глаз текли слезы.
— Клад. От господина Адамсона.
— Это было давно. Тебе было четыре, когда он умер.
— Адамсон. — Биби успокоилась и выпила пиво маленькими, бесшумными глотками. Однако и эта банка тут же опустела. — Ничего не помню.
Внезапно меня охватила печаль. Вот эта Биби была всем для господина Адамсона. А она его даже не помнит! Я справился со своим приступом печали, выпив пива с той скоростью, которая, очевидно, была принята за этой стойкой.
— Ты играла в прятки с господином Адамсоном, — сказал я. — Не помнишь? С седым стариком, с вот такой верхней губой, — я выдвинул верхнюю губу, — и лысиной, на которой росли три волоска, как у тебя сейчас три прядки. И у тебя его глаза. Вполне возможно, что это было в мастерской господина Киммиха.
Биби пожала плечами:
— Адамсон? Не помню.
— Может, Кнут? — предложил я.
Ее лицо засияло.
— Дядя Кнут! — прошептала она. — Точно. Дядя Кнут. Его я помню. Ему разрешалось приходить, только когда папы не было дома. Но папы ведь никогда не было дома. — Она уставилась в потолок пивной с таким выражением, с каким обычно мечтательно глядят на небо. И хотя на нем не было звезд, а только паутина да летучие мыши, лицо ее выражало полный восторг. — Он рассказывал мне истории. Удивительные приключения. Когда-то он нашел клад. Точно, я помню историю про клад. Он ее часто рассказывал, то так, то эдак.
— Ну вот, — сказал я.
Она вздохнула:
— Наверно, это был просто старик, живший по соседству. Одинокий. Он рассказывал маленьким детям замечательные истории.
— Ты хочешь сказать — выдумщик?
— Фантазер. — Она рассмеялась. — Да, дядя Кнут. Я ходила с ним к сапожнику Киммиху. Господи, как же я его любила.
— Сапожника Киммиха?
— Дядю Кнута, болван. Как любят только дети.
Я почувствовал, что тепло заполняет мое сердце и прогоняет ощущение горя, которое меня мучило.
— А он любил тебя, как любят только дедушки.
Понятно, что после этого я рассказал Биби всю историю с самого начала и до того момента, когда я нашел ее. То есть до «Медведя». Ах, Анни. Если бы я был Шехерезадой! Ей было дозволено говорить о своей жизни тысячу и одну ночь, и это спасло ее. Если бы у меня было столько же времени, я бы сейчас повторил тебе всю историю, которую ты только что выслушала, еще раз, ведь я рассказывал ее, слово в слово, для Биби. Так сделал бы любой сказочник на главной площади Марракеша или Багдада. Но это — не восточная сказка, а значит, она меня не спасет. Во всяком случае, я не пропустил ни одной мелочи, потому что Биби должна была понять цель всего этого, а целью был сад виллы господина Кремера. Чемодан с кладом. Место, где я сейчас сижу и пытаюсь наговорить полную кассету на твоем диктофоне. Два миллиона гигабайт, или как это называется? Вот только у меня больше не осталось тысячи и одной ночи. Может, всего-то тысяча секунд и одна в качестве премии. Солнце уже совсем низко над горизонтом. Кто знает, а вдруг ты скоро придешь. Раньше, чем… И что тогда?
Итак, я рассказал Биби, как познакомился с господином Адамсоном — здесь, в саду на скамейке, на которой я сейчас сижу. Как я догадался, что он — покойник. Как я — отчасти намеренно, частично по роковой ошибке — попал в мир мертвых и как выбрался оттуда. И о том, что господин Адамсон рассказал мне, как он и София провели в Микенах четыре счастливых, полных любви дня и ночи. Да-да, именно так. И что Агамемнон, ее отец, был плодом этой любви. Запретным плодом и, вероятно, тайным. Как господин Адамсон с моей помощью — он, мертвец без плоти и сил, не мог обойтись без меня — искал ее. Как нам удалось в последний момент спасти клад. Что этот клад — чемодан с неизвестным мне содержимым — спрятан в сарае виллы господина Кремера и есть надежда, что он все еще там, хотя прошло уже больше полувека. Мы разговаривали в 2011 году, а тогда был 1946-й. Но вилла еще стоит, точно такая же, как и раньше, и даже самшитовая изгородь ровно подстрижена, насколько я успел заметить во время нашего визита к Белой Даме два дня тому назад. Всего два дня назад! Ну вот. И если я передам ей, Биби, подарок господина Адамсона, то цель моей жизни можно считать достигнутой. Остальное будет подарком. И еще я добавил, что верю каждому слову господина Адамсона. Раз он сказал, что там клад, значит, там клад. Я утаил, что видел господина Адамсона, а он видел ее.
— Дружище! — воскликнула Биби. — Если мы сейчас же отправимся, то успеем на утренний самолет.
Она подошла к Джейми, которая заснула на своем табурете, положив голову на стойку, потрясла ее и показала на пустые пивные банки. Во время моего рассказа она построила из них высокую пирамиду. Пили мы исключительно «Будвайзер», но в пирамиде странным образом оказалась одна банка из-под пива другого сорта. «Шлитц». Словно сбой в генетической программе. Господи, неужели мы все это выпили?
— Запиши на мой счет, — распорядилась Биби, — мы спешим.
Джейми кивнула еще в полудреме, глядя на нее бессмысленным взглядом. Капитан и шериф тоже по-прежнему торчали в баре. Шериф сидел на полу, вытянув ноги и привалившись спиной к стене, он спал. Дыхание с хрипом вырывалось из его полуоткрытого рта, нижняя губа отвисла. Капитан Бриггс, наклонившись вперед, сидел в инвалидном кресле. Глаза открыты, он не шевелился. Может, умер.
Биби и пьяная вела машину, как профессиональный шофер-дальнобойщик. Улицы опустели, только фиолетовая дымка указывала на скорое наступление утра. Мы ехали назад той же дорогой, только намного быстрее, так как Биби не обращала внимания на ограничения скорости. Разрешалось максимум сорок миль в час, но с этим она не могла смириться. Я, не пристегнувшись, сидел рядом с ней — в пикапе, правда, были ремни безопасности, но они не входили в замок — и держался за кость динозавра, она, раскачиваясь во все стороны, служила мне опорой. В дороге мы наблюдали — словно зеркальное отражение нашего пути сюда — восход солнца, как оно вышло из-за горизонта, появилось на небе и следовало за нами, вначале красное, потом желтое, затем все белее. Когда мы приехали в аэропорт Феникса, солнце пылало так ярко, что я не решился бы поглядеть вверх даже в солнечных очках. Но у меня не было солнечных очков.
Билеты у нас были — Биби выторговала у кружка любителей виски и обратные билеты, — и в самолете еще оставалось два свободных места. Здесь, на регистрации в Фениксе, обаяние Биби действовало не так безотказно, как в Европе. Ее уговоры, ввиду нашего преклонного возраста и верности компании, а также вообще в знак солидарности всех со всеми, зарегистрировать наши билеты как билеты первого класса не произвели никакого впечатления на даму у окошка. Та даже не ответила, просто с каменным лицом придвинула ей посадочные талоны.
— Have a good flight,[14] — сказала мне Биби так громко, что дама не могла не услышать ее.
Все равно мы оба изнемогали от усталости и заснули еще до взлета. Мы заснули бы даже в эконом-классе. Я проспал почти весь полет, но, помню, видел какой-то фильм, каких-то ныряльщиков, которые искали затонувший в море город. Биби рядом со мной страдальчески стонала, но, широко раскрыв глаза, смотрела вперед на экран. Я еще немного поспал, а потом мы зашли на посадку, на полчаса раньше, чем значилось в расписании.
«Ситроен» ждал нас на стоянке аэропорта так же преданно, как в Америке «тойота». Когда я вставил парковочный талон в автомат и он потребовал от меня — хоть это и было в Швейцарии — двадцать два евро, Биби воскликнула:
