Ознакомительная версия.
– Оно было хорошим, – сказал я. – Во всяком случае, нам с тобой есть, что вспомнить.
И мы выпили, Шурик до дна, а я как всегда.
Потом мы стали пить за нашу жизнь в целом, и не только за наше прошлое, но и за настоящее, и даже за будущее, несмотря на то, что обычно за будущее не пьют. Я за свое будущее с удовольствием обмакнул язык, хотя не был совершенно уверен в том, что оно у меня есть. Таким образом, я вымакал языком свою рюмку до самого дна, остальное выпил "неизлечимо больной" Шурик. Ушел он от меня хорошо навеселе и довольно поздно, пообещав, что обязательно покажется андрологу, как я ему советовал. А на посошок мы поклялись друг другу, что отныне будем встречаться часто. Наши бы слова, да богу в уши…
Я закрыл за Шуриком дверь и вернулся на кухню. Закурил.
Почему Шурик со своим "несчастьем" пришел именно ко мне? Почему не к врачу? Почему с женой не поговорил на эту тему?
Нет, не случайно он зашел, проходя мимо моего дома. Он пришел ко мне, чтобы посоветоваться. Почему? Потому, что всегда считал меня умным, умнее себя. Опытнее и умнее. Может, потому, что я не оставался на второй год в четвертом классе, как он. Или потому, что я не заваливал вступительный экзамен в институт после десятилетки, как завалил математику он, а просто взял и решил никуда не поступать. Шурик всегда относился ко мне как к старшему, хотя моложе меня был всего лишь на три месяца.
Значит, для Шурика я тот человек, с которым можно посоветоваться и рассказать о сокровенном?
Значит, я нужен?
Я посмотрел на остатки нашего пиршества. Пустая литровая бутылка, крошки и мусор на столе, подсохшие ломтики колбасы и сыра, банка из-под зеленого горошка, доверху заполненная окурками, пепел по всей столешнице. Вот свинота! Будто пепельницы нет…
Я не успел убрать со стола, когда пришел Егор убедиться, что со мной все в порядке. Мне показалось, что он был чем-то расстроен.
– Ничего себе, дядь Жень, – сказал Егор, увидев на кухонном столе пустую бутылку из-под водки, – ты бухать что ли начал?
– Друг приходил. Мы с ним немного выпили, – я словно оправдывался перед Егором. – Это он выпил все. Я только немного помог. Граммов пятьдесят принял.
– Все равно. Иди-ка ты в постель, отдохни. Я тут сам приберусь.
Я не стал возражать. Действительно, что-то я устал сегодня. От того, что считай, весь день просидел на табуретке? От шумного Шурика
Ивченко? От наших с ним воспоминаний? Мне и здоровому-то подобные застолья были давно уже в тягость, не любил я подолгу сидеть за столом, а в моем теперешнем состоянии… Стоп! Мне помирать через сорок восемь дней, а я сижу на жесткой табуретке, пью водку на кухне
(не важно, что всего пятьдесят грамм выпил, пью ведь!) и треплюсь почем зря. Может, я действительно выздоравливаю? Вот и Шурик не нашел меня умирающим…
Зайдя в спальню и включив свет, я чуть не ослеп от белизны крупных цветов, распустившихся на дереве Серафимы и от их дивной красоты.
Всего цветков было пять – по одному на конце каждой ветки и один, самый большой – на вершинке. Странно, но дерево Серафимы почему-то сразу перестало ассоциироваться с корягой, перестало казаться несуразным, наоборот, оно приобрело завершенность и чудесную гармонию и стало живым. Живое дерево! Черный цвет ствола только подчеркивал снежную белизну раскрывшихся бутонов. Зеленые листья на ветках были бы лишними в этой черно-белой композиции. Живое дерево
Серафимы… дерево живой Серафимы. Дерево всегда живой Серафимы.
Я подошел к горшку и внимательно рассмотрел распустившиеся цветы.
Они были прекрасны, ими хотелось любоваться, их хотелось целовать. Я подумал: что может быть красивее лепестка распустившейся розы?
Только лепесток цветка, распустившегося на дереве Серафимы. Я легонько прикоснулся губами к цветку, к тому, который рос на вершинке. Цветок показался мне упругим и, одновременно мягким.
Словно я поцеловал губы Серафимы. Один лепесточек оторвался и остался на моей губе. Я взял и съел его. Трава и трава.
– Егор! – позвал я. – Глянь, какая красота!
Егор пришел, и мы вместе с ним полюбовались цветущим деревом
Серафимы.
– Да, – грустно сказал Егор, – красиво…
– Егор…
– Что?
– Ты забудь, Егорка, что я тебе позавчера утром говорил на кухне,
– начал я.
– Ты о чем это, дядь Жень?
– О затянувшемся отпуске.
– А-а-а…
– Жизнь прекрасна и удивительна, Егор. Надо просто вовремя менять свое отношение к ней, к чему-то стремиться и что-то пробовать.
Что-то новое. И всегда чего-то хотеть.
– Хотеть жить? – уточнил Егор.
– Да. Хотеть жить.
– А ведь ты хочешь жить, дядя Женя, – заподозрил правду Егор.
Я не ответил, хотя мне хотелось сказать да. Если бы Егор спросил меня еще пару дней назад, хочу ли я жить, я бы, скорей всего ответил отрицательно. Да не скорей всего, а вполне конкретно, сказал бы – нет, не хочу. Но сегодня все изменилось.
Вместо ответа я спросил:
– Ты сегодня какой-то не такой, как всегда. Что-то случилось?
– Да…, в принципе…
Я не стал торопить его, подождал, пока он сам решится.
– В принципе, ничего страшного не произошло. С Наташкой мы расстались. Только-то и делов.
– А что так? – не без удивления спросил я. – Разлюбили друг друга?
Егор хмыкнул.
– Ставлю свой вопрос иначе, – сказал я. – Ты ее любишь?
Егор отрицательно и излишне резко мотнул головой.
– Ну, сейчас-то понятно, – сказал я. – Сейчас, когда ты расстался со своей девушкой, ты весь свет видишь в черных тонах. А раньше? Ты любил свою Наташку? Если любил, то…
– Да нет, дядь Жень, – перебил он меня. – Если честно – нет, не любил. Мерещилось что-то. Маме моей Наташка нравилась. А я… Теперь трезво об этом подумал, и понял, что любви между нами никакой не было. Просто привыкли друг к другу. Она, Наташка, такая доступная и безотказная. Было бы где. Наши отношения были чисто физиологическими. Бывало, не встречались подолгу, так мне просто трахаться с ней хотелось. И все.
– Так чего ж ты тогда такой квелый? Другую что ли не найдешь?
– Да обидно просто. Появился крутой паренек, то ли бизнесмен, то ли прибандиченный какой-то, бабла навалом. Вот и решила Наталья, что с ним ей будет удобней. И квартира у него есть, не надо угол для этого дела искать. А у меня?.. Студент Медицинской Академии! Через два года закончу ее и буду бешеную зарплату получать. Ты же знаешь, дядя Женя, какие большие у врачей оклады. Пока чего-нибудь в жизни достигнешь, ноги протянуть можно запросто. Тут уж не до того, чтобы семью содержать. Наташка это прекрасно понимала. Подвернулся удобный вариант, вот и дала мне отставку.
– Ну и не переживай, – успокаивающе сказал я. – Если к тебе настоящая любовь придет, твоей любимой будет неважно, кто ты и что ты и сколько ты получаешь и есть ли у тебя квартира. Любовь, она…, знаешь…
Я задумался. Попробуй, сформулируй, что такое любовь.
– Да ладно, дядь Жень, не бери в голову, – вместо меня стал меня же успокаивать Егор, – я и не думал расстраиваться. Я же не собирался на Наташке жениться. Я знал, что рано или поздно мы расстанемся. Она ведь актрисой знаменитой стать хотела. У нее в планах было после окончания нашего театрального в Москву ехать.
– Вот как? Приглашение было?
– Да какие приглашения? Кто ее там, выпускницу театрального училища из провинции в Москве ждет? Наверное, рассчитывала какого-нибудь Михалкова очаровать. Или Табакова…
– А очаровала здесь прибандиченного бизнесмена с квартирой? – усмехнулся я.
– Ага, – усмехнулся мне в ответ Егор.
– И это к лучшему. – Я поправился: – То, что вы расстались, может, это и к лучшему. Когда нет любви, Егор, ничего хорошего не получается. Можешь мне поверить на слово, я в этих вопросах дока. А ты не падай духом. Настоящая любовь придет к тебе обязательно, она ко всем приходит. Самое главное и самое трудное – суметь ее не потерять.
Дерево Серафимы цвело и благоухало. Нет, аромат был не сильный, он ощущался только когда я входил в спальню. Полежав немного на кровати, я переставал замечать его, но я начинал чувствовать кое-что другое, какую-то энергию, идущую от дерева. Эта энергия входила в меня и растворялась там внутри, пополняя мои утраченные силы. Одно из двух – либо я это придумал, либо дерево Серафимы – действительно дерево Жизни, и оно меня лечит. Так или иначе, но самочувствие мое значительно улучшилось.
Возможно, я ошибался в источнике энергии, может, он был не в дереве, а во мне, в моем неожиданно проснувшемся желании жить?
Мне захотелось одеться и пойти погулять. Буквально два дня назад подобного желания у меня не возникало. Я встал, оделся (на всякий случай потеплей – в зимние ботинки и кожаную куртку с подкладкой) и вышел из квартиры. Лифта в моем доме не было, я самостоятельно спустился с третьего этажа, без остановок преодолев четыре с половиной лестничных марша, и присел на лавочку отдышаться.
Ознакомительная версия.
