Эта неукротимая и неисцелимая тяга. Это психическое расстройство. Неужели оно никогда не закончится? Через какое-то время я просто-напросто перестал понимать, по чему, собственно говоря, так отчаянно тоскую. По ее грудям? По ее душе? По ее молодости? По ее бесхитростности, граничащей с простотой? Но, может быть, все на самом деле гораздо хуже: может быть, сейчас, когда я стою уже на пороге смерти, мне втайне хочется так навсегда и остаться существом заведомо смехотворным.
Время идет. Время идет. У меня новые постельные подружки. Новые постельные подружки из числа студенток. Да и бывшие постельные подружки то и дело выныривают на поверхность с двадцатилетней, а то и с тридцатилетней глубины. Кое-кто из них уже успел несколько раз выйти замуж и развестись; другие, напротив, столь увлеченно занимались в молодые годы своей карьерой, что так и не успели ни за кого выскочить. Эти, одинокие, вечно жалуются мне на своих поклонников. Мимолетные свидания, на их взгляд, противны, серьезные отношения невозможны, секс — пустое, хоть и азартное времяпрепровождение. Мужчины самовлюбленны, лишены чувства юмора, обязательно повернуты на каком-нибудь пунктике, а то и маниакально одержимы, они назойливы и грубы… Они бывают мужественными красавцами, но тогда изменяют тебе налево и направо; они бывают размазнями и рохлями; они бывают импотентами; наконец, они бывают и просто идиотами. У дамочек двадцати с чем-то лет подобных проблем, разумеется, не возникает: они поддерживают контакты, завязавшиеся еще в студенческие годы, а университет, что ни говори, великий мастер смешивать самые сложные биологические коктейли; но у деловых женщин постарше — у тех, кому, как говорится, за тридцать, — личная жизнь складывается столь непросто, что они, как я выяснил, обращаются к профессиональным свахам или в брачные агентства, чтобы им подобрали подходящего партнера. А войдя в определенный возраст, они вообще перестают воспринимать новых для себя людей. Как призналась мне одна из этих разочарованных особ: «Да и откуда им взяться, новым людям? Они только с виду новые. А на самом деле всё те же старые, только надели маску. В них нет и не может быть никакой новизны. Они люди, а люди, они и есть люди!»
Брачные агентства бывают подороже и подешевле, хотя во всех случаях речь идет о годичном абонементе с гарантированным числом новых встреч. Порой такой абонемент стоит всего пару сотен долларов, порой — пару тысяч, а расценки одной из контор, обещающих знакомство с «качественными людьми», как поведала мне одна приятельница, доходят до двадцати пяти тысяч за двухгодичный абонемент, а со всеми возможными скидками — до двадцати одной. Поначалу мне показалось, будто я ослышался, но нет, моя давняя знакомая уплатила профессиональным свахам именно двадцать одну тысячу долларов. Что ж, дамочкам, идущим на такие расходы, чтобы найти себе мужа и отца будущих детей, и впрямь приходится тяжко; стоит ли удивляться тому, что они на ночь глядя заво рачивают на огонек к бывшему преподавателю, а иногда, особо остро страая от одиночества, остаются у него на ночь. Буквально на днях одна такая плакалась здесь мне в жилетку: прямо на первом свидании, в разгар ужина, от нее дал деру мужик, которого она описала мне как «этакого вечного отпускника, супер-пупер искателя приключений, охотника на львов и специалиста по серфингу, переходящему в дайвинг».
— Знаете, Дэвид, как это невыносимо, — пожаловалась она. — Это ведь даже не свидания наугад, это предварительный отбор, кастинг к свиданиям наугад. Я стоически терплю знакомства, предоставляемые и гарантируемые мне службой, но даже это не срабатывает!
Елена, Елена Грабовски, добрая душа, преждевременно поседела, не исключено, как раз после таких свиданий. Я сказал ей в утешение:
— Должно быть, это очень истощает нервную систему: свидание с незнакомцем, молчание за столиком, даже кое-как завязавшаяся беседа…
— А как вам кажется, достоин ли подобного отношения человек, добившийся в жизни столь многого, как я? — задала она мне риторический вопрос.
Елена, знаете ли, офтальмолог, и далеко не последний, а начинала она едва ли не с самой нижней ступеньки социальной лестницы.
— Жизнь приносит сплошные разочарования, — призналась она мне. — И в конце концов поневоле наращиваешь какой-то защитный панцирь, поневоле решаешь: а пошло оно все к черту! Стыдно говорить об этом, но у тебя просто-напросто кончается завод. Кое-кто из этих мужчин оказывается куда привлекательнее среднестатистического американца. Хорошо образован. Как правило, прекрасно зарабатывает. А мне, между прочим, такие никогда не нравились. И почему мне с ними всегда бывает так скучно? Может быть, потому, что я сама скучный человек. Такие мужчины сажают тебя в первоклассную тачку. Чаще всего в БМВ. Ставят в салоне классическую музыку. Везут тебя в маленькие прелестные ресторанчики. И каждый раз, сидя там. я почти все время думаю: «Господи, ну когда же наконец я окажусь дома?» Но ведь мне хочется завести детей, семью, хочется обзавестись собственным домом… И, хотя у меня хватает физических и душевных сил проводить по шесть, семь, а то и восемь часов в день в операционной, причем, как вы понимаете, все это время на ногах, на такое унижение, как эти знакомства, я больше не способна. И какое мне дело до того, что кое-кому из этих мужчин я и впрямь могу понравиться?
— Ну а почему бы тебе им не понравиться? Ты специалист по сетчатке. Хирург-офтальмолог. Ты спасаешь людей от слепоты.
— Да, я понимаю. Мне хочется сказать, что эти знакомства претят мне в принципе. Не для такого я создана.
— Да и никто не создан для такого, — подхватываю я, но мои слова, судя по всему, не приносят ей облегчения.
— Я ведь старалась, — говорит Елена, и я вижу, что она вот-вот расплачется. — Я побывала на девятнадцати свиданиях! Скажите мне, Дэвид, разве этого не достаточно?
— О господи! Разумеется, более чем достаточно.
Этой ночью ей, бедняжке, было совсем худо. Елена осталась до рассвета, а утром, конечно же, помчалась прямо к себе в больницу. Мы практически не смыкали глаз, потому что я всю ночь читал ей лекцию, убеждал навсегда отказаться от мысли, что она непременно должна выйти замуж, и потому что она слушала меня как внимательная, прилежная и ведущая образцовые конспекты студентка, какой была, когда мы впервые повстречались в моем кабинете. Но не знаю, помог я ей или нет. Елена — интеллектуальная и достаточно цивилизованная особа, однако принципиальный отказ от материнства для нее нечто заведомо исключенное. Конечно, подобный отказ вступает в противоречие с инстинктом размножения, на этом-то таких, как она, и подлавливают. Потому что, если ты не отказываешься от самой идеи материнства, тебе приходится делать общеизвестные и общепринятые шаги. Слишком элементарная логика для столь сложно организованного существа, но именно так она навоображала себе взрослую жизнь давным-давно, задолго до того, как ее взрослая жизнь началась на самом деле и подлинным ее содержанием, единственной в жизни страстью стала для нее сетчатка человеческого глаза.
Что же я ей на самом деле сказал?.. А почему вы спрашиваете? Вам что, тоже хочется послушать лекцию на тему о том, что супружеские или квазисупружеские отношения — это чистой воды ребячество? Потому что они, разумеется, и есть ребячество. И в наши дни, когда дети чуть ли не официально признаны смыслом жизни, семейные отношения стали большим ребячеством, чем когда-либо прежде. И сама по себе малодетность нынешних семей все только усугубляет. Потому что на смену детям приходят ребячливые взрослые, вечные дети. Супружеская и квазисупружеская жизнь усиливает дух инфантилизма во всех, кто так или иначе в нее вовлечен. Почему эти горемычные парочки почитают необходимым спать из ночи в ночь в общей постели? Во имя чего они должны непременно перезваниваться по пять раз на дню? Ради чего они неразлучны? В этой напускной и вынужденной неразрывности нельзя не усмотреть очевидного инфантилизма. Это неестественная неразрывность. Это противоестественная неразрывность. В одном из журналов я недавно прочитал о некой знаменитой чете, супругах, подвизающихся в сфере массмедиа, которые прожили вместе, якобы душа в душу, уже тридцать четыре года и похваляются тем, как замечательно ладят. Счастливый муж с гордостью объявил репортеру: «У нас с женой есть присловье: чем чаще тебе в разговорах с твоей половиной удается прикусывать язычок, тем удачнее оказывается ваш брак». Такие люди вызывают у меня горькое недоумение. За что они себя так наказывают? Тридцать четыре года! Поневоле снимаешь шляпу перед подобным проявлением обоюдного мазохизма.
У меня есть друг в Остине, преуспевающий писатель. Женился он совсем молодым в середине пятидесятых, а уже в начале семидесятых развелся. Он был женат на замечательной женщине и прижил с нею трех замечательных детей — и вдруг ему захотелось на волю. Однако он сумел избежать истерик и вообще каких бы то ни было глупостей. Для него это был вопрос прав человека. Свобода или смерть! Однако, уже разведясь и начав жить в одиночестве, обретя желанную свободу, он испытал глубочайшее отчаяние. И вскоре снова женился, женился на женщине, с которой не планировал заводить общих детей, хотя бы потому, что у нее уже был собственный ребенок. Причем взрослый ребенок, студент колледжа. Итак, он решил для разнообразия испробовать, какова супружеская жизнь без детей. Конечно, с супружеским сексом они всего через пару лет завязали, но мой друг-писатель был чрезвычайно усердным и удачливым ходоком на сторону в первом браке и к тому же сфокусировался на проблемах пола в своем творчестве. Поэтому, избавившись от брачных уз, он вполне мог пуститься во все тяжкие, о чем, кстати, только и мечтал и ради чего, собственно, расстался с первой женою. Однако, обретя свободу, он, как вы помните, впал в отчаяние и убедил себя в том, что его отчаяние неизбывно. Обретя полную свободу, он перестал понимать, на каком свете находится. И не смог придумать ничего лучшего, как вернуться к жизни в заведомо невыносимых для него условиях брака, только на сей раз в несколько облегченном варианте: никаких тебе детей, никаких родительских забот и тревог и тому подобного. Запретный плод сладок? Я бы не пренебрег и этим соображением. Брак сам по себе — великолепный стимулятор внебрачного секса. Но мой друг стремился к чему-то более основательному и безопасному, чем постоянная супружеская неверность, чреватая необходимостью ежедневно громоздить горы самой затейливой лжи. Не ради этого он женился повторно, хотя — что правда, то правда, — едва заключив второй брак, тут же предался забытым было и оттого вдвойне пьянящим усладам на стороне. Отчасти проблема заключается в том, что у мужской эмансипации нет и никогда не было ни своего общественного трибуна, ни собственной, если угодно, общественной трибуны. Мужская эмансипация лишена общественного статуса, потому что людям не хочется, чтобы она обрела общественный статус. Жизненные обстоятельства, в которых мой друг пребывал, будучи женатым человеком, казались ему — в разумных пределах — более чем удобными, однако в них начисто отсутствовало какое бы то ни было достоинство. Ему хотелось развестись, но он тянул с этим, тянул, тянул… И успокаивал себя, успокаивал, успокаивал… И каждый день только и думал о том, как бы раз и навсегда сделать ноги… Нет, в подобном поведении отсутствует малейшее мужское достоинство. Или, сказал я Елене, малейшее женское достоинство.
