– Я не воровала, – повторила она тихо.
Горло было стеснено подступающими рыданиями, она сдерживалась из последних сил.
– Это ты в милиции следователю будешь рассказывать. Вот достанут газету, снимут отпечатки пальцев, а они там есть, я – свидетель. И все. Вполне достаточно, чтобы отправиться в колонию. И родителям твоим будет хороший урок. Я их давно предупреждала, чтобы занялись вплотную воспитанием дочери. Они все улыбались. Доулыбались! Смеется тот, кто смеется последним! – эти слова соседка произнесла с особым нажимом, подняв голову, словно обращаясь непосредственно к Вариным папе и маме.
Варе стало по-настоящему страшно. Она впервые в жизни подумала, что хотела бы умереть. Вот прямо сейчас – упасть на нечистый пол у входной двери подъезда и перестать дышать и чувствовать. Навсегда. Мысль о смерти даже как-то утешила ее. Смерть показалась надежным выходом. Ни в какую тюрьму она не пойдет, ни в какую исправительную колонию. Если что – можно же умереть. Вырваться сейчас, побежать наверх, до одиннадцатого этажа, там распахнуть окно, прыгнуть на подоконник – и вниз! Сан Васильна, конечно, быстро бегает. Но это если на один этаж. А на дальнюю дистанцию у нее дыхалки не хватит. Поэтому ее легко будет обогнать. И тем самым победить!
Варя немного собралась с силами. Слезы перестали клокотать в горле. Стоять тут не имело никакого смысла. Ей хотелось домой. Но отпустит ли ее Сан Васильна? Девочка сделала шаг в сторону лестницы. И тут же в плечо вцепилась соседка.
– Нет! Стой! Ты так просто не уйдешь!
– А что же мне делать? – прошептала подозреваемая в краже Варя.
Ей опять стало невыносимо страшно. Она даже не знала почему. Что-то было такое в старушке, что заставляло девочку испытывать животный страх. И страх этот ее парализовывал. Потом, изредка вспоминая тот эпизод, уже взрослая Варя спрашивала себя, почему она не вырвалась, не побежала домой, к родителям, не рассказала им все сразу. Какой-то ступор, паралич. Так некоторые хищники парализуют своих жертв. Взглядом, злой волей, от них исходящей. И еще: опыта не было. Опыт сопротивления подавлению собственной воли надо было нажить. Без этого опыта в хищном мире не выжить никак.
– Что тебе делать? И ты еще спрашиваешь? – склонилась над ней вершительница правосудия. – Тебе, во-первых, надо пойти к тем людям, у которых ты пыталась почту украсть, и попросить прощения. Другого пути у тебя нет. Признаться во всем и показать, что ты раскаиваешься. А дальше уж, как они решат. Может, не стану я тогда милицию вызывать. На первый раз. Но глаз с тебя не спущу! Знай!
Варя опять захотела покинуть этот мир. Потом представила, что будет с мамой, с папой. Как они навсегда перестанут смеяться и даже просто улыбаться. Нет, ей пока нельзя было дезертировать. Но и прощения просить, если не чувствуешь себя виноватой, если и в мыслях не было ничего ни у кого красть, – это как? Невыносимо! Просто невыносимо! Варя еще боялась, что сейчас в подъезд кто-нибудь войдет, и тогда Сан Василь примется ее позорить снова, снова и снова.
– Хорошо, – решилась она, – я пойду и все объясню.
– Не ты пойдешь и все объяснишь, а я тебя отведу и прослежу за тобой, – уточнила бабка.
– Пойдемте, – проговорила Варя.
Они поднялись на пятый этаж. Почему-то пешком, хотя вполне можно было вызвать лифт и доехать на нем. Бабка даже не запыхалась. Она с силой нажала на кнопку звонка и долго не отпускала. Варе так запрещали делать. Говорили, что это невежливо и сразу характеризует звонящего как очень неделикатного человека.
– Бегу, бегу, – раздался голос из-за двери. – Что случилось? Кто там?
– Соседи! Откройте! – властно произнесла Сан Васильна.
Дверь распахнулась. На пороге стояла молодая женщина, босая, в шортах и маечке. Варе почему-то полегчало.
– Я ваша соседка снизу, – представилась Варина мучительница. – А вы кто?
– А я ваша соседка сверху, – улыбнулась в ответ жертва Вариных преступных действий. – Что-то случилось? Надеюсь, мы никого не заливаем?
– А вот это надо еще проверить, соседка сверху, – едко отозвалась Сан Василь, – заливаете или нет. Но что-то я вас раньше у нас тут не видела.
– Раньше не видели, а теперь будете видеть. Я теперь тут живу.
– Наташ, ты скоро? – раздался мужской голос из глубины квартиры. – Кто к нам пришел?
– Соседи, Сереж, – отозвалась Наташа. – Со мной знакомиться пришли, так я понимаю.
– А! Сейчас, подождите меня! – прокричал мужчина.
Вскоре он очутился на пороге.
– Вас-то я знаю, – утешила его Сан Васильна. – Вы тут давно живете.
– Вот и отлично, – обрадовался сосед. – А это моя жена Наташа. Что-то случилось у вас? Или деньги собираем?
– Случилось, – кивнула Сан Васильна, – из вашего почтового ящика пытались почту выкрасть. Я застала на месте преступления. Вот ее.
– Прям выкрасть? – посерьезнел мужчина. – Ух ты ж! А чего там у нас такого, чтобы красть?
– Я не крала. И не пыталась, – упрямо произнесла Варя. – Я хотела попробовать достать нашу почту, из нашего ящика. Но я до него не дотягиваюсь. Надо было идти за скамейкой. И чтобы зря не ходить, я просто проверила, смогу ли я вообще это сделать. Ничего не доставала у вас!
– Ты – Варвара, да? – спросил владелец злополучного почтового ящика.
– Да, – удивилась Варя.
– Я тебя узнал. Ты на отца своего похожа. Очень. А мы с ним соседи по гаражу. Гаражи у нас рядом. Смешно, Наташ, смотри, маленькая, а вылитый отец! Вот же чудеса!
– Я у вас ничего не крала из почтового ящика, – повторила Варя, сгорая от стыда.
Она была уверена, что теперь этот Сережа нажалуется родителям, и будет такой позор, что даже подумать страшно.
– Я тебе верю, – сказал сосед. – И абсолютно никакой проблемы тут не вижу. Я в детстве вообще газеты в ящиках поджигал. Был такой эпизод в моей биографии. И ничего. Вырос, исправился.
– Простите меня, пожалуйста, – попросила вдруг Варя, неожиданно для самой себя.
Она не выдержала и заплакала.
– Слушайте, а вы-то кто? – спросила вдруг молодая жена соседа Сережи у Сан Васильны. – Вы ее бабушка? Я чего-то не пойму.
– Я их соседка снизу, – ответила с отвращением бабка. – Мне от них житья нет. Я ее застала, как она к вам в ящик лезла. Милицию хотела вызывать. Но решила, пусть сначала у вас прощения попросит.
– А чего вы в нее вцепились, в ребенка чужого? – спросила Наташа.
Улыбка с лица Сан Васильны исчезла, глаза стали колючими. Весь ее облик выражал неприязнь.
Варя тут же почувствовала, что плечо ее освободилось от жесткой хватки.
– Напрасно вы так легкомысленно реагируете, – назидательно заговорила старушка как ни в чем не бывало. – Нельзя равнодушными быть. Сейчас она в почтовый ящик лезет, потом к вам в квартиру. Увидит, что с рук сошло, и распоясается. Я бы в милицию сообщила. В детскую комнату. Пусть зафиксируют.
– Ни фига себе! – поразилась Наташа. – Слышишь, Сереж, какие люди – и на свободе.
– Считайте, что обратились. В правоохранительные органы. Я как раз оттуда, – представился сосед.
Сан Васильна просияла.
– В штатском ходите, не разобрала я, – радостно пролепетала она. – Ну тогда смотрите сами. На ваше усмотрение.
– На мое усмотрение – иди, Варь, домой и ни о чем не беспокойся. И зря ты у меня прощения просила. Ни в чем ты не виновата, – сказал Сергей. – Забудь это все вообще. Пока!
– Пока, – ответила Варя, все еще не смея радоваться.
– А вам бы я посоветовал чужих детей оставить в покое, – услышала она слова соседа, обращенные к злой бабке.
Сан Васильна что-то забормотала в ответ, но Варя уже не услышала ни слова, стремительно сбегая по ступенькам. Дома никто и не заметил ее отсутствия. Она долго думала, говорить ли о том, что случилось. Потом решилась. Не хотелось, чтобы родители узнали об этом от нижней соседки. Она, с трудом заставив себя признаться в преступлении, поделилась с мамой тем, что произошло. Но та не придала рассказу дочки никакого значения. Мама, как и Сергей с Натальей, верхние соседи, не поняла даже, о чем тут можно говорить. Какая милиция? Какая исправительная колония?
– Александра Васильевна – человек пожилой. Мало ли что в ее возрасте в голову взбредет? Главное – не груби. Но и расстраиваться тут нечего.
Кстати, а сколько годков к тому времени прожила Сан Васильна? Потом уже, став взрослой, Варя подсчитала и поразилась: старушке-то едва пятьдесят исполнилось, когда случилось это происшествие с почтовыми ящиками. Зато до глубокой старости она так и оставалась точно такой, как тогда: халат, фартук, тапки, седой пучок, румяные дряблые щеки и запах. Пахло от нее чем-то кислым. Такой же запах стоял и в ее квартире, в которой царила буквально стерильная чистота. Чем же тогда пахло? Нет ответа на этот вопрос. Для себя Варя еще в детстве решила, что пахло там злобой Сан Васильны и ее ненавистью к окружающему миру.
Странно, что нейтральная реакция родителей на Варино признание не помогла ей избавиться от ощущения жгучего стыда и душевной боли. Она даже не радовалась, что верхние соседи за нее вступились и не позволили Сан Васильне вызвать милицию. Дело не в милиции. Дело в том, что Варя впервые в жизни презирала себя и не хотела жить.
