— Что вы делаете?
— Проверяю крепление генератора — а так хотелось с "улыбкой на устах" и вполне невинно ответить интересующемуся "товарищу":
— Магнитную мину ставлю, мудила ты грешный!
Попутный вопрос к зрителям: что удержало от этих слов? Извечный, "советский" страх за последствия от такой дерзости? Да вроде нет, особого страха не было. Мой язык всегда был ядовитым, но почему всё и всегда мне "сходило с рук" — об этом знать моему Ангелу-Хранителю. Мать всегда говорила:
— Тебя когда-нибудь посадят за язык! — кто, куда, и за какие провинности могли бы меня посадить — этого и мать не знала. Если тогда под вагоном фирменного поезда "Лев Толстой" Ангел был со мной, то, что мог бы сделать тот неприятный "соглядатай" в штатском? Выгнать с работы? К тому времени я столько переменил рабочих мест, что в трудовой книжке вкладыш был толще самой книжки. Чем меня проймёшь? И всё же: что меня удержало от дерзости? Возможно, что две мысли. Первая:
— "Что с него взять? Бедолага на побегушках. Свою работу делает — и только. Чего дразнить?"
Вторая:
— "Ну, ладно, мы внутри отечества своего можем ещё лет сто в сраных вагонах кататься, нам это как-то привычно. Но "Лёву" нужно показать во всей красе! Глядишь, финны и поверят, что и внутри мы на таких поездах разъезжаем!
Иногда появляется вопрос к Ангелу-Хранителю:
— Ну, почему ты меня тогда удержал от высказываний? Ты прекрасно знаешь, каким у меня бывает самочувствие, если я не скажу всё, что думаю!? Помнишь, сколько времени я тогда пребывал в болезненном состоянии от невысказанной мысли любопытному "товарищу"!?
Ах, как отправляли в рейс "Лёву ТОлстого"! А как бы столица, к примеру, отправляла поезд в Париж? Или в Рим? Поезд на Мурманск, где я выполнял электротехнический надзор, выталкивали в таком состоянии, что поездка на этом "экспрессе" походила на испытания профессиональной пригодности всех работников состава.
И ремни, эти ужасные ремни привода от колёсной пары на генератор!
Если натяжку сделать большей — непременно после Петрозаводска ремень лопнет, если "прослабить" — ремень будет проскальзывать по шкиву генератора и в вагоне будет темень…
И молился я, "раб божий", но просил не бога, а души предков "дать разумение без измерительных приборов определить степень натяжки ремня"! И души предков помогали за минуту выполнять часовую работу…
А бригадира ничего не трогало! Бригадир был "священной коровой" с обратным действием: это он всех "доил", но его — никто. Он был "вне критики и досягаемости".
Зимой поездка за Полярный круг превращалась в наказание. Почему пассажирские вагоны, кои пригодны в эксплуатации до окружающей температуры минус пять градусов по Цельсию, отправляли за Полярный круг, где было минус сорок — на такой понятный вопрос никто мне ответить не мог. Почему за Полярный круг — и в одних трусах? Вот и ответ на далёкую "финскую военную компанию" 39 года! "Броня крепка, и танки наши бы-ы-ы-стры"!
Благодарен судьбе: она дала мне увидеть бесплатно то, чего не увидишь и за деньги.
Глава 22.
Memor.
Счастливый я человек! Видел полярные сияния, и говорю о севере Норвегии не понаслышке. Чем может Норвегия в пейзажах отличаться от Мурманска? Мало чем: камни, камни, камни…И вечный снег!
Я был на пороге зоны, в кою пропускали только "доверенных товарищей". Готовили документы для спецпропуска для въезда в пограничную зону, что расположена севернее Мурманска. Знал, что с моей "родословной" такой пропуск я не получу и очень спокойно сказал себе:
— Ты — вечный "эндемик", тебя никто и никогда не выпустит далее пределов отечества! Приготовься закончить трудовую деятельность по обслуживанию "северного экспресса"!
Не выдержал! Слабак! Почему бы не посмотреть в глаза начальства, когда оно бы отказало в разрешении на въезд в пограничную зону? Причины побега были не профессиональные, своё дело знал и исполнял на совесть. Алкоголь в пути не употреблял, а это для ПЭМА — основной "козырь:
— Какой, к дьяволу, алкоголь, когда у тебя половина вагонов по электрооборудованию на капитальный ремонт ставить нужно! Ай, забыл, как сам аккумуляторы вагонные водопроводной водой заливал!? Губил их? Доползти бы туда и обратно — вот оно "настоящее счастье поездного электромеханика"! Да и то нужно сказать: если бы меня стали "копать" соответствующие органы, то, разумеется, никакого разрешения на въезд в пограничную зону я бы не получил: моё оккупационное, а затем и лагерное прошлое капитально делало меня "невыездным".
Плохо, или хорошо тогда со мной обошелся Ангел-Хранитель? Может оно было и к лучшему: тогда не был уверен, что не дам дёру из отечества своего, окажись хотя бы в той же Норвегии. А так хотелось! Моя космополитическая душа всю жизнь рассматривала "сонные картинки", в которых очень чётко, в деталях, я переходил государственную границу "страны советов". Граница в снах всегда была почему-то польская, и такое объясняю тем, что один год и три месяца пребывал в Польше в военное время, очень крепко и навсегда "приклеило" мою память к ней. Никакой другой границы, кроме польской, представить себе не мог и пересекал её всегда в одном месте. Улицу в неизвестном приграничном городке из сна помню в деталях вот уже сорок лет, но не уверен в том, что такой городок вообще существует в природе. Граница в городке моего сна делит улицу на две равные половины, из которых одна половина — советская, другая — польская. В своих снах я настолько отработал технику перехода советско-польской границы, что переходить её в другом месте было свыше моих сил. Переходить норвежскую границу, даже в мечтах и снах, я себе не позволял: непривычно и холодно там. К тому же мне казалось, что норвежцы могут и выдать перебежчика советским властям. Страшно было и за дочь: она училась в городе-"колыбели революции" и портить ей жизнь своими желаниями покинуть отечество я не имел права. Когда я почувствовал, что могу наделать глупостей с переходом норвежской границы, то решил оставить работу поездного электрика. Как я буду прощаться с работой на отечественном железнодорожном транспорте — я себе не представлял, но что это буде для меня облегчением — знал точно.
Глава 23.
"Муха цеце"
Не помню даты, когда у меня была последняя поездка на Мурманск, но хорошо помню, как за двадцать минут до отправления из Мурманска к вагону, где у меня было отдельное купе, подошёл бригадир и сказал:
— У тебя места много, возьми товарища майора к себе — я посмотрел по привычке на погоны офицера, что стоял в отдалении от нас, и увидел, что они чёрные. Если бы не значок с изображением танка на них, то я бы решил, что майор общевойсковой, или хуже того: стройбатовец. Ага, родной, свой, я сам в стройбате… служил. Тут и мысль родилась: "Странно! Обычно в Мурманске флотские служащие на поезд садятся, а тут — танкист! Может, заблудился? Или по каким-то своим делам офицер Мурманск навещал? Его дело, меня они не касаются ни с какого боку! Просят подвезти до столицы — пожалуйста!"
— О чём речь? Можно ещё двух человек взять — почему майору нужно было ехать таким способом — мало интересовало. Не люблю "дознавателей" в таких ситуациях и сам никогда не проявляю "интерес". Может, нет денег на билет, может, билетов не было, а возможно и так, что человек просто не успевал дойти до кассы и вернуться с билетом. У кого не было таких ситуаций? У меня были и много раз! Сколько было "пищевых" поездок в столицу? Всегда ли я платил государству полной мерой за проезд в принадлежащем ему железнодорожном транспорте? Нет и нет! Брать мне с майора "хабар"? Нет! С тебя проводники всегда брали, но ты этого делать не смей! Пусть на тебе умрёт наше гнусное правило "с голого рубашку снимать"!
Отправились. Как "хозяин" купе сказал майору:
— Занимайте верхнюю полку. Там теплее. К Москве вообще "холодрыга" в вагоне будет. Предупреждаю.
— Знаю. Пришлось поездить — и разговор завязался.
Обращаться к майору "товарищ" у меня язык не поворачивался, а называть "господином" было рано: о том, что в Природе существует дама с именем "Перестройка" — знали, но особой привычки к ней у граждан "страны советов" ещё не выработалось. Да и вообще "товарищей" максимально старался избегать даже во время службы в стройбате. Стройбат хорош тем, что там люди ценятся за руки и головы. Твой непосредственный командир будет обращаться к тебе, как к равному, если у тебя "голова не чугунная и руки не под х….. заточены" Моему ротному, например, было за сорок, а он всё ещё пребывал в капитанах, но хорошо знал автомобили. Он был "технарь от Бога". Мне было девятнадцать, я сносно знал электротехнику, и за мои знания ротный не называл меня "рядовой такой-то", а обращался на "ты".
Эх, сожаления! В нашем стройбате о чине майора отзывались так:
