— Мама! Ты понимаешь, что мне — мне будет неинтересно! Совсем неинтересно. Да и что я им расскажу про Москву такого? Про неё вон по телевизору каждый день рассказывают.
Ольга покачала головой:
— Нет! Что ни говори, а ты дикарь!
— Почему сразу дикарь? Я в Москве очень много общаюсь, а сюда приезжаю отдохнуть от общения.
— Дикарь-дикарь! — задорно поддразнила Марусю мать.
— Господи! У меня складывается такое впечатление, что ты меня хочешь из дома выпроводить!
— Я?! Да бог с тобой, как же можно! — испуганно начала оправдываться Ольга. — Но просто… я думала, тебе скучно дома сидеть.
— Нет, мне дома не скучно, мне дома замечательно. Мамочка, родная, я по вам так скучаю, я с вами за каникулы набыться не успеваю, а ты меня гонишь к каким-то Свиридовым.
Такая трактовка событий несколько успокоила и даже обрадовала Ольгу. Она только подумала (уже не в первый раз): «Что же это моя доченька такая нервная домой приехала», — и решила разговаривать с Марусей как можно осторожнее, чтобы случайно не задеть.
— Ну тогда со мной поговори, — сказала она. — Давай ещё чайку. Расскажи мне что-нибудь.
— Ну чего тебе рассказать?
Разливая чай, Ольга приветливо улыбалась, но сама была при этом внутренне напряжена и обдумывала, какой бы вопрос задать дочери, не вызывая раздражения. В итоге она спросила просто:
— Как ты там живёшь, доченька? Расскажи мне.
Снисходительно улыбаясь, Маруся захныкала:
— Ну вот как ты хочешь, мама, чтобы я отвечала на этот вопрос?! Хорошо живу, нормально, как все. Я не умею на такие вопросы отвечать.
— Мальчика у тебя не завелось?
— Ой, мама, ну вот всегда ты спросишь… Нет, не завелось! — крикнула Маруся на пристальный взгляд матери. — Ну?
— Правильно, доченька, — Ольга решила оставаться как можно более приветливой и не реагировать на грубость Маруси, — правильно. Тебе сейчас учиться надо, а парни — это успеется. В таких делах торопиться не нужно. А если что, Марусенька, ты мне сразу говори, я тебе кое-что объясню.
— Да ничего я не буду говорить, вот ещё! Замуж буду выходить — скажу. И что это ты мне можешь объяснить, чего бы я без тебя не знала?
Ольга не столько обиделась, сколько огорчилась таким ответом. «Ещё пойдёт так по рукам!» — испугалась она, но тут же отогнала жуткую мысль, решив вернуться к этой теме, когда дочь будет поспокойнее.
— Расскажи мне, мама, лучше, как вы тут, — сказала Маруся.
— Да как мы тут. Обыкновенно. Денежек всё время не хватает. Я уже и не помню, когда зарплату получала в последний раз. Папке тоже — недавно выплатили пятьсот тысяч, а что такое пятьсот тысяч, когда ему уже семь месяцев зарплату не платили. У завода денег нет. Денег нет, а вон директор опять в Египет поехал. У нас тут на дворе зима, а он в море купается! А мы же ещё всё время о вас думаем. Только и думаем, как бы вам побольше денег выкроить. Очень трудно мы живём, и просвета, доченька, не видно, не видно. Хорошо ещё огород есть.
«Ну, это теперь надолго», — подумала Маруся с лёгким отвращением, и сказала:
— Да ладно, мама, может всё ещё наладится. Не всегда же так будет. Будет ещё всё хорошо.
— Ой, не знаю, доченька, не знаю. Папка у нас не начальник. А ему ведь уже под пятьдесят, значит, уже и не станет. А теперь только начальникам будут много платить, простым людям, я думаю, уже не будут. Может, вы чего-то добьётесь, а мы уже всё. Давайте учитесь, работайте, потому что на нас надежда плохая. Вот Серёжа защитится, станет кандидатом наук, может, что изменится.
— А как бабушка поживает? — спросила Маруся, которой страстно хотелось переменить неприятный для неё разговор.
— Только знаешь, что я тебе скажу, — не слушая её, тревожно и тихо, как будто стараясь, чтобы кто не услышал, хотя в квартире никого, кроме них, не было, продолжала Ольга. — Ты ничего такого не подумай, но мне кажется, что лучше ему сюда не возвращаться. Думаю, здесь кандидату наук трудно найти работу.
«Да уж, тут это всё равно, что голубой», — усмехнулась про себя Маруся и снова задала свой вопрос:
— А как бабушка?
— Что бабушка? Плохо бабушка, болеет. Сидит целыми днями, даже ходить ей уже трудно. Готовить сама не может. Папка каждый день ей еду носит. Ты уедешь — наверно, к себе её заберём, у нас жилплощадь теперь большая… Дядя Боря совсем бабушке не помогает, — добавила Ольга задумчиво.
— Кстати, — оживилась Маруся, — мне надо будет к ним с тётей Дуней зайти, привет от Славика передать.
— Только ты уж, Марусенька, не говори им ничего, что я тебе рассказываю. Пусть уж это между нами, ладно?
— Не беспокойся, мама, мне будет о чём с ними поговорить и без этого.
— Что, трудно Славе служить? — понимающе спросила Ольга.
— Трудно, мама. Такое ощущение, будто у него вообще нет родителей.
— Ой, доченька, не говори ты им ничего. Бесполезно это. Только себя нервировать.
— Да ничего я им не скажу. Просто привет передам.
Ольга задумалась.
— А он — Слава — к тебе, значит, часто заходит?
— Да, заходит.
— Бедняжка! Он ведь один-одинёшенек. Ты уж его не обижай, привечай поласковей. А между нами говоря, так иной раз и накорми. Он ведь — почти что сирота.
— Ладно, мама, спасибо, — сухо сказала Маруся, поспешно, с грохотом отодвигаясь от стола и вставая. — Пойду я, пожалуй, телевизор посмотрю, а то я по телевизору соскучилась.
Это было неправдой. Она нисколько по нему не соскучилась, более того, совершенно отвыкла от телевизора — просто очень хотелось уйти с кухни. Но идея показалась ей неплохой, особенно когда она вошла в зал и увидела новый импортный телевизор с дистанционным управлением. Старый «Горизонт», бывший когда-то хорошим и цветным (Маруся отчётливо помнила, как его купили, как она радовалась, что у них теперь цветной телевизор), а лет пять назад совсем «выцветший», в прошлом году сломался окончательно, и родителям ничего не оставалось, как разориться на этот новый.
Маруся уселась на диван (тот самый, на котором началась эта повесть), включила телевизор и стала смотреть что ни попадя, постоянно переключая с программы на программу и каждый раз радуясь, что для этого не нужно вставать. Первая половина дня — передачи все были дурацкие, но хотя Маруся и негодовала на «маразм», который «невозможно смотреть», за телевизором она просидела до самого обеда. За это время перед её взором прошли: репортаж с чемпионата мира по гандболу, документальный фильм про детские годы Чюрлёниса, губернский вестник, сказка киностудии «Узбекфильм» и бесчисленное множество рекламы. Реклама была интереснее всего. Маруся поймала себя на том, что не может от неё оторваться, а сидит, как заворожённая.
К обеду пришёл отец. Как всегда, весёлый и подтянутый.
— Как студентка отдыхает? — спросил он с порога.
За обедом он разговаривал своим обычным бодрым тоном, не допускающим мысли, что собеседнику может быть менее весело. Марусю это стало уже очень сильно нервировать.
— Ну что, Ольга, дочерей-то скоро замуж будем выдавать. Ты посмотри, какая красавица тут передо мной сидит. От парней-то, небось, отбою нет, а Марусь?
Маруся надеялась, что за неё вступится мама, но маме самой было интересно, поэтому она молчала. Сил сдерживать раздражение не было никаких, и Маруся его выплеснула:
— Ну вот что я должна ответить? Как на такие вопросы отвечать? Я не знаю. Нет, правда, вы меня научите сначала, как отвечать на такие вопросы! А потом задавайте, сколько влезет!
— Серёжка-то не скоро женится, — продолжал свои рассуждения Василий, не замечая тона дочери. — Этот нет. Этот весь в науке, я его знаю.
Маруся наскоро поела и, отказавшись от чая, умыкнула к себе в комнату. Там, так и не придумав, чем бы заняться, она разлеглась на кровати и долго валялась, глядя в потолок и думая о Лизе. В самый разгар её мечтаний, когда ей уже стали приходить в голову совершенно фантастические вещи, как, например, возможность того, что сейчас раздастся звонок в дверь и на пороге окажется Лиза собственной персоной, скажет, что ушла от Саши, потому что он запрещал ей видеться с Марусей, и станет за всё просить прощения, в самый, можно сказать, кульминационный момент, когда Маруся Лизу простила, но после некоторых колебаний всё же спросила: «Но объясни мне, зачем, почему ты так поступила со мной?» — в это мгновение в комнату вошёл Василий. Лиза едва только успела открыть рот для хорошего, логичного ответа.
— Может, почитать чего хочешь? — спросил у Маруси отец.
— Да нет. Захочу — почитаю.
Василий задумался.
— А может, в баню хочешь сходить? Тут теперь рядом. Недорого.
— Да ну, — лениво протянула Маруся.
— А то бы сходила. Хорошо там. И для здоровья полезно. Я теперь часто.
Видно было, что ему не хочется уходить, что он ищет повода остаться и поговорить с дочерью. Немного подумав, Василий развернул к Марусе стул, стоявший возле письменного стола, сел на него и со своей неизменной сангвинической улыбкой, глядя Марусе прямо в глаза, попросил:
