Потом мы вдвоем поднялись по старым каменным ступенькам, ведущим к источнику, находящемуся на территории храма.
Взобравшись на самый верх, я обернулась и с высоты посмотрела на озеро: оно было прелестным, подобно миниатюре, и казалось очень компактным в обрамлении из зелени. Лодочки, красиво выстроенные в ряд, напоминали макет.
Вода в источнике была холодной. Зачерпнув ладонью, я сделала несколько глотков и почувствовала жесткий, слегка солоноватый вкус.
На территории храма не было ни души, и только голоса птиц раздавались в тихом, аккуратно вычищенном пространстве.
Я подумала о том, что Накадзима и его мама, наверное, вот так же приходили сюда каждый день за водой. Я представила их в ту пору, живущих крепко ухватившись друг за друга.
Израненные душевно, они так страдали, что не понимали, что к чему, но при этом никто не посмел бы сказать, что это не любовь.
Мино-кун сказал:
— Возможно, в твоих глазах это озеро предстает как нечто всегда красивое и сказочное, как картинка из сна. Но это потому, что впервые ты побывала здесь с Нобу.
Природа дарит совершенно различные дни. И озеро показывает нам разные лица. Поэтому им невозможно пресытиться. Бывают ясные дни, когда тебя ослепляет солнечный свет. А порой множество лодок разом отправляются на прогулки, и здесь становится очень шумно и оживленно. В иные дни можно неспешно наблюдать, как тает снег на поверхности озера. Иногда погода хмурится, тогда даже деревья в саду выглядят грязными и унылыми. Бывают и особо мрачные дни, когда даже велосипед кажется какой-то старой рухлядью.
Наше время в действительности не остановилось. Медленно и почти незаметно, но все постоянно изменяется. Я хожу в большой супермаркет на станции и вместе с детворой покупаю кари в упаковке с мультяшными картинками, собираю купоны. Ведра покупаю. Щетки для чистки туалета покупаю. Потом все это насилу довожу на своем велосипеде. Вон там, видишь... — с этими словами Мино-кун указал на несколько удаленный магазинчик, — лавка разных товаров. Так вот ее хозяин, мой знакомый, иногда подвозит меня на машине, когда мы встречаемся в супермаркете. Его дом в Сидзуока, и зимой он привозит нам много мандаринов. Однако больше я особо ни с кем не сближаюсь.
Священник местного синтоистского храма доводится Нобу родственником, но мы с ним общаемся только по делам и обмениваемся улыбками. А так, чтобы вместе пообедать или сходить куда-то — этого и близко нет. Мы практически ни с кем не дружим. Мы словно издаем чужой запах, и люди нас побаиваются. Мы тоже боимся людей. И все же мы абсолютно живые. Мы живем здесь. Пусть не такие, как все, но мы живем в этом мире. День за днем, день за днем...
— Понимаю, — ответила я. — Накадзима-кун тоже когда-нибудь обязательно это поймет. Поймет, что вы для него не просто его прошлое. Вы — те люди, с которыми ему хочется встречаться. Хочется встречаться настолько сильно, что он не в силах себя удержать, не смотря на тяжелые воспоминания и плохое самочувствие... Значит, можно и повидаться. Он это поймет и, я думаю, непременно приедет вас навестить. А если он приедет хотя бы раз, уже хорошо. Накадзима будет приезжать. Всегда и неизменно.
Мино-кун молча кивнул, а потом сказал:
— Когда я смотрел твои фотографии, я не нашел нужных слов. В своей картине ты нарисовала нас. Спасибо. При встрече с нами ты сразу смогла понять, что мы, пусть даже похожие на призраков уже не существующих людей, все же живые. Я очень благодарен тебе за это...
Это было довольно давно, когда я по телевидению видела маму Мино и Тии, как две капли воды похожую на них.
Она обрела известность как плохая мать, вступившая вместе с детьми в одну организацию, которая совершала антигуманные поступки.
Л думаю, у Мино и его сестры наверняка не было отца. Они были внебрачными детьми. Возможно, они даже не знали, кто их отец. В то время в новостях освещалось немало скандалов вокруг всего этого. Что касается матери Мино и Тии, то в репортажах она всегда представала символом зла, в то время как мама Накадзимы в противовес ей считалась воплощением добра.
Думаю, не все в этом мире так просто и однозначно, но, видимо, в СМИ все обстояло именно так.
Кажется, я в то время еще училась в начальной школе.
Если бы Накадзима показал мне фотографию мамы вместо мотиами, наверное, я сразу же обо всем догадалась бы. Скорее всего, зная об этом, он предпочел мне ее не показывать.
Мама Накадзимы постоянно жаловалась и умоляла о помощи.
"Пожалуйста, верните мне сына. Я знаю, что он все еще жив. Я чувствую это, потому что я мать", — беспрестанно повторяла она, используя любую возможность выступить по телевидению, радио или в прессе.
Это продолжалось с того дня, как похитили ее ребенка.
Накадзима-кун рос очень умным мальчиком. Будучи чересчур одаренным, он несколько отличался от других детей и поэтому посещал один клуб. У этого клуба был летний лагерь на полуострове Идзу. Уехав туда, однажды вечером он не вернулся домой. Мать неоднократно заявляла о том, что никогда прежде подобного не случалось и их семья жила очень счастливо.
Вскоре поднялась шумиха вокруг одной организации. Она немного отличалась от религиозной секты и действовала на основе идеи воспитания идеального человека. Разумеется, у них был лидер, и люди, проповедовавшие его учение, создали коммуну высоко в горах, где жили практически всецело на самообеспечении.
Об этой организации довольно много писали и говорили в СМИ, и даже я, почти не смотревшая новости, помню некоторые имена и названия. Стало известно о факте похищения детей. Теперь, я думаю, эта организация либо распалась, либо приняла иное обличье. На самом деле в мире известно много подобных случаев. В мамином заведении мне тоже доводилось слышать от клиентов разные истории. Были среди них совершенно невероятные, были и весьма правдоподобные о реальных похищениях людей.
В общем-то, если так говорить, то я, до десяти лет пропадая в мамином заведении и играя там роль дочери хозяйки, встречающей гостей, воспитывалась среди довольно странных идей и нравов. Но усилиями мамы и папы я была защищена от всего этого. Клиенты, посещавшие заведение, и пальцем меня не трогали. При этом совершенно точно я находилась в среде, в которой могла по собственному желанию стать кем угодно. Какими вызывающими ни кажутся нам девушки, работающие в клубах и барах, они несомненно создают атмосферу, помогающую клиенту освободиться от груза, камнем лежащего на сердце, и безусловно обладают большим влиянием. Все это наложило пусть незначительный, но все же отпечаток на мою дальнейшую жизнь. И по сей день во мне сохранился фиолетовый аромат ночи и сладковатый привкус темноты. Клиентура маминого заведения была не настолько уж плохой, но все же я знаю, насколько низкими и вульгарными могут быть люди, и знаю, каковы эти люди днем. Они не становятся такими потому, что в них попадает алкоголь. Они таковы изначально по природе своей.
Я помню, что историю о той самой организации я услышала в мамином заведении и видела в новостях по телевизору. Она полностью смешалась с другими подобными историями, и я не могла найти в своей памяти эпизод, который бы касался непосредственно Накадзимы.
Мама Накадзимы не сдавалась. Она появлялась во всех возможных телепередачах и страницах журналов. Будь то новости или специальные программы, занимающиеся поиском пропавших людей... Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что не было и дня, чтобы не довелось видеть его маму. Она регулярно появлялась на публике и не забывала упомянуть свою историю.
Однако на меня гораздо большее впечатление производила именно эта женщина, нежели само происшествие. Она всегда говорила спокойно и исключительно уверенно, смотрела прямо перед собой, не проронив ни слезинки.
До тех пор, пока не найдется ее ребенок, эта мать никогда не почувствует вкуса еды, что бы она ни ела, не увидит мечтательных снов, преследуемая только страшными видениями, и, глядя на красивый пейзаж, ничего не будет ощущать при этом. Перед собой она видит только один образ — образ ее сына. Вот что переживала я, когда смотрела на эту женщину,
Ее сила и способность не пропустить сияния даже тончайшей паутинки, на которую случайно попал солнечный свет, полностью направленные на поиски ребенка, внушали страх и благоговение. Это любовь, это воля — было написано на лице матери. Оно словно говорило: стоит только мне допустить мысль о том, что Накадзима-кун мертв, и сын действительно умрет. Поэтому она пристально смотрела в одну точку, и взгляд ее был полон веры и надежды. Это был архетип лица всех матерей мира. Лицо бодхисатвы.
Потом Накадзима в конце концов нашелся. Это был успешный результат невероятных усилий, предпринятых матерью, которая по всей Японии распространяла плакаты и фотографии, выступала по телевидению и продолжала фанатично искать, не жалея себя, до полного саморазрушения.
