Сюй Саньгуань протянул им из-под одеяла десять цзяо и попросил:
– Купите мне горячей лапши.
Ему принесли. Он поел, согрелся и сказал:
– Снимите с меня два одеяла, а то я под четырьмя задыхаюсь.
Вечером к нему подселили черного от загара старичка лет шестидесяти в рваном ватнике и с потрескавшейся от мороза кожей на лице. В руках он держал двух визжащих поросят со связанными ногами. Он засунул их под одеяло и сказал:
– Спите!
А потом сам осторожно подлез под то же одеяло. Увидев, что Сюй Саньгуань смотрит на него, старик пояснил:
– Ночь холодная, поэтому я с ними буду спать, чтобы не застудились.
Сюй Саньгуань кивнул. Тогда старичок улыбнулся и рассказал, что сам он из деревни под Бэйданом, у него две дочки, уже замужем, и трое сыновей, еще не женились. Есть двое внуков. В Байли он приехал продавать поросят, потому что здесь цена хорошая. И ему шестьдесят четыре года.
Сюй Саньгуань сказал:
– По тебе не скажешь.
– Да, вижу-слышу хорошо, не болею, только силы стало меньше. Каждый день в поле работаю с сыновьями, от них не отстаю. Но спину ломит. А ты что дрожишь под двумя одеялами? Заболел?
– Нет, просто мерзну.
– Там еще одно одеяло осталось. Тебя накрыть?
– Спасибо, не нужно. Сейчас гораздо лучше. Вот днем, когда кровь сдал, совсем было холодно.
– Я тоже когда-то кровь сдавал. Когда моему младшему было десять лет, ему делали операцию. Я продал больнице свою кровь, и ему перелили. После этого сил нет, я помню.
– Это когда один раз сдашь, сил нет. А я за три месяца три раза сдал кровь. – Сюй Саньгуань высунул из-под одеяла три пальца. – Каждый раз продавал по две плошки – по-больничному «четыреста кубиков». Продал и силу, и тепло.
– А жизнь ты так не продашь?
– Я через несколько дней приплыву в Сунлинь, там тоже сдам кровь.
– А не помрешь?
– Помру – не помру, а сдавать надо. У сына гепатит, его в Шанхай отправили, а денег на лечение нет. Вот я и собираю…
Сюй Саньгуань отдохнул и продолжил:
– Мне уже почти пятьдесят. Я пожил. Помру – не страшно. А сыну всего-то двадцать один год. Он еще даже не женился. Ему надо жить.
Старичок кивнул:
– Да, мы с тобой пожили.
Тут завизжали поросята. Старичок пояснил:
– Я их задел ногами.
Потом увидел, что Сюй Саньгуань все еще дрожит, и сказал:
– Ты ведь городской? Вы тут все чистюли, мы в деревне не такие… Если не брезгуешь, я тебе своих поросят подложу, ты и согреешься.
– Отчего же, я не брезгую. Подложи мне, пожалуйста, одного. Одного хватит.
Старичок подложил ему одного спящего поросенка. Едва Сюй Саньгуань коснулся его ногами, поросенок проснулся, завизжал и задергался.
Старичок смутился:
– Ты, наверное, так не уснешь?
– Это я его холодными ногами разбудил.
– Известное дело: скотина есть скотина, не человек.
– Он мне на ноги дышит, теперь гораздо теплее.
* * *
Когда через четыре дня Сюй Саньгуань приплыл в Сунлинь, он был желтый, худой, в голове гудело, в ушах звенело, перед глазами плыл туман, ноги еле ходили, кости ныли…
Местный кровяной староста сразу замахал на него руками:
– Ты себя в зеркале видел? Желтый как лимон, еле дышишь, а туда же – кровь сдавать. Да тебе ее, наоборот, перелить надо!
Тогда Сюй Саньгуань нашел в больничном дворе местечко, где ветра было поменьше, а солнца побольше, и загорал там два часа, пока не начал обгорать. Кровяной староста его не узнал:
– Ты, конечно, кожа да кости, на улице небось ветром сдувает. Но лицо румяное. Сколько крови хочешь сдать?
– Две плошки.
Сюй Саньгуань вынул из кармана плошку и показал.
– Сюда войдет полкило риса. А сколько крови войдет – не знаю.
– Четыреста миллилитров.
– Иди в другой конец коридора, в процедурную, и скажи сестре, чтобы взяла у тебя кровь.
В процедурной, после того как сестра в марлевой повязке взяла у него четыреста кубиков крови, Сюй Саньгуань встал и сразу упал без чувств. Его отнесли в кабинет скорой помощи, где врач пощупал ему лоб, посчитал пульс, приподнял веко, измерил давление, увидел, что оно всего шестьдесят на сорок, и велел:
– Перелейте ему кровь.
И Сюй Саньгуаню перелили кровь: в его жилы вернулись четыреста миллилитров его собственной крови. Но и этого оказалось недостаточно. Только когда ему добавили триста миллилитров от другого человека, давление стало сто на шестьдесят.
Когда Сюй Саньгуань пришел в себя и обнаружил, что он в больнице, он тут же попытался сбежать. Но его остановили: хотя давление у него и пришло в норму, но врач еще не определил причину заболевания. Сюй Саньгуань сказал:
– Нет у меня заболевания. Просто я сдал слишком много крови. Неделю назад сдал в Линьпу, четыре дня назад в Байли.
Врач вытаращил на него глаза:
– Самоубийца!
– Я не самоубийца. Я для сына…
– Выписывайся.
При выписке с Сюй Саньгуаня взяли деньги за семьсот миллилитров крови и оказание скорой помощи, так что из заработанного в поездке ничего не осталось. Он разыскал врача, назвавшего его самоубийцей, и заявил:
– Я вам сдал четыреста кубиков, а вы мне влили семьсот. Свои четыреста я при себе и оставлю, а ваши триста мне не нужны, я их возвращаю.
– Ты больной.
– Я не больной. Я сдал слишком много крови, и мне было холодно. А теперь мне очень жарко. Я хочу сдать вам лишнюю кровь.
– Ты психбольной.
Вокруг собрались люди. Сюй Саньгуань им объяснил:
– Торговать надо честно. Когда я им продавал кровь, они об этом знали. А когда они мне кровь продали, я этого не знал…
Врач ответил:
– Мы тебе жизнь спасли! У тебя был шок. Если бы мы ждали, пока ты очнешься, ты бы умер!
– Я знаю, что вы мне жизнь спасли. Четыреста кубиков я при себе оставляю. А чужие триста мне не нужны. Мне чужого не надо!
Тут он увидел, что врача в коридоре уже нет, а люди над ним потешаются. И пошел Сюй Саньгуань восвояси.
Долго бродил он по городу, пока путь ему не преградили перила набережной. По реке плыли вереницы барж, гудели моторы, бились о кирпичную пристань волны. Река была красной от закатного солнца, холодало. Сюй Саньгуань присел под деревом и пересчитал деньги. Осталось только тридцать шесть юаней четыре цзяо – деньги за одну сдачу крови, а он ходил сдавать трижды. Сюй Саньгуаню стало обидно, он заплакал. Ветер смахнул слезы на землю, и глаза опять стали сухими. Сюй Саньгуань встал и пошел дальше. Он вспомнил, что до Шанхая еще очень далеко.
Вдруг его взгляд упал на бетонную лодку. Один человек стоял на носу с шестом, другой на корме с веслом. Сюй Саньгуань окликнул их и узнал, что они братья, везут на фабрику в Цилибао коконы шелкопряда. Сюй Саньгуань им сказал:
– Возьмите меня с собой. Лодке все равно, что два человека, что три. Я тоже буду грести. И деньги на кормежку внесу. Вы сэкономите: только риса нужно больше, а остальной еды столько же, сколько на двоих.
На самом деле Сюй Саньгуань грести не умел. Он уронил весло, едва взяв его в руки. Старший брат Лайси тут же остановил лодку, а младший Лайшунь дождался, пока весло выплывет на поверхность, выловил его и заорал на Сюй Саньгуаня:
– А еще говорил, что грести умеешь! Наврал нам с три короба, чтобы мы тебя взяли! Что ты там еще говорил-то?
– Я еще говорил, что троим есть выгоднее, чем двоим…
– Есть-то ты умеешь!
Лайси засмеялся и сказал:
– Будешь тогда нам готовить.
И Сюй Саньгуань полез на нос, где стояла кирпичная печка, на ней котелок, а рядом лежала вязанка хвороста.
Вечером братья спустились в трюм, а Сюй Саньгуань остался на палубе. Они позвали его:
– Иди спать к нам!
Сюй Саньгуань увидел, что у них там места меньше, чем на обычной кровати, и покачал головой:
– Не буду вас стеснять, посплю на воздухе.
Лайси сказал:
– Зима, замерзнешь.
Лайшунь добавил:
– И у нас неприятности будут.
Сюй Саньгуань подумал, что и правда, скоро ему опять кровь сдавать, простужаться нельзя, полез к ним в трюм и втиснулся между ними. Лайси протянул ему край своего одеяла, Лайшунь – своего. Сюй Саньгуань сказал:
– Лайси у вас подобрее будет.
Братья расхохотались и через пять минут захрапели. Скоро на ногах Сюй Саньгуаня оказались их ноги, а на груди – их руки. Сюй Саньгуань всю ночь слушал, как река шумит, как вода плещет о борта, и думал о Первом и Сюй Юйлань в шанхайской больнице, о Втором, который болеет дома, и о Третьем, который за ним ухаживает…
После нескольких таких ночей у Сюй Саньгуаня все кости ныли. Увидев, как он потирает плечи и поясницу, как разминает руки, Лайси сказал:
– У нас в трюме тесно, ты не высыпаешься.
Лайшунь возразил:
– Это потому, что у него кости старые.
Сюй Саньгуань с ним согласился:
– Да, кости у меня старые. В молодости я и в щелке высыпался.
Они проплывали мимо черных полей, освещенных ярким солнцем. Кое-где еще оставались сугробы. В полях почти никто не работал, но на дорогах было много людей с коромыслами и корзинами.
