- Ти з України?
- Нет, - тут же набрехал Петро. - А шо?
- Ничего, у тебя на лбу написано, откуда ты прибыл. Я не удивлюсь, если ты окажешься еще и моим земляком. Ну, признавайся, откуда родом, - допрашивал Петра рыжий бельгиец.
Петро признался, что он родом из села Каблуки. Бельгиец заволновался.
- А Кантурів знаєш?
Петро рассмеялся: «Хто ж не знає. Їх у Кабнуках одна тнетина».
- Діда мого Григорія Матвійовича знаєш? - тихо спросил бельгиец, волнуясь.
Петро сам разволновался.
- Так он соседом бын. Умен в шестьдесят пенвом. У него еще сын пнопан без вести во внемя войны.
- Давай знакомиться, - бельгиец протянул руку. - Григорий.
Петро пожал руку и тоже представился.
- Чего же мы стоим? - засуетился бельгиец Гриша. - Садись в машину, поехали. Я тут знаю недалеко отличный ресторанчик. Всё из потрошков готовят. Не бойся, я угощаю. Ты тут бизнес делаешь?
- Нет, - ответил Петро и объяснил, что у него небольшое дело в местном морге. - Но пенекусить можно, поехани.
Григорий внимательно посмотрел на Петра, ничего не сказал и открыл двери машины. Восхищенный Петро рассматривал салон.
Гриша завел движок. Послушав несколько секунд работу двигателя, Петро между прочим сказал:
- Гниша, во втоном цининдне свеча банахнит.
- Откуда ты знаешь? - поразился Григорий.
- Чую, - скромно объяснил Петро.
В ресторане Петро узнал, что его новый знакомый никогда не был в Украине и никогда не видал Григория Матвеевича, потому что в 1949 году он родился в Антверпене, в семье человека, который во время войны попал в плен и был освобожден англичанами.
Они разговорились. Григорий оказался владельцем автосервиса.
И пообщавшись полтора часа, он пригласил Петра в Антверпен.
- Поработаешь у меня годик, заработаешь денег, а дальше будет видно.
Обменявшись адресами, они расстались друзьями. Петро шел по городу, как обкуренный. Он видел Белосток с высоты птичьего полета, он парил. Его стали раздражать поляки, они мешали ему строить планы.
- Шо вы всё внемя пшекаете? - раздражался он, подходя к моргу.
На Бермуды Петро вернулся с высоко поднятой головой. Он стал саркастичным и заносчивым. Начал отказываться от выгодных заказов, высокомерно объясняя, мол, некогда мне возиться с вашими тачками - уезжаю я сконо за гнаницу.
Однажды распоясавшийся Петро накричал даже на Арнольда Израилевича. И только после разговора с бермудским терапевтом Колянычем высоко поднятая голова поникла.
Размышляя про бельгийские миллионы, которые практически лежали у него в кармане, он нахамил и Колянычу. Тот положил на плечо Петру тяжелую волосатую руку и не- громко напомнил:
- Петрович, давно ти в мене в руках не всцикався.
Петро немедленно извинился.
- Пнобач, Конянич, все думаю пно свої пнобнеми.
- Сейчас порешаем твои проблемы, - пообещал Коляныч и послал Петра в гастроном за коньяком.
Через месяц Петро получил официальное приглашение посетить конституционную монархию Бельгию. Провожали его всеми «Бермудами». Мероприятие растянулось на две недели.
- Коняныч, - орал счастливый Петро, - тнеба тикать, бо вместо Антвенпена попаду на пнинудитеньное нечение.
Через минуту Петро спросил.
- Днузья, какой гостинец везти Гнигонию?
Коляныч посоветовал - вези рыбу.
- Там же вноде моне недалеко, - неуверенно сказал Петро.
- Море есть, - согласился Коляныч, - но, во-первых, рыба в Европе дорогая, а во-вторых, я тебе толкую про осетровых, там ничего подобного нет.
На второй день Петро позвонил племяннице в Киев и сделал ей заказ. Но та, не разобравшись в сленге дяди, в день отъезда вместо ожидаемого осетрового балыка вручила ему севрюгу горячего копчения.
Петро механически, сунул рыбу в сумку и сдал ее в багаж, после этого занял свое место в шикарном салоне «Нео-плана» недалеко от водителя. В пути он, насмотревшись западной жизни, мысленно приобщался к ее ценностям. Петро видел себя в дорогом костюме в шикарном ресторане. Вот он сидит за столиком с красавицей, они едят омаров, спутница моложе Петра на двадцать пять лет. Она блондинка и влюблена в Петра по уши. Но он смотрит в окно на свой «Mersedes CLK» и любуется своим перстнем. Он не замечает ее взглядов. Таких, как она, много, и все хотят сидеть за его столиком. Это был его новый мир, недоступный Сереге, Колянычу, даже Опанасу и Арнольду. Его сладкие мечты остановил стюард, угощавший кофе второго водителя: «В багажном отделении у какого-то дебила что-то завонялось в сумке. Стоит жуткое вонище».
- Рыба, - пронеслась отчаянная мысль, - как я мог про нее забыть?
Они подъезжали к Антверпену. На конечной станции возле офиса «Евролайнс» Петро сделал ревизию вещей, рыба действительно задохнулась. Он решил ее не выбрасывать, а показать Григорию. Мол, вез подарок, но так получилось. Григорий не встречал Петра. Они договорились, что Петро доберется сам, по инструкции, оставленной ему Григорием в офисе автобусной компании. К инструкции прилагалась подробная карта маршрута, бельгийские франки, записки на фламандском и французском языках. Петро легко нашел остановку автобуса, который должен был доставить его в пригород Антверпена.
Он обернулся, в пятидесяти метрах от него еще стоял «Неоплан». Это была последняя ниточка, связывавшая его с родиной. Петро понимал, что не может возвратиться, - его охватило тоскливое отчаяние. Перед глазами стояли проводы. Родные лица бермудовцев. И даже Серега не казался ему отсюда противным монстром. Петро вытер слезы, они выступили снова. Он резко открыл сумку и достал последнюю бутылку водки. Предыдущие он малодушно выпил в автобусе. Открыв бутылку, Петро пил из горла, не закусывая, он ее занюхивал. Для этого, чуть приоткрыв сумку, легонько похлопывал ее по бокам. В нос ему стреляло жуткое рыбное бздо, заставлявшее его судорожно подрагивать плечами. Наконец тоска стала отступать.
Петро дождался автобуса и поехал навстречу с буржуазными ценностями, которые отныне будут его окружать всегда.
Через одну остановку в салон вошли две девочки-акселератки. Лет пятнадцати. У одной на голове переливался яркими зелеными и желтыми цветами панковский ирокез. Вторая была абсолютно лысая. Девчонки, как рождественские елки, сверху донизу были украшены пирсингом, татуировками, феньками, булавками и цепками. Чувствовалось, как в их телах беснуются гормоны. Лысая была одета в кожаную мини-юбку, из-под которой выглядывали ничего не скрывавшие красные трусы. На желто-зеленой красовались порванные джинсы. Рост они увеличили двадцатисантиметровой платформой. Больше всего Петра поразили уши лысой.
Сверху донизу каждое ухо украшали по десятку колец разного цвета и диаметра. На лысине красовалась татуированная готическими буквами какая-то надпись.
Несмотря на то, что в салоне были свободные места, девчонки встали над Петром. Они жевали резину, громко говорили и смеялись. У желто-зеленой на поясе висел плеер. Там же она повесила наушники. Гупал рэп. Петро недолюбливал это музыкальное направление. Лысая держалась за поручень и, цепляя своим красным лобком нос Петра, мешала любоваться достопримечательностями Антверпена.
«Ну, це, бля, ваще», - подумал Петро. Сумка лежала у него на коленях. Он приоткрыл зиппер и привычно постучал по бокам. Девок сдуло. Когда автобус остановился, все пассажиры заторопились к выходу, тревожно оглядываясь на Петра. Петро заволновался, он подумал, что это конечная, на которой ему выходить, и тоже поднялся. Его остановил кондуктор, прочитавший сопроводиловку Григория. Он, зажав нос, спросил по-французски: «Что вы везете»? Петро, широко улыбаясь, ответил: «Кнасиво у вас тут».
Встреча Петра и Григория прошла в сердечной обстановке. Видом и особенно запахом привезенного Петром подарка Григорий был умилен до слез. Через пару дней Григорий пригласил представителей диаспоры на небольшую вечеринку. Это были люди разных поколений и судеб, но машины, на которых они прибыли, указывали - их владельцы имели весьма приличные доходы. На площадке возле ресторанчика Петро с восхищением заметил, кроме Гришкиного «Порше», припаркованные «Мерседесы», «БМВ», «Ауди», а также «Феррари» и «Додж Вайпер».
Целый вечер Петро был в центре внимания. Он выступал в новом костюме, который ему купил Григорий (мечты начали материализовываться). Начал он с короткой лекции о политическом и экономическом положении в Украине. Он клеймил позором все ветви власти, которые развели в стране олигархов, бандитов «та іншу гадость» и его, Петра, выдавили на заработки в Бельгию. Петро начал демонстрировать диаспоре свои золотые руки. Буржуа сочувственно кивали, а один громко спросил Григория, на каком языке говорит уважаемый гость? Петро обиделся.
Григорий поселил Петра у себя дома. Большой двухэтажный особняк удивил Петра количеством туалетов и ванных комнат. В нем жили Григорий, его жена Жаклин и две их дочери - жизнерадостные девушки-бройлеры с шальными глазами.
