На берегу видны были освещенные прожектором люди. Один из них неистово махал фонарем. Старпом постепенно сбавлял ход. Когда до камней оставалось двадцать метров, он врубил полный, направил нос мотобота на левый край щели и через две секунды сбросил газ. Проскрежетав килем по каменному ложу бухточки, мотобот влетел в нее, ударился штевнем о камень и замер. В тот же момент Абрам Блюменфельд мощным броском швырнул на берег фалинь. Люди на берегу подхватили его.
— Приехали, — сказал старпом и сел на банку. — Кому тут — вылезай...
С берега спускали по обледеневшему склону длинный, сколоченный из досок трап.
— Легко сказать: вылезай... — посмотрел на склон доктор. — Здесь можно упасть так, что костей не соберешь.
Ломакин стал ногой на борт и принял трап. Он установил конец его в мотоботе, потом обернулся, скорчил обезьянью рожу и на четвереньках побежал по трапу наверх. Через три секунды он был уже на берегу.
— Сложный способ, — вздохнул доктор, передал мотористу саквояж, взял в зубы сумку и тоже на четвереньках выбрался на берег.
— Абрам, ты останешься в мотоботе, — сказал старпом. — Будете вахтить по часу. Давай, выгребайся, — кивнул он мотористу. — Следующий час будет твой. Потом — Ломакин. Дай-ка саквояж.
Моторист отдал саквояж и тем же способом полез вверх по трапу. Старпом встал на трап, удифферентовался и, балансируя саквояжем, взбежал наверх. Доктора уже не было. Узколицый человек в ватнике и высоких сапогах подошел к Боброву.
— Пойдемте, я вас проведу, — сказал он, повернулся и пошел вперед, туда, где светились окна домиков и возвышалась угрюмая каменная башня маяка. Они подошли к дому начальника. Человек в ватнике открыл дверь и дал Боброву пройти вперед. Потом он провел старпома на кухню и предложил подать чаю.
— Давай, служивый, — согласился Коля Бобров. — А что с маячницей, неизвестно?
— Сейчас ваш доктор определит. А так невозможно сказать. Она уже который день то кричит, то в беспамятстве. Вообще-то, она ведь беременна на шестом месяце. Может, от этого что...
— Скорее всего, — кивнул Коля. — А как тебя хоть зовут-то?
— Петром. Я здесь техником работаю по аппаратуре. Питание бесплатное. Свой огородик. Дом на две семьи... Жена радисткой работает. Она сейчас у постели Ирины Петровны.
— Кучеряво живешь, — вздохнул Бобров и стал пить чай из толстой фаянсовой кружки. Ломакин и моторист разулись, забрались с ногами на большой, стоящий у стены сундук и тоже пили горячий темно-коричневый чай.
Из комнаты в кухню зашел высокий худощавый человек лет сорока, одетый в легкий летний китель и почему-то в шапке.
— Бакланов, — кивнул радист. — Начальник.
— Здравствуйте, — сказал Бакланов. — Петя, поставь еще ведро воды... — Он сжал ладонями виски. — Четвертый день...
Петр набрал из бочки воды в ведро и поставил на плиту.
— Очень худо? — спросил Бобров.
Бакланов опустил руки, удивленно посмотрел на него и произнес:
— Хуже некуда...
— Что доктор говорит?
— Думаете, я что-нибудь понял... Какой-то ненормальный аппендицит. Как это он назвал... абсцесс. Да, абсцесс. Он еще чего-то много говорил...
— Аппендицит — это не страшно, — сказал Бобров. — Три раза ножичком чирикнет — и вся игра. Если, конечно, пинцет в животе не забудет. Это у них случается.
— Господи, она же беременна! — крикнул Бакланов. — Ее нельзя резать!
Петр открыл дверцу печи и стал запихивать туда дрова. Из двери вышла молодая худенькая, очень некрасивая женщина.
— Петя, приготовь тёплой воды доктору руки помыть, — сказала она. — Доктор говорит, что... — Она умолкла, увидев Иллариона Кирилловича. Тот плотно прикрыл за собой дверь.
— Ну, Вячеслав Алексеевич, операция неизбежна, — сказал доктор и положил руку на плечо Бакланову. Тот молчал. — Ждать нельзя. Она погибнет.
— Почему? — спросил Бакланов. — Разве от аппендицита умирают?
— Да, умирают. У нее гнойник на слепой кишке. Если он лопнет — будет очень худо. Будет смерть, короче говоря. А он может лопнуть каждую минуту. Мы уже затянули с этим делом.
— Откуда вы знаете, что там... гнойник?
— Это прощупывается.
— А как будет с ребенком?
— Плод придется удалить. Не бойтесь, у нее еще будут дети.
— А если я не соглашусь? — спросил Бакланов.
— Я буду оперировать без вашего согласия, — вежливо сказал доктор.
— А если я вам не дам оперировать?..
Доктор пожал плечами.
— Вы это не сделаете, если вы не враг своей жены. Лучше будет, если вы сейчас к кому-нибудь уйдете. Галина Михайловна, слейте мне на руки.
— Доктор у нас молодец, — сказал старпом. — Вы ему верьте. Ему можно верить.
Доктор кинул на Боброва удивленный взгляд и снова стал внимательно смотреть на струю воды, льющуюся ему на руки из большого, давно не чищенного медного чайника. Он мыл руки долго, неторопливо, еще и еще раз намыливая их, как бы массируя свои сухие, длинные пальцы. И всем было непонятно, зачем человек так долго и так тщательно моет руки. На Бакланова это подействовало успокаивающе. Он тихо откашлялся, сказал:
— Правда, мне лучше уйти. А когда...
— Вас позовут, — сказал доктор. — Предупреждаю, это будет не скоро. Мне надо сделать две операции...
— Вы не сомневайтесь, — снова сказал старпом. — Илларион Кириллович работал хирургом в большом госпитале. У него было звание майора медицинской службы.
— Это хорошо, — сказал Бакланов, снял с гвоздя полушубок и, не надев его, вышел.
— Дела, — покачал головой Петр. — Всех микробов отмыли, наверное.
— Всех не отмоешь, — сказал доктор и снова стал намыливать пальцы. Наконец он последний раз смыл с рук белоснежную пену, вытер руки поданным Галиной полотенцем и опустил рукава халата.
— Ни пуха ни пера, — сказал старпом.
— Идите к черту, — чуть улыбнулся доктор. — Я запамятовал, — обратился он к Галине, — там есть таз?
— Один эмалированный, другой цинковый, — сказала женщина.
— Очень хорошо. Пойдемте, уважаемая. Будете мне ассистировать...
14Каждый час очередной матрос, покряхтев, уходил на вахту. Отправив матроса, Коля Бобров менял позу и снова начинал дремать. В три часа ночи зашел Бакланов.
— Волнуемся? — мягко улыбнулся Коля.
— А ты как думал?
— Так и думал, — вздохнул Коля. — Я сам волнуюсь. Жутко, когда за стенкой человека режут.
— Я все хотел ее на материк отправить рожать. Говорили, что вы подойдете к концу ноября. Хотел отправить с вами. Зимой от нас не выберешься... А тут вот какое дело.
— На материк ее так и так надо отправлять. Теперь уже на санитарном вертолете придется. После нас никто не придет.
— Будет ли еще кого отправлять, — мрачно произнес Бакланов.
— Будет, не беспокойтесь... Кириллыч дело знает.
— Ребенка жаль. У нас два сына — на материке сейчас. Один в институте на первом курсе. Другой в восьмом классе. Дочку мы хотели...
Бакланов подошел ближе. От него пахнуло спиртным. Коля Бобров потянул носом воздух, поморщился.
— Зря вы наливаетесь в такую минуту.
— Не могу, — помотал головой Бакланов. — Хочешь, тебе дам выпить?
— Не надо, — сказал старпом. — Посмотрим сначала, как дело кончится. А там с радости и выпить можно.
— Доктор не выходил? — спросил Бакланов.
— Один раз вышел, курнул из моих рук и обратно скрылся. Галина выходила за водой. Говорит, пульс хороший, кровищи...
— Много крови?
— Порядочно.
Бакланов снова замотал головой.
— Вы идите-ка, — сказал Коля. — Нечего тут торчать...
— Заглянуть бы... — попросил Бакланов.
— Ну-ну!
Коля поднялся, взял его за плечи, повернул и подвел к двери.
— Идите, я позову вас, когда надо будет. Только к сивухе не прикладывайтесь больше. Будьте мужиком, черт вас побери!
Проводив Бакланова, Коля снова уселся дремать у печки. Он обладал счастливой способностью засыпать и просыпаться мгновенно, спать в любом положении и всегда помнить во сне, в какое время надо проснуться. Еще два раза сменились вахтенные. Петр, спавший закинув голову на спинку стула, проснулся и стал, ворча, тереть шею. Он поднялся, потянулся и подложил дров в печку. Старпом открыл глаза.
— Который час? — спросил Петр.
— Шестой, — отозвался Коля, не глядя на часы, — Выспался?
— Разве это сон... Не кончилась операция?
— Продолжается. Пойти, что ли, поглядеть на мотобот... — Он поднялся. — Крикнешь меня, если что надо будет.
— А чего надо будет? — спросил Петр.
— Ну, если доктор вдруг выйдет или еще чего...
Старпом вышел из дома. Снег уже прекратился, ветер стал тише, и кое-где на небе появились в просветах облаков неяркие звезды. Некоторое время Коля смотрел на небо и пытался определить названия звезд. Звезду определить легко, когда видишь созвездия. А если они торчат на небе поодиночке, приходится долго и почти всегда безуспешно ломать голову... Потом он спустился с крыльца и увидел у окна человеческую фигуру. Присмотревшись, он узнал Бакланова.
