— Все спокойно, — сказал он. — Продолжаем, ребята.
Когда было перерезано все, до чего они могли дотянуться, Хейдьюк вытянул щуп из машинного блока — чтобы проверить уровень масла? — не совсем, — и всыпал горстку мелкого песка в картер. Слишком медленно. Он отвинтил колпачок с маслобака, взял долото и молоток, пробил дыру в маслофильтре и всыпал туда еще песка. Смит снял колпачок с топливного бака и вылил туда из бутылки четыре кварты сладкого сиропа Karo. Попадая в цилиндры, этот сахар создает твердую углеродную корку на их стенках и кольцах поршня. Двигатель схватится, как железная болванка, когда его заведут. Если заведут.
Что еще? Aббцуг, Смит и Хейдьюк отошли немного назад и уставились на тихий остов машины. Все были потрясены содеянным. Убийство машины. Богоубийство. Все они, даже Хейдьюк, были немного напуганы масштабом своего преступления. Его кощунством.
— Давайте изрежем сиденье, — сказала Бонни.
— Это вандализм, — сказал Док. — Я против вандализма. Резать сиденья — мелкобуржуазно.
— Ну, ладно, ладно, — сказала Бонни. — Пошли дальше.
— После встречаемся здесь? — спросил Док.
— Это — единственный путь обратно на гребень, — сказал Смит.
— Но если какое-нибудь дерьмо приключится, — сказал Хейдьюк, — нас не ждите. Встретимся у пикапа.
— Я не смог бы найти обратную дорогу, даже если б моя жизнь зависела от этого, — сказал Док. — В темноте-то.
Смит поскреб свою длинную челюсть. — Ладно, Док, — сказал он, — если случится какая-нибудь неприятность, может вам лучше пересидеть ее вон там, по-над дорогой, и подождать нас. Не забывайте ухать по-совиному. Так мы вас сможем найти.
Они оставили его в темноте, возвышающегося на сиденье искалеченного и отравленного катка. Только красный глаз его сигары наблюдал за их уходом. План был таким: оставить Бонни одну караулить в дальнем западном конце объекта, а Хейдьюк и Смит в это время будут работать с оборудованием внизу в каньоне. Она ворчала на них.
— Ты ж не боишься темноты, а? — спросил Смит.
— Конечно, боюсь.
— Ты боишься остаться одна?
— Конечно, боюсь.
— Ты что ли не хочешь караулить?
— Я буду караулить.
— Нечего тут делать женщинам, — пробормотал Хейдьюк.
— А ты заткнись, — сказала она. — Я что, жалуюсь? Я буду караулить. Так что лучше заткнись, пока я не вывернула тебе челюсть.
Темнота казалась Хейдьюку теплой, уютной, безопасной. Ему нравилась темнота. Враг, если он появится, прибудет с шумом и грохотом, с ревом двигателей, огнем сигнальных ракет, Действующий Катящийся Гром снарядов и бомб, как во Вьетнаме. Так думал Хейдьюк. Поскольку ночь и эта дикая местность принадлежат нам. Это — страна индейцев. Наша страна. Так он, по крайней мере, считал.
Вниз, круто под гору, одним большим скачком, наподобие аттракциона «американские горки» с милю длиной, шоссе спускалось через брешь к насыпи по дну Ком Уош. Вскоре они достигли первой группы механизмов — землеройные машины, большие грузовики, планировщики.
Бонни собралась идти дальше одна. Смит взял ее руку на мгновение. — Ты будь рядом, дорогая, — сказал он ей, — только внимательно слушай и смотри, а мы с Джорджем сделаем тяжелую работу. Сними каску, чтоб лучше слышать. Ладно?
— Хорошо, — согласилась она, — пока что. Но она хотела позже принять более активное участие в работе. Он согласился. Равное участие. Он показал ей ступеньки в открытую кабину 85-тонного тягача марки Эвклид. Она уселась там, как сторож в вороньем гнезде, а Смит и Хейдьюк принялись за работу.
Напряженная работа. Клик-клак — режут, рвут, ломают. Они исползали весь Катерпиллер D-9A, величайший бульдозер в мире, идол всех дорожников. Насыпали столько песка в карбюратор, что Хейдьюк не мог вставить в него щуп обратно на полную глубину. Он урезал его кусачками до нужной длины. Песок в маслоприемник. Он поднялся в кабину, попытался отвинтить колпачок топливного бака. Не смог. Молотком и долотом он разбил его, отвинтил, влил четыре кварты хорошего мощного Karo в дизельное топливо. Посадил колпачок на место. Посидел на водительском сиденье, поиграл минутку выключателями и рычагами.
— Ты знаешь, что было б здорово? — сказал он Смиту, который стоял пониже, пытаясь перерубить гидравлический шланг.
— А что, Джордж?
— Завести эту паскуду, загнать ее на вершину и спустить с обрыва.
— На это ушло бы полночи, Джордж.
— Да уж, вот это было б здорово.
— Все равно мы не сможем его завести.
— Почему?
— Да там у их ротора никакой нету рукоятки от магнето. Я смотрел. Они обычно вытаскивают рукоятку ротора, когда оставляют этих тварей на дороге.
— Да? — Хейдьюк вынул записную книжку и карандаш из кармана рубашки, включил фонарик, сделал пометку: рукоятки ротора. — Знаешь, что было б здорово?
Смит, занятый ликвидацией всех физических связей между головками цилиндра и топливопроводами, спросил:
— Что?
— Мы могли бы повыбивать шпильки из всех гусениц. И когда эта штука двинется, она выскочит из своих собственных чертовых траков. Они б тут уписались.
— Джордж, тут этот трактор пока что вообще не двинется с места. С места не сдвинется теперь-то.
— Пока что.
— Так я и сказал.
— То-то и беда.
Хейдьюк выбрался из кабины и подошел вплотную к Смиту, — там, в черном свете звезд, он делал свое скромное дело, луч его фонарика четко освещал установочный винт блока двигателя весом в три автобуса Фольксваген. Вот он, желтый Катерпиллер, огромный в темноте, неясно вырисовывается над двумя мужчинами с безразличием бога, покоряясь без дрожи своей эмалированной шкуры их злонамеренным надругательствам. Аванс за эту единицу оборудования составил около 30 000 долларов. А сколько стоили эти люди? При любом рациональном химико-психо-физическом анализе? Представители нации, состоящей из двухсот десяти миллионов (210 000 000) тел? Дешевея день ото дня, поскольку массовое производство снижает стоимость единицы продукции?
— То-то и беда, — повторил он. — Все эти перерезанные провода только притормозят их, но не остановят. Черт его подери, Редкий, мы зря тратим время.
— В чем дело, Джордж?
— Мы зря тратим время.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что мы на самом деле должны взорвать этого ублюдка. Его и все остальные. Поджечь их все, я хочу сказать. Сжечь их к чертовой матери.
— Так это же тогда будет поджог.
— Да ради Бога, какая разница? Ты думаешь, то, что мы делаем, намного лучше? Ты, черт подери, хорошо знаешь, что если бы старик Моррисон-Кнудсен был сейчас здесь со своими жлобами, он был бы счастлив, если б нас тут всех перестреляли насмерть.
— Да уж, тут ты прав, не слишком они будут счастливы от этого. Не больно-то хорошо они нас поймут.
— Они нас хорошо поймут. Они возненавидят нас до чертовых кишок.
— Они не поймут, зачем мы это делаем, Джордж. Вот что я хочу сказать. Я хочу сказать, нас неправильно поймут.
— Да нет, нас поймут правильно. Нас возненавидят.
— Может, мы должны объяснить …
— Может, мы должны правильно это делать. Не возиться тут с этими сраными мелочами.
Смит молчал.
— Давай уничтожим это дерьмо.
— Я не знаю, — сказал Смит.
— Изжарим его в его собственном жиру. У меня тут в рюкзаке случайно оказался небольшой шланг с сифоном. И спички как раз случайно есть. Мы только отсосем немного топлива из бака и вроде как обольем мотор и кабину, потом вроде как бросим туда спичку. Остальное Бог доделает.
— Ага, я думаю, он бы доделал, — согласился Смит. — Если бы Бог хотел дать жизнь тут вот этому бульдозеру, он бы не заливал ему в бак дизтопливо. Разве не так? Джордж, а как насчет Дока?
— Что — насчет Дока? С каких это пор Док нам начальник?
— Он же тут вроде как финансирует нам это дело. Он нам нужен.
— Его деньги нам нужны.
— Хорошо, хорошо, скажем так: мне нравится старина Док. И мне нравится его старушка. И я думаю, мы все четверо должны держаться вместе. И я думаю, что мы не можем делать то, чего мы все вчетвером не согласились делать заранее. Подумай об этом вот в таком разрезе, Джордж.
— Ты кончил свою проповедь?
— Я кончил свою проповедь.
Теперь Хейдьюк немного помолчал. Оба работали. Хейдьюк думал. Спустя минуту он сказал: —Знаешь что, Редкий Гость? Я думаю, ты прав.
— Один раз, было, я думал, что был не прав, — сказал Смит, — но после обнаружил, что ошибался.
Они покончили с D-9A. Сифонный шланг и спички остались в рюкзаке Хейдьюка. Пока что. Сделав все, что могли: засыпав песком, смяв, порвав, порезав, покалечив и всячески оскорбив первый бульдозер, они направились к следующему, и девушка с ними. Смит обнял ее.