А может, Соловьев? Ему уж точно известны координаты всех сотрудников. Даже усилий никаких не нужно прилагать — достаточно заглянуть в записную книжку. То–то он такой смурной ходит в последнее время, явно себя чем–то изводит! Но нет! Нет же! Михалыч, конечно, не ангел, но и не предатель! Тогда кто же? Ведь он есть. Теперь Алексей знал это наверняка.
Заглянув к Соловьеву, Дмитриев незамедлительно поделился с ним своими подозрениями и по удивленному выражению его лица понял, что тот вряд ли мог сливать информацию людям губернатора. Такое искреннее недоумение искусственно не сыграть, особенно столь прямолинейному человеку, как Михалыч.
— Я даже не знаю, на кого подумать, — сказал Александр. — Конечно, здесь всякие люди работают, но чтоб такое! Поверить не могу!
— Однако предатель есть. И чем скорее мы его отыщем, тем лучше для всех нас.
— Вот что, давай я Ленку позову, секретаршу свою. Может, у нее в последнее время кто–то интересовался твоими или Володькиными координатами.
— Нет, — взволнованно закивала головой секретарша, — никто с такими просьбами ко мне не обращался.
— Точно? — спросил Соловьев. — Постарайся вспомнить. Это очень важно!
— Ну разве что…
— Кто? — закричал Соловьев — Говори!
— Генка… Зотов Генка, — испуганно пролепетала Лена. — Он несколько дней назад спрашивал адрес Володьки. Вроде ему для какой–то там базы понадобилось.
— Спасибо, Лена, можешь идти.
— А что–нибудь случилось? Не нужно было говорить?
— Нет–нет. Ты все сделала правильно. Но если он или кто–нибудь еще вдруг начнет интересоваться данными коллег, мигом об этом свистни.
— Конечно, Александр Михайлович.
— Неужели Зотов! — вскричал Соловьев, когда секретарша ушла. — Не может быть.
— Ну и мразь! Ему никогда не сиделось на месте! Постоянно жаловался, что его принижают, недооценивают!
— Не пори горячку. У нас нет никаких доказательств — только подозрения. Я поговорю с ним.
— Нет уж, я сам с ним поговорю. Я заставлю его сознаться. Если это он — придушу собственными руками.
— Ты не психуй. Лучше подумай, что нам с субботним эфиром делать? Не дает мне покоя этот мальчишка. Может, его действительно отговорить от этой затеи?
— Теперь уже поздно. Он и слушать ничего не хочет!
— А может, в приказном порядке? Конечно, это вызовет целый ряд проблем, но хоть спать по ночам смогу спокойно!
— Я сам много об этом думал. Нет, не стоит. Это убьет его быстрее бандитской пули.
— Все настолько серьезно?
— Даже больше, чем ты можешь себе представить. Володька уверен, что это дело всей его жизни. Ради него он отказался от денег и перспектив, хотя вполне мог принять предложение Анохина и ничем не рисковать.
— Крепкий, видать, у парня характер.
— Это не характер, Саша. Это романтическое детство у него в жопе играет!
***
После визита Алексея на душе у Соловьева стало совсем неспокойно. И так полно собственных проблем, как еще предатель в их рядах вдруг объявился. Сколько лет здесь работал — ничего подобного не было, а тут вдруг на тебе! Господи, что за люди вокруг! Это не люди — волки. Куда скрыться от них, куда бежать? Почему вместо того, чтобы спокойно заниматься делом, он должен вылавливать шпионов и терзаться муками совести?
Эх, ладно… С Зотовым пусть Лешка разбирается, благо сам вызвался, а у него своих дел по горло. Вытащив записную книжку, Александр нашел номер Мельникова и снял трубку. Откровенно говоря, звонить теперь уже бывшему приятелю не хотелось, но без него узнать о том, где находится священник, не представлялось возможным.
— Женя, привет, это Соловьев.
— И что тебе нужно?
— Я перед отцом Димитрием хотел извиниться. Не подскажешь, где он сейчас обитает?
— Что, совесть замучила? — ехидно поинтересовался Мельников.
— Замучила, Жень…
— Эх, где она раньше–то была? Не поздно ли опомнился?
— Лучше поздно, чем никогда. Так ты дашь адрес?
— Записывай.
Оказалось, что отец Димитрий живет сейчас в одной из подмосковных деревень, и, побросав все дела, шеф отдела новостей отправился туда. Полуразвалившийся домик священника Соловьеву пришлось искать довольно долго. В деревне все строения на один лад, а улочки зачастую не имеют никаких обозначений. Припарковав машину возле лесной опушки, Александр постучался в дверь. Хозяин открыл почти сразу же, но, взглянув на него, Соловьев обомлел. В этом исхудавшем и поседевшем человеке было трудно признать того счастливого и добродушного священника, с которым Александра когда–то познакомил Мельников. Это был не мужчина, а осунувшийся старик, но, увидев Соловьева, на его устах почему–то вновь заиграла улыбка.
— Пришел–таки, — сказал он, кивая головой. — А я знал, что ты придешь.
— Почему? — удивился Соловьев.
— А натура у тебя такая… Да ты не стой на пороге, проходи в дом. Там и поговорим.
— Простите меня, если сможете, — сказал Александр, когда они сели за стол и отец Димитрий разлил по кружкам горячий чай. — Я бы по своей воле ни за что на такое не пошел, но приказ поступил сверху, а тут уж от меня мало что зависело.
— Да ты не извиняйся. Не ты, так кто–нибудь другой бы это сделал. На все воля Божья.
— Да причем тут Бог, если люди вокруг, что волки?
— А без Божьего разумения ничего не делается. Значит, так нужно было. Все к лучшему.
— Чего ж тут хорошего? Вы сана своего лишились, из храма ушли…
— Ну и что? Бывших священников не бывает. Если встал на этот путь — то уже все, назад не воротишься. А людям помогать можно и без сана. Невелика потеря. Знаешь, после того, как газеты и телевидение на меня напали, жутко переживал. И ладно бы правду говорили, так одна сплошная ложь. Сектантом обзывали, еретиком…Прихожане, которые раньше ко мне каждый день наведывались, стороной обходить стали. А иные и плевались демонстративно, когда я рядом проходил. Священники, мое мнение о церкви разделявшие, здороваться перестали, да еще дровишек в газетенки подкидывали, что я, мол, уже давно людей одурманиваю…
— Тяжко вам, наверное, пришлось…
— Нелегко. Но мне вера помогла. Собрался с силами и в родные края подался. Я ж как лучше хотел, чтоб по справедливости все было, но, видать, время для этого еще не пришло. А может, и не придет никогда… Но от слов своих я не отрекаюсь. Как раньше думал, так и сейчас.
— Не держите на меня зла.
— Я ни на кого зла не держу, Саша. Зла и без того вокруг хватает, а моя задача — людям добро нести. Так что пусть твоя совесть на мой счет чиста будет. Я очень ценю то, что ты меня нашел, проведать приехал. Это о многом говорит. Одно лишь тебе сказать хочу: разберись в себе, Саша. Ест тебя что–то изнутри, словно червь, это даже с закрытыми глазами видно. Изводишь себя в сомнениях. Не знаешь, куда тебе идти, к чему стремиться. Сгоришь ведь.
— Сгорю?
— Да. Когда человек душевного покоя найти не может — это ведь самое страшное. Мысли его одолевают всякие, и нигде ему покоя нету. Вот и ты, я вижу, сам с собой не в ладах.
— Это вы верно заметили…
— Так это не дело, Саша. Найди себе пристанище, гавань тихую, где тебе хорошо будет и где душа твоя покой обретет. Помни, что я тебе раньше говорил. Проблема многих современных людей в том, что они создают некий цикл и вертятся в нем, как белка в колесе. И думают, что из него нет выхода. А он есть, Саша. Его только нужно найти.
— Попробую, отец Димитрий.
— Вот и славно. А если что — так ты приезжай. Я хорошим людям всегда рад.
— А они у вас все хорошие.
— Так оно и есть.
— Спасибо вам! Спасибо, что простили меня.
— Не за что, Саша. На все воля Божья.
Губернатор нервничал. До программы оставалось меньше суток, а у него по–прежнему не было твердых гарантий, что все обойдется. Лазаров говорил, что делает все возможное и невозможное, но вдруг он водил его за нос? Вдруг его купили политические противники или сумели надавить из Кремля? Впрочем, нет. Такого не может быть. Лазаров предан ему, как пес. А вот и он. Посмотрим, с чем пожаловал.
— Ну что, — спросил Полищук, — есть новая информация?
— Есть, Виктор Сергеевич. Мы напрягли все наши связи, обратились за помощью к очень могущественным людям.
— Ну и что? Толк–то есть?
— Он будет, Виктор Сергеевич. Возможно, все решится за несколько часов до программы. Вы ведь понимаете, Кремль — крайне бюрократическая структура. Там нужно все обсудить, перетереть, со всеми навести мосты. На это уходит время.
— Но ведь его у нас нет! У нас совсем нет времени!
— Не волнуйтесь. Мы использовали все ресурсы и подошли к проблеме с абсолютно разных сторон. Один из путей должен сработать.
— Ты можешь мне это гарантировать и поручиться за своих людей? Ты готов в случае неудачи взять ответственность на себя. Всю ответственность?
