Через несколько дней журналистов и правда привезли. Ирина была на своей работе в пекарне. Из окна она видела, как большая толпа разного народу прошла мимо пекарни. «Пронесло…» – подумала она, не зная, огорчаться ей или радоваться. Но тут дверь пекарни открылась и вошел один из офицеров колонии. С ним был еще один незнакомый Ирине офицер, полненький, краснолицый, с усами подковой, а сзади них – мужчина лет сорока, с темным лицом и темными волосами.
– Вот это Ирина Радостева… – сказал офицер колонии. – Вернее, уже Грядкина.
– Хорошо… – сказал темнолицый мужчина и глянул на Ирину быстро, но очень внимательно, так, словно пробуравил ее насквозь.
– Я Юрий Бесчетнов из газеты «Правда края»… – быстро проговорил он. – Ваш муж пришел к нам, рассказал свою историю. Теперь хотелось бы с вами поговорить…
– Ну давайте, поговорим…
Тут офицер, тот, который был Ирине незнаком, подошел к журналисту и быстро сказал:
– Юра, вообще-то при беседе должен кто-то из сотрудников присутствовать…
– Не вопрос… – ответил Бесчетнов.
Офицер помялся, но все же вышел из пекарни и стоял теперь в дверях.
«Как на шухере…» – внутренне усмехнулась Ирина.
– Как вам здесь? – спросил Бесчетнов.
– Как всем… – пожала плечами Ирина. – Надоело. Хочется домой. Хотя привыкла.
– Вы помните тот день, когда был убит муж? Тот момент? – спросил Бесчетнов.
– Да… – ответила она.
– Вы видели, что это Грядкин держал нож?
– Да.
– А почему суд не поверил в самооборону? Было же время хорошенько подумать, как говорить…
– Я видно так говорила, что все запутала. Я же была в таком состоянии…
Она усмехнулась…
«Да… – подумал Бесчетнов. – Какое там время. Привезли в РОВД и давай ломать через коленку. Она спьяну и наплела всего подряд»… Он вдруг подумал, что в самой по себе криминальной истории вряд ли выяснится что-то новое. «Надо за любовь поговорить…» – решил он.
– Расскажите, как вы познакомились с Грядкиным…
– Мы случайно с ним познакомились. В 1997 году. С 2004 года начались близкие отношения… – сказала она. «А Грядкин-то говорил, что с 2002-го…» – подумал Бесчетнов.
– А от мужа чего не ушли?
– Не знаю… – она пожала плечами, подумала и добавила: – Из-за сына.
– Сын к вам не ездит?
– Нет. Писала ему. Но… Пару раз он отвечал: «Здравствуй, мама, у меня все хорошо».
После каждой фразы она умолкала и тени воспоминаний пробегали по ее лицу.
Обычно Бесчетнов давал паузе повисеть – вдруг да скажет человек еще чего-нибудь. Но тут в голове у него тикал секундомер.
– Когда Николай зарабатывал большие деньги, понимали, что это от мошенничества?
– Нет. Думала – коммерция хорошо идет. Когда он попался, я удивилась.
– Не было мысли – пусть сидит? Забыть про него?
– Нет.
– С какого момента муж начал догадываться, что у вас кто-то есть?
– Думаю, с 2005 года. До этого я и не думала, что он так бурно будет реагировать. Он меня никогда не ревновал. Я жила как хотела. Бутылка ему нравилась больше меня. Потом я собралась ехать к Николаю, и он узнал, что Николай сидит. Он меня бил. Я обращалась в милицию. Мне говорили: «Разбирайтесь сами». Ну вот и разобрались.
– Как вы восприняли, когда Грядкин вам жениться предложил? – спросил Бесчетнов. Ему хотелось добыть красок для своего материала, но женщина напротив него оказалась немногословная – краски не выдавливались.
– Еще в СИЗО хотели расписаться. Я думала, он отсидит – забудет. Я удивилась, когда он приехал. Думала, молодой парень, освободится – начнет новую жизнь.
– Когда предложил, долго думали?
– Сначала сказала «да», а потом думала долго. Говорила: «Зачем я тебе такая?». Он говорит: «Люблю».
– Любит? – спросил Бесчетнов. Он чувствовал, что вокруг настала необыкновенная тишина. Какая-то бабка, еще одна работница пекарни, горестно смотрела на Ирину. Стоявший в дверях усатый офицер замер, ловя каждое слово и одновременно сторожа – не начали ли их искать?
– Наверно, да… – ответила Ирина.
– А вы?
– Наверно, тоже.
Они помолчали. Бесчетнов смотрел на нее, пытаясь понять, как толковать это «наверное». «Может, уже боится и верить в хорошее-то? – думал он. – Черт, некогда психологию разводить».
– Как вы думаете, затеянный вашим мужем новый процесс чем кончится?
– Даже не знаю… – пожала она плечами.
– Пошли, пошли… – забормотал сзади усатый офицер. – Идут уже сюда!
– Держитесь… – сказал Ирине Бесчетнов. Удачи он желал только тем, к кому относился плохо – после его пожеланий удачи с человеком обычно случались неприятности. С этой же бабенки, видел Бесчетнов, неприятностей уже хватит.
С усатым офицером они быстро вышли на улицу.
– Пойдем, быстрее… – торопил офицер, пресс-секретарь краевого управления Иван Коржавин. Уже когда они влились в стайку журналистов, он пояснил: – Это ж мы контрабандой. Мне ж никто не разрешил. Если бы просто любовь-морковь, это одно. Но этот парень заявление написал, из-за которого головы могут полететь.
– Так не в вашем же ведомстве… – сказал ему Бесчетнов.
– Э, нет… – поморщился Коржавин. – Он же говорит, что и в колонии писал явку с повинной, а ее не приняли. Так что и у нас рыльце в пушку…
– Как думаешь, чем кончится? – спросил его Бесчетнов.
Коржавин пожал плечами.
– По большому счету, ей лучше бы ждать УДО… – сказал он. – УДО по ее статье будет по двум третям – а это еще почти три года сидеть. Много, конечно, но вернее. А вот это заявление… Кто знает, как к нему отнесутся. Вот начнут ей сейчас взыскания каждые две недели объявлять – и не будет ей никакого УДО…
Они прошли еще. Зэчки смотрели на журналистов из-за заборов. Бесчетнов сумрачно посмотрел на них. Как всегда в колонии, ему стало тоскливо.
– Слушай, Юра… – заговорил Коржавин. – А ты когда с ним, с Грядкиным, разговаривал, спросил, почему он не хочет дождаться ее УДО?
– Ага… – ответил Бесчетнов.
– И что он сказал?
– Говорит: «А как я тогда буду ей в глаза смотреть?»..
– Ишь ты… – покрутил головой Коржавин. – Совесть, значит. Вот и загремят они оба с этой его совестью…
«Загремят… – сумрачно подумал Бесчетнов. – Загремят»…
– Да… – сказал мужской голос в трубке. – Добрый день, я Юрий Бесчетнов, корреспондент газеты «Правда края»… – быстро проговорил Бесчетнов. – Мне нужен Игорь Бушуев, начальник уголовного розыска.
– У аппарата… – ответил голос.
«А, так это ты и есть…» – подумал Бесчетнов.
– Вот по такому поводу беспокою… – начал он. – К нам обратился гражданин Грядкин Николай Викторыч. Говорит, что он убил гражданина Радостева.
– Ну и что? – спросил голос.
– Ну так-то ничего… – ответил Бесчетнов. – Только вы за это другого человека посадили.
– Я никого не сажаю… – ответил голос.
– Да я не против… – сказал Бесчетнов. – Вы следствие ведете. И вы так его провели, что посадили не того.
– Слушайте, у меня столько дел, вы думаете я помню, о чем речь? Грядкин, не Грядкин… Радостев…
«Как же, не помнишь… – злорадно подумал Бесчетнов. – После грядкинского заявления поди уже бегаешь по этажам, как ужаленный таракан!».
– А вас что, по заявлению Грядкина не вызывали? – с деланным удивлением спросил он.
В трубке помолчали.
– Ну вызывали… – нехотя ответил голос.
– Ну вот… – удовлетворенно сказал Бесчетнов. – Думаю, вам там все напомнили – и Грядкина, и Радостева, и Ирину Радостеву, которую вы упекли на девять лет.
– Повторяю, не упек! – раздраженно отозвался голос. – Не я. Я вел следствие.
– А вот мне это тоже интересно… – начал Бесчетнов. – Как вы его вели? На ноже отпечатков нет, показания очевидцев расходятся. Почему вы решили, что это вообще она?
– А кто? – поразился Бушуев.
– Ну там же был еще один мужик, тот строитель, которого притащил с собой Радостев…
– Да он был еле живой… – отмахнулся Бушуев. – Где ему?
– Ну так и Радостевой – вы почему решили, что у нее хватило бы сил всадить своему мужику ножик по самую рукоять?
Бушуев замолк. Он помнил, что этот вопрос еще тогда, почти три года назад, беспокоил его. Ножик-то был ого-го, с лезвием длиной сантиметров в тридцать. Бушуев помнил, что и так и эдак примеривал он этот кинжал к Ирине, но никак не верилось, что она способна одним ударом вогнать его в обросшую жиром тушу.
– И вот такой еще вопрос – а следственный эксперимент-то проводили? – как-то ехидно, с издевкой, поинтересовался журналист. – На манекене. Чтобы Радостева показала, как резала, куда ножиком тыкала…
Бушуев угрюмо молчал. Следственного эксперимента он не проводил. Делал перед самим собой и перед другими вид, что и не нужен здесь эксперимент – дело, мол, очевидное. Но если по правде, то понимал он, что в случае с экспериментом провалится все.
– А вам-то какое дело?! – вскипел он. – Суд-то признал.
