Размышления прервал зам:
– Юрий Михайлович, пока время есть, выдели пару человек обновить стенд с Политбюро.
У Лукичева дернулся нос. Прям как в «Штирлице» – пьянящий воздух свободы сыграл с профессором злую шутку. Рев пронесся над Индийским океаном:
– Да пошел ты на… со всеми своими старыми обезьянами из Политбюро!!!
Солнце заволокло тучами, волны остановили свой бег, чайки замерли и замолкли, народ окаменел. Грозно сверкнув очами, Лукичев удалился в свою каюту. Минут через пять он призвал старпома. Когда тот пришел, он невинно обратился к нему с вопросом:
– Гиви, а что за шум был на юте?
– Да ничего особенного, вы, Юрий Михайлович, послали куда подальше всех членов Политбюро.
– Что, действительно всех?
– Всех, и еще назвали их старыми обезьянами.
– И что, громко?
– Как обычно, но вы не переживайте, никто ничего не слышал.
Вечером перед праздничным ужином, под елкой, сделанной из пальмовых листьев, командир как ни в чем не бывало зачитывал поздравление экипажу, заранее написанное замом. Праздник удался, по-другому и быть не могло, ведь Новый год – это морской праздник, потому как моряка, как и Деда Мороза, год ждут, а потом год вспоминают.
Порт Бомбей – махина, впечатляет! Гидрографическое судно, словно соринка, затерялось у нескончаемых причалов среди огромных контейнеровозов, танкеров и сухогрузов, портовые краны, железнодорожные составы, мудреные устройства и механизмы сутки напролет бухали, стонали, лязгали, гудели и стучали, создавая незабываемую портовую симфонию. На якорной стоянке яблоку негде упасть, здесь флаги со всего мира коротают время в ожидании своей очереди, недаром говорят, что Бомбей – морские ворота Индии. Чувствовалась здесь какая-то скрытая силища!
Последний заход перед возвращением домой – дело ответственное, даже, можно сказать, наиважнейшее, ведь дома моряка ждут не просто так, а с подарками, и чтобы заработанное нелегким трудом за пять месяцев экспедиционного похода не превратилось в банальные боновые книжки, которые имеют свойство быстро профукиваться, нужно было поработать и головой, и ногами. Бомбейские рынки в этом отношении были просто Клондайком. Это был еще тот, не переименованный Бомбей, место, где удивительным образом органично уживались нищета и роскошь. Выходя из порта, ты попадал в сказочный калейдоскоп. Складывалось впечатление, что правил дорожного движения не существует. Бесконечно бибикающие автобусы и таксисты, снующие туда-сюда рикши, перегораживающие движение коровы, дорогущий лимузин, надрывающий пупок клаксоном и не могущий обогнать сгорбленного старика, гордо толкающего перед собой тележку с фруктами, – это был город-сказка!
На борту, кроме вахты, никого, разделившись по интересам, команда и экспедиция топтали город. К возможностям захода люди относились по-разному, это формировалось статусом, финансовыми возможностями и обязательствами перед ожидающими на берегу. Их можно было условно поделить на три группы.
Первые – это те, кто относился к заходу в иностранный порт исключительно как к отдыху, жизнь в стране победившего социализма давала возможность не париться по поводу завтрашнего дня и спокойно жить, не делая накоплений. Таких было немного, и состояли они из любителей выпить, холостяков и других индивидуумов, не имевших тесных социально-экономических связей с берегом. Эти перемещались исключительно на рикшах и не вылезали из района Колаба, по очереди посещая бар Comon и тошниловку Leopold. Все было дешево, и гуляли они по тамошним меркам с размахом. Местные наших знали и побаивались, когда на третий день шумная группа отдыхающих возвращалась на судно через находившийся в Колабе птичий рынок, заунывная музыка укротителей змей становилась веселей и начинала напоминать «Калинку-малинку», а дряхлые кобры от греха подальше переставали шипеть и трясли головами в уважительных поклонах.
Вторых можно было обозначить как романтиков, в основном это были молодые офицеры. Стайкой встревоженных мальков они метались по огромному городу, фотографируясь на фоне достопримечательностей. А здесь было что посмотреть, и знаменитая арка «Ворота Индии», и вокзал Виктория, и музей принца Уэльского, и фонтан «Флора», и висячий сад в районе Малабар-Хилл, и один из символов Бомбея – мечеть Хаджи Али, и много, много чего еще.
Третьи были добытчики, их было большинство. Как легавые в поисках дичи, рыскали они по базарам и лавкам. У этих были два основных рабочих места – почти цивилизованный рынок Кроуфорд и знаменитый Чор-базар, именуемый также Воровским рынком. За копейки скупали они то, что можно продать задорого в Севастополе. Мели все, от чая и посуды до лекарств, особой популярностью пользовалась «Пол-пала» для чистки почек и «Лив-52», оздоравливающий печень. Наиболее продвинутые скупали драгоценные и полудрагоценные камни. Изумруды, рубины, сапфиры грели добытчикам душу, ну а гранаты брали нитками по десять метров.
Каждый вечер после трудов праведных, объединенные общим делом, все собирались на набережной. Собирались для того, чтобы ловить попугаев. Вдоль набережной росли пальмы, а на пальмах висели внушительных размеров грозди с мелкими желтыми плодами, которыми и ужинали попугаи. Это были довольно крупные зеленые птицы с крепким красным клювом и длинным желтым хвостом. По научному они назывались «индийский кольчатый попугай», или «ожереловый попугай Крамера», это из-за того, что у самцов вокруг шеи проходит узкое черное кольцо. Поймать такого попугая было делом непростым, но недаром говаривал великий русский флотоводец Федор Федорович Ушаков, оценивая матросскую выучку и сметку: «Нет преград для русского матроса!» Местные жители наблюдали за отловом с одобрением, потому как птицы, сбиваясь в многотысячные стаи, уничтожали урожай и загаживали все, над чем пролетали. Привезти домой такую диковину было престижно. Вот только говорить они не умели, способность имитировать речь у этих попугаев развита слабо, но голос у них был громкий, противный, похожий на визг. Дома такую птицу долго никто не держал, полюбуются на невидаль недельку, да и подарят кому-нибудь. Мечтой было завести настоящего говорящего попугая, не мелкого волнистого попугайчика, невнятно щебечущего «Кеша хороший», а здорового, с хищным клювом, требовательно орущего: «Пиастры!»
Повезло в последний день стоянки. Практически на самом выходе с Чор-базара Володя Бакунин заметил старика с птенцами в клетке. Это были птенцы жако – самые талантливые попугаи в мире. Как и полагается настоящим талантам, выглядели они скромненько – абсолютно серые птицы с небольшим красным хвостом и крупным черным клювом. Володя решил для себя, что без попугая на судно не вернется. Попытка начать торг успехом не увенчалась. Старик ни черта не понимал ни по-русски, ни по-английски, ну а Бакунин по понятным причинам не был силен в хинди. Старик представлял из себя типичного жителя небогатого бомбейского района. На голове побитый молью тюрбан, длинная рубашка – курта, когда-то бывшая белой, и дхоти, обмотанная вокруг тощей задницы. На растресканных ногах с нестриженными ногтями угадывались остатки шлепанцев. Вова судорожно соображал – рупии закончились еще вчера, в сумке лежали остатки обменного фонда – бутылка водки и два флакона с тройным одеколоном. Он вытащил из сумки бутылку водки и решительно сунул под нос индусу. Уверенный в успехе Володя диктовал условия:
– Только смотри, чтоб самец был!
Старик протестующе замахал руками. Вова настаивал:
– Ты че, советскому офицеру не доверяешь? Посмотри, «Столичная», сорок градусов, никакого обмана. Ты на нее здесь целую птицеферму выменяешь.
То ли Шива с Индрой и Ганешей ему не позволяли, то ли больной был, но старик оставался непреклонным. Бакунин растерялся и уже так, на всякий случай, для очистки совести вытащил из сумки флакон одеколона.
– Слышь, ты, брахман недоделанный, давай меняться, а то карму себе попортишь.
Старик не спеша открутил крышку и вдохнул. Морщины на лице медленно разгладились, он блаженствовал. Так же не спеша он вытащил из клетки попугая и протянул Володе. Тот, до конца не веря в успех, быстро протянул второй флакон и получил второго попугая. Не дожидаясь, когда индус освободится от чар тройного одеколона, Бакунин сунул птиц в сумку и припустил на судно. Зная, что командир безуспешно искал себе говорящего попугая, Володя решил подарить одну птичку ему. Командир такого подарка не ожидал, растрогался и накрыл по этому поводу стол. Крепко врезав, они все-таки решили уточнить, каков у попугаев пол. Вопрос был не праздным, от этого зависел успех дальнейшего обучения. Повертев птиц и так и эдак, ни командир, ни Бакунин определиться не смогли. Командир решил привлечь к процедуре доктора. По судовой трансляции прогремело – «Доктору срочно прибыть в каюту командира!». Доктор спросонья накинул на плечо брезентовую сумку с красным крестом в белом круге, напялил очки и, поминая командира тихим недобрым словом, поднялся в его каюту.
