— Бэха, одолжи мне денег! — глядя прямо в глаза, без предисловий начала она.
— Что? Денег? — рассеянно спросил Бэха.
— Да.
Оживление Бэхи окончательно прошло, и он едва заметно поморщился.
— Знаешь, у меня правило — в долг никому не давать, — сказал Бэха, всем своим видом показывая, что ему неприятно говорить эти слова. — У меня отец родной попроси — я ему скажу то же самое.
— Я отдам, Бэха. И проценты заплачу хорошие! — сказала Ксюша.
Бэха принужденно рассмеялся.
— Дело не в процентах. Я же говорю — у меня правило… Да и вообще… А сколько тебе нужно?
— Ерунда… Пять тысяч долларов.
Бэха вытаращил глаза.
— Ничего себе ерунда… С каких это пор пять тонн зелени — для тебя ерунда?
— У тебя же есть, Бэха! Я знаю. А у меня скоро будут деньги, много… Я возьму кредит под жилье. И тогда… Но мне деньги нужны срочно! Будь человеком, Бэха! Дай! А проценты проси какие хочешь!
— Вот чудачка… Проценты! Да мне смысла нет, — сказал Бэха. — У меня все деньги в обороте. Я с каждой тысячи за три дня зарабатываю еще одну. А ты говоришь проценты… Да и нет у меня денег. Нет!
Ксюша краем глаза заметила, что Матросов хочет что-то сказать, и раздраженно дернула плечом. И этот еще тут! Что ему нужно? Не очень приятно, когда посторонний присутствует при том, как ты что-то просишь и тебе отказывают.
— Ну, ты все выгрузил? — спросил Бэха Матросова.
— Да.
Бэха захлопнул крышку багажника и вопросительно посмотрел на Ксюшу. Ему пора уезжать. У нее еще есть вопросы?
Ксюша стояла, с досадой закусив губу.
— Впрочем, есть один вариант… — вдруг вспомнил Бэха.
— Что за вариант?
Бэха некоторое время изучал ее лицо, как будто прикидывая, стоит говорить об этот варианте или нет.
— У тебя какая группа крови?
Ксюша фыркнула — глупость какая-то, при чем здесь группа крови? — и пожала плечами:
— Откуда я знаю…
— Когда тебя принимали на работу в больницу, обязательно делали анализ.
— Я не помню. Кажется, сказали, как у всех…
— Кажется или как у всех?
— Как у всех.
Бэха вздохнул и развел руками.
— Как у всех — не подходит. А так можно было бы заработать.
Он сел в машину и приготовился захлопнуть дверь.
— А какую надо? — спросил молчавший до сих пор Матросов.
— Что?
— Ну, эту… группу…
— Четвертую, — строго посмотрел на него Бэха. — И резус.
— Отрицательный?
— Да. Очень редкое сочетание. А тебе что?
— Да так. Ничего, — Матросов опять переступил на месте. Потом сказал. — У меня как раз такая группа.
Бэха пристально на него посмотрел.
— Ты уверен?
— Да.
— Точно?
— Сто процентов!
Собственно здесь, с этого разговора о деньгах и группе крови, и началась вся эта история.
* * *
Клиника, в которую отправились Бэха с Матросовым, располагалась в очень приличном районе, не самом дорогом, но, безусловно, престижном, на тихой улочке с историческим названием, упоминавшимся еще в повестях Александра Сергеевича Пушкина. Двухэтажный особнячок, с накладными дорическим колоннами по фасаду и чьим-то профилем в бакенбардах на гипсовом медальоне, украшающем фронтон, отделял от улицы палисадник, заросший акацией и сиренью. Рисунок кованой решетки многократно повторял вычурный вензель неизвестного “К”; от решетки вглубь палисадника вела выложенная плиткой дорожка. Симпатичный такой особнячок, только что отреставрированный и выкрашенный свежей краской в два цвета — белый и голубой.
Привинченная рядом с калиткой бронзовая табличка стилизованной елизаветинской вязью сообщала:
Клиника “Счастливый шанс”
донорские операции
имплантация органов
- “Счастливый шанс ” — хмыкнул Бэха, показывая, что очень критически относится к клинике и напомнил Матросову: — Мы идем только для того, чтобы все узнать!
Матросов кивнул.
Семен Семеныч с ними в клинику не пошел. Для того, чтобы Семен Семеныч не мешался под ногами и не задавал лишних вопросов, Бэха отправил его в гараж, расплачиваться с рабочими.
Приятели нажали на кнопку звонка, помещенную под табличкой, трижды прожурчала мелодия звонка, калитка дрогнула и отворилась. Приятели вступили на дорожку к дому.
Пошаркав ногами о колючий синтетический коврик на крыльце и с трудом просочившись за высокую старинную дверь с тугой пружиной, они оказались перед лестницей в пять ступенек, каждую из которых украшал вазон с цветами, поднялись наверх, управились с еще одной исполинской дверью и вошли в просторную современную приемную, в одной части которой расположились углом два дивана шикарный белой кожи для посетителей, а в другой был организован деловой уголок с регистрационной стойкой, телефонами, картотекой и двумя компьютерами. С их появлением три восточных трубочки-колокольчика над дверью издали приятный “донг-динг”, сообщая персоналу о приходе посетителей.
Средних лет доктор в медицинском хирургическом костюме салатного цвета, оторвался от вдохновенной партитуры, которую он выстукивал на клавиатуре компьютера, оттолкнулся ногой от пола и вместе с креслом на колесиках подъехал к стойке навстречу гостям.
— Милости прошу в клинику “Счастливый шанс”! — бросив быстрый взгляд на посетителей, продекламировал доктор.
— Здрасьте… — смущенно проговорил Матросов.
— Уверяю вас, вы не пожалеете, что решили обратиться именно к нам! — убежденно заявил доктор.
Напористое вступление Бэхе не понравилось. Он помрачнел и с неудовольствием посмотрел на доктора.
Доктор был большим, шумным, румяным и немного потешным. Салатного цвета хирургический колпачок косо сидел на лохматой голове. Из-под старомодных круглых очков пытливо смотрели бойкие смышленые глаза. В смешной старомодной бородке, напоминавшей козлиную, застряли крошки от печенья. Когда он говорил, румяные губки складывались очаровательной сочной гулькой. Короче не доктор, а симпатяга.
— Вы хотите записаться на имплантацию! — догадался жизнерадостный доктор.
Бэха строго на него посмотрел.
— Нет. Мы по поводу денег. То есть… Короче, о кредите… Я заходил на прошлой неделе. Помните?
Доктор недоуменно вытаращился сквозь очки на Бэху, потом вдруг что-то вспомнил и с удовольствием хлопнул себя по лбу: точно! А он, садовая голова, сразу не узнал!
— Конечно! Как же! Отлично помню, — он прищурился, поднял вверх указательный палец и проговорил: — Левая доля гипофиза! Запущенный склероз. На фоне редкой группы крови. Так?
Бэха покосился на Матросова и кивнул.
Доктор самодовольно встрепенулся в кресле: вот видите! не память, а вычислительная машина! Ай да Пушкин, ай да сукин сын!
— А это и есть тот ваш друг, который может стать донором! — доктор весело взглянул на Матросова.
Бэха опять покосился на Матросова и чуть заметно порозовел.
— Ну, в общем, да.
Доктор кивнул. Поняв, зачем пришли приятели, он стал как-то проще, но прекрасное расположение духа осталось неизменным.
Толкнувшись ногой от пола, он прокатился в кресле к стеллажу с канцелярскими папками, ногтем указательного пальца пробежал по корешкам, как пианист по клавиатуре, остановился на нужном, достал из папки формуляр и подъехал обратно.
Размашистым движением выудив из нагрудного кармана курточки автоматическую ручку, доктор скрутил колпачок и занес золотое перо над пустым бланком.
— Итак? — энергично посмотрев на Матросова, он приготовился заполнять пустые графы. — Литер “F”. Донор гипофиза. Ваши фамилия, имя и отчество?
— Постойте, постойте! — остановил его Бэха. — Не так быстро.
— Что такое?
— Дело в том, что мы с приятелем еще ничего не решили… Мы пришли для того, чтобы все как следует разузнать, а уж потом… может быть…
— Конечно, конечно, — легко согласился доктор.
— И честно говоря, нас больше интересуют вопросы, касающиеся денег, а не гипофиза.
— Само собой! — горячо одобрил доктор.
Он опять оттолкнулся ногой, прокатился вместе с креслом к столику с телефоном и набрал какой-то номер.
— Господин Калюжный? — сказал он в трубку. — Здравствуйте! Доктор Отжига из клиники “Счастливый шанс”. Молодой человек, о котором мы говорили, только что прибыл. Да-да. Именно. Ваш донор. Хорошо. Ждем. — Доктор повесил трубку и прокатился вместе с креслом обратно.
— Вы русский язык понимаете или нет? — с изумлением уставился на него Бэха. — Куда вы звоните? Какой донор!.. Мы же сказали, мы пришли узнать! Насчет денег. Задать вопросы.
— Да вы не волнуйтесь! — успокоил его доктор. — Зачем так волноваться. Какие у вас вопросы?
Бэха задумался на некоторое время. Он хотел сформулировать самую суть так, чтобы у Матросова не осталось никаких сомнений.