— Я никогда не слышала про женщин для утешения, — говорю я и сразу же понимаю, насколько это глупо звучит.
— Я тебе рассказываю, — отвечает она, — потому что ты должна знать.
— Чтобы исполнить обещание, которое вы дали сестре, — понимаю я. — Рассказать, что с вами случилось.
— Да, но еще ты должна знать, потому что ты кореянка. Ты должна знать, что случилось с твоей страной. Знать свой народ. Так или иначе, ты услышала только часть моей истории. Мне еще многое надо тебе рассказать.
Еще многое? Она сидит, прямая и строгая в своем желтом ханбоке, и явно готова продолжать рассказ. А вот с меня уже хватит. Я устала и запуталась. Теперь у меня еще больше вопросов, чем когда я сюда пришла. Все это не укладывается у меня в голове: гребень с золотой кромкой в руках этой бедной женщины, ее невероятная история. Мне нужно время, чтобы все обдумать.
В окно задувает ветерок, снаружи небо затягивает тучами. Судя по запаху, скоро пойдет дождь. Я гляжу вниз на улицу, потом на часы. 12:45. Такси вернется только через два с лишним часа, а другого способа добраться до гостиницы у меня нет.
Я рассматриваю квартиру миссис Хон. Это полная противоположность моему жилищу в Миннесоте. Всё на своих местах. Покрывало на кровати расправлено и туго натянуто, как кожа на барабане. На стенах и на маленьком холодильнике ни пятнышка. Окно чистое внутри и снаружи. Пол выглядит так, будто его подметают каждое утро, хотя в этом наверняка нет необходимости.
Я смотрю на миссис Хон. На лице ее видны морщины и следы, оставленные жизнью. В глазах чувствуется пережитая боль. Ее осанка полна достоинства и изящества, которые говорят мне, что моей бабушке еще много есть что рассказать. И я готова это услышать.
— Мэм, — говорю я, — я хочу знать, что было дальше. Но как же все-таки насчет гребня? Это же просто семейная реликвия, да?
Миссис Хон качает головой.
— Не торопись. Тебе нужно время, чтобы осознать, чем он станет для тебя самой.
— Извините, но я не уверена, что мне следует его брать, — говорю я. — Не хочу нарушать никаких законов.
Вдруг в дверь громко стучат. Мужской голос кричит что-то на корейском. Я испуганно поворачиваюсь к миссис Хон.
— Полиция, — шепчет она, и ее странная улыбка нервирует меня не меньше, чем стук в дверь. — Они пришли за гребнем!
Я смотрю на стол — туда, где лежал гребень. Сверток пропал. В дверь стучат все громче и настойчивее. Сердце у меня отчаянно колотится.
— Анна, — сурово говорит миссис Хон, — слушай меня внимательно. Скажи им, что ты съездила по адресу, который прилагался к свертку, и отдала гребень человеку, который его тебе передал. А потом приехала ко мне. Ты все поняла?
— Но почему? — спрашиваю я.
— Нельзя, чтобы они заполучили гребень, — говорит она.
Миссис Хон подходит к двери и открывает ее. Там стоят двое мужчин. Миссис Хон кланяется, но мужчины, не обращая на нее внимания, проходят в квартиру. Тот, что повыше ростом, в аккуратном костюме, выглядит как правительственный агент из кино. Второй лысый и смахивает на азиатского Брюса Уиллиса. На нем спортивный пиджак, который ему тесноват и подчеркивает впечатляющие бицепсы. За этими двумя входят двое полицейских. Мистер Агент направляется ко мне, и я поспешно поднимаюсь.
— Вы Анна Карлсон? — спрашивает мистер Агент. У него хороший английский, акцент едва заметен.
Я нервно оглядываюсь на миссис Хон и отвечаю:
— Да.
— А это ваша бабушка Хон Чжэ Хи? — спрашивает мистер Агент, указывая на миссис Хон.
— Да. А вы кто?
— Моя фамилия Кван, — представляется он. — Меня интересует гребень, который вы вчера показывали доктору Киму. Он может оказаться ценной корейской реликвией. Я хотел сегодня утром поговорить с вами в гостинице, но ваш отец сказал, что вы заболели и остались в номере. А на самом деле вы оказались тут. Вы солгали. Так где гребень?
— Я… у меня его нет. Я его отдала. Вы из полиции?
Мистер Кван достает удостоверение и показывает мне. Оно на корейском, так что прочитать его я не могу, но вид у документа вполне официальный. Мистер Кван говорит, что он из Национальной полиции Кореи, и спрашивает, кому я отдала гребень. Я начинаю сомневаться, что поддерживать выдумку миссис Хон — хорошая идея.
— В свертке был адрес, — торопливо объясняю я. — Я туда поехала и отдала гребень. А потом приехала сюда, в гости к бабушке. — У меня дрожат колени, и я не хочу, чтобы мистер Кван это заметил, так что делаю шаг ближе к столу.
— Я вам не верю, — отвечает мистер Кван. Он заметил мою попытку скрыть дрожь в коленях. — Но это неважно. Если гребень здесь, мы его найдем. — Он знаком велит Брюсу Уиллису подойти ко мне. Полицейские начинают обыскивать квартиру, а Брюс жестом предлагает мне поднять руки.
— Вы что, обыскивать меня собираетесь? — нервно спрашиваю я.
— Да, — отвечает мистер Кван. Мне не верится, что все это происходит на самом деле. Я за тысячи километров от дома, в стране, языка которой не понимаю. Кажется, у меня серьезные неприятности. Я вижу у Брюса портативный металлодетектор, так что, слава богу, ощупывать он меня не собирается. Он водит этой штукой вдоль всего моего тела. Окончательно убедившись, что у меня гребня нет, он поворачивается к миссис Хон. От ее кривой усмешки мне становится еще больше не по себе. Брюс что-то говорит ей по-корейски и водит вокруг нее своим детектором. У нее он тоже ничего не находит.
Мистер Кван указывает на стол.
— Обе садитесь сюда, — командует он.
Мы сидим за столом, мистер Кван стоит рядом, сложив руки на груди, и наблюдает, а полицейские обыскивают квартиру. Они работают удивительно тщательно: откручивают части плиты, сливают поричха и заглядывают в чайник, вынимают фильтр из раковины, проводят детектором вдоль каждого сантиметра постели. Они проверяют всю одежду миссис Хон, высыпают рис из джутового мешка в шкафчике, проверяют светильник под потолком, переворачивают стол и стулья. Они проверяют везде, но в итоге обыск заканчивается, а гребень они так и не нашли. Мне уже самой интересно, где он.
Наконец полицейские сдаются, и Брюс Уиллис пожимает плечами. Мистер Кван поворачивается ко мне. Он спрашивает, помню ли я адрес, по которому отвезла гребень, и как я туда добралась. Я говорю, что не знаю, где это было. Он просит меня описать гребень, и я даю самое общее описание. Агент записывает в блокнот каждое мое слово.
Потом он спрашивает:
— А у дракона было пять пальцев на лапах? Попытайтесь вспомнить. Это важно.
Я вспоминаю, что миссис Хон описывала, как полковника Мацумото поразили пять пальцев на лапах у дракона, но сама я на это не обратила внимания.
— Не помню, как-то не заметила, — признаюсь я, радуясь, что хоть тут наконец могу сказать правду.
— То есть вы отдали гребень, а потом приехали сюда? — переспрашивает он. — Зачем?
— Чтобы повидаться с бабушкой. Услышать ее историю.
— Ее историю? — говорит он. — Могу себе представить, что она понарассказывала. Но вам следует знать: если бы она была честной женщиной, то жила бы в Кванджу, в доме для бывших женщин для утешения, а не тут.
Он поворачивается к миссис Хон.
— Я читал ваше дело, Хон Чжэ Хи, — говорит он по-английски, скорее всего, чтобы скомпрометировать бабушку в моих глазах. — Что вы скрываете? Почему живете здесь, а не в Общем доме? Там вам оказывали бы почет, как и другим бывшим женщинам для утешения.
Миссис Хон сердито смотрит на него и ничего не говорит. Мистер Кван интересуется:
— Может, дело в том, что во время войны вы были чхинильпха [7]?
Я не знаю, что такое чхинильпха, но, судя по тону мистера Квана, это серьезное оскорбление. Он поворачивается ко мне, и я нервно сглатываю.
— Это она дала вам гребень? — спрашивает он. — Отвечайте!
Я потихоньку впадаю в панику. Правду я говорить не хочу, но и врать не хочу тоже. Мистер Кван делает знак Брюсу, тот подходит и встает у меня за спиной. Мистер Кван опирается ладонями о стол и смотрит мне прямо в глаза. Он явно зол, и я уже жалею, что вообще сюда приехала. Мистер Кван говорит, что национальные сокровища Кореи расхищались тысячелетиями. Он говорит, что вывозить культурные артефакты из Кореи незаконно и, если я попытаюсь, меня ждет куча проблем. Он говорит, что гребень может оказаться очень важным для Кореи.
