Лучше всего кормили в доме Заики. Если это было нужно, его мать расшибалась в лепешку, лишь бы в наших животах не звучали симфонии; она делала бутерброды со всем, что попадалось под руку: бутерброды с майонезом, бутерброды с копченой рыбой, бутерброды с грейпфрутовым мармеладом, бутерброды с русской пастой, которая представляла собой густой соус с кусочками лука и перца, она выставляла на стол румынские консервы из фаршированного рисом перца или из цыпленка в кислом соусе, которые народ прозвал «Ха-ха-харчевня», бог его знает почему. Выпивку поставлял сосед, моряк с одного торгового корабля, частенько заходившего в наш порт. Как правило, это был ром, бутылочное пиво или водка «Столичная», которую, несмотря на ее превосходную репутацию, мы покупали по относительно скромной цене в шесть песо. Надо сказать, что в то время пять песо были уже значительной суммой; хотя зарплата не увеличивалась, но не было и такой коррупции, как сейчас. Мы также покупали в винном магазине сладкое венгерское вино, которое напоминало по вкусу компот, – токай, – но это было именно вино, и мы посмеивались: «Наше вино кислое, но это наше вино».[141] Хуже всего с точки зрения кормежки проходили вечеринки в доме Лули. Ее мать ничего нам не готовила и не говорила, где можно что-нибудь найти. Порой дедушка, то ли по рассеянности, то ли по причине атеросклероза, подходил к холодильнику, стоявшему в ее комнате, и вытаскивал оттуда банку майонеза. Тут же ему наперерез бросалась мать и, вырывая банку, рычала на старика:
– Папа, поберрреги это, папа.
В то время были модны платья с вырезом на спине, с коротким подолом чуть ниже трусиков, и лакированные туфли. У меня было такое платье – льняное, светло-зеленого цвета, – оно мне нравилось, потому что я могла танцевать в нем весь вечер, оно не было тесным, и мне не приходилось то и дело оправлять его, а пот не оставлял на нем пятен, потому что мгновенно высыхал. Вечеринка начиналась с того, что появлялся Монги со взятыми напрокат пластинками «Blood, Sweat and Tears», «Битлз», «Агуас Кларас», «Jackson Five», Роберто Карлоса,[142] Сантаны,[143] «Роллинг Стоунз», «Иракере»,[144] «Led Zeppelin», «Лос Ван-Ван»,[145] Сильвио, Хосе Фелисиано,[146] который был запрещен по той же самой причине, по которой мы не могли прочитать целиком «Моби Дика»[147] – из-за постоянных обращений к Господу Богу. Тактичные родители гостеприимного хозяина тихонько возвращались в квартиру под тем предлогом, что не желают пропустить какую-то там телепрограмму.
Одолженные пластинки попадали к нам из Мирамара,[148] из домов, где жили сынки руководящих деятелей, или от того же морячка, что доставал нам алкоголь. Монги взлетал на крышу с папкой под мышкой, «словно школьник простой»,[149] без ума от радости. Девчонки имели обыкновение заходить друг за другом, чтобы идти всем вместе; та, что жила дальше всех от места проведения вечеринки, должна была выйти первой и успеть заскочить по дороге за остальными.
В ту субботу мне пришлось зайти за Эммой, Рэнди и Марицей (Рэнди был единственным парнем, который ходил с нами, ведь он был братом Эммы и жил там же, где и она); потом к нам присоединилась Ньевес, потом Вивиана, а затем и Лули. Всемером мы зашли за Аной, последней была Минерва. Парни, кроме Рэнди, должны были прийти позже нас. На самом деле, когда мы добрались до места, отсутствовал только Монги, и это было понятно: он доставал музыку. Вскоре прибежал и он, запыхавшийся от того, что скакал через две ступеньки, высоко поднимая над головой сокровище – хит-парад разврата. Мы трепались о школе, учителях или пересказывали слухи о певцах, вычитанные из иностранных журналов. Андро всегда притаскивал эти журналы, ведь его тетка разъезжала по «нехорошим», то есть капиталистическим, странам. Хоть Заика и приносил музыку, диск-жокеем был Андро, он менял музыкальные композиции с мастерством дирижера оркестра. Он знал, что начинать вечеринку нужно с быстрых танцев, рок-н-роллов и касинеро,[150] чтобы поскорее образовались пары. Точнее, чтобы образовались давно уже определившиеся пары. Марице всегда доставался Монги, Вивиане – Папито, Лули – Лачи, Ану выбирал Рэнди, Роксану – Игорь. Хосе Игнасио, Кармен Лауренсио, Марибель, Карлос, Сауль, Иса, Кики и Кари образовывали другую группу, они всегда устраивались на свой лад. Ньевес» Эмма, Рэнди, Мина и я танцевали с теми, кто оставался свободным, или же сами с собой. Хосе Игнасио пытался пригласить меня, но меня он уже не волновал, и мне нравилось издеваться над ним, мол, встать со стула никак невозможно, туфли ужасно натерли ноги, а после уроков физкультуры я прямо-таки разбита, но когда он отходил, я тут же принимала приглашение другого – лишь бы только досадить Хосе Игнасио, лишь бы еще раз уколоть его.
Андро был королем вечеринок. И разумеется, королевой была та, кого он первой приглашал на танец. В тот вечер Андро подошел ко мне, двигаясь в ритме конги,[151] отмеряя первые такты «Трески с хлебом»,[152] взял меня за руку, и мы открыли вечер. Кружась, я заметила, что за нами пошли танцевать Монги с Марицей, а за ними и все остальные. Мина изводилась от зависти, сидя в углу, прислонившись к парапету крыши.
– Мина, не д-д-доверяйся п-п-парапету, он непрочен, и т-т-ты можешь упасть, – забеспокоился Монги-Заика.
– А мы разве что-то потеряем? – съязвила Лули, и все засмеялись.
– Эй, Монги, старик, когда же прибудет горючее? – спросил Сауль о выпивке. – У меня в горле пересохло, а через пару минут никто уже танцевать не сможет.
– Старушка, г-г-горючее! – крикнул Монги в сторону лестницы, прося свою маму принести из холодильника ром и пиво.
Немедленно пошли по рукам стаканы, бутылки и лед. Вскоре на пороге лестницы показались двое ребят в военной форме – мы застыли от неожиданности. У нас не было знакомых, служивших в армии, и мы испугались, что сейчас нам устроят разнос. Но лицо Андро расплылось в улыбке, открытой и светлой, – кто бы мог подумать, что он может так улыбаться.
– Вы здесь? – он был удивлен. – Вот это да, привет! Кабальеро, можете продолжать, – крикнул он нам, – это мои друзья. Все нормально, – и он повернулся к ним.
Тут же Монги протянул им по бутылке пива, но они не взяли, намекая на то, что они в увольнительной и им нельзя возвращаться в часть с запахом спиртного, что потом они и без того догонят остальных. Они повернулись к Андро и продолжили разговор, похлопывая друг друга по широким плечам.
– Как вы меня нашли? – расспрашивал их Андро, поглаживая себя по груди, выглядывающей из-под расстегнутой рубашки. Ему нравилось светить своей волосатой грудью, ведь волосы у него там выросли раньше, чем у всех остальных.
– Запросто, мы зашли к тебе на хату. Мама дала адрес, а то мы и понятия не имели, куда идти, ведь мы рассудили так, что ты не слишком рассердишься, если мы завалим сюда, – сказал зеленоглазый мулат, почесывая пах.
– Какое там рассердишься, дружище! Давайте присоединяйтесь! Посмотрите, какие здесь девочки. Вы правда не хотите чего-нибудь выпить? – Андро не знал, что еще предложить им, чтобы они чувствовали себя как дома.
Они снова отказались, жестом показав, чтобы он не брал себе это в голову, и снова закрутили руками, словно сматывали клубок ниток, как бы говоря, что свое они еще возьмут. А вот насчет покушать они были не прочь, ведь они пришли голодными, и смели подчистую три блюда бутербродов, по две банки с фаршированным перцем и цыпленком на брата. Мулат завертелся около Мины, поскольку она выставляла себя такой независимой, а парень не хотел дать маху, подкатывая к какой-либо девчонке, у которой уже был партнер. Он подошел к парапету крыши, Мина отсела. Не хотела, так получай вдвойне, подумала я и не смогла удержаться, чтобы не поискать взглядом Ану, а та уже смотрела на меня. Ана подошла ко мне, посасывая ром из стакана.
– Это она не хотела негра? Так-то вот, – мы улыбнулись друг другу. – Выпей хоть чего-нибудь.
– Не могу, – ответила я застенчиво, – последняя головомойка, которую мне устроил папаня, была как раз из-за этого. Моя старуха умоляла меня не пить. Они будут дожидаться меня, чтобы обнюхать со всех сторон – у них это в порядке вещей.
– А я знаю, как обойти сухой закон, – прервал наш разговор второй солдатик.
Светлокожий, с черными волосами и глазами цвета меда, он был похож на индейца. Едва он подошел ко мне, как я уловила зловоние дохлой псины, что исходило от его сапог; зеленая, цвета оливок, гимнастерка воняла, ко всему прочему, автомобилем. Несмотря на это, он мне сразу понравился, любовная страсть, спящая три года кряду, вдруг проснулась.
– И как же? – спросила я, не глядя на него, чтобы он не подумал чего лишнего.
Он отошел к краю крыши и вытащил из своего вещмешка коробочку, в которой хранился маленький шприц. Затем выхватил у Аны стакан и опустил кончик иглы в ром. Втянув в шприц жидкость, он закатал рукав, перетянул руку жгутом, стукнул два раза пальцами по вене – та вздулась, грозя лопнуть, – и воткнул иглу, вводя в вену содержимое шприца. Ана охнула и чуть не грохнулась в обморок. Я почувствовала отвращение, но этот его поступок вызвал у меня неудержимое желание проделать то же самой.
