— А у самого дети есть?
— У меня даже жены нет, откуда детям взяться? Никто не берет, никому не нужен лежалый товар, — невесело шутил парень.
— А если всерьез, почему не женился?
Мишка рассказал о трагедии семьи:
— Понимаешь, я давно мог бы жениться. Но какая согласится взвалить на себя все и притом ухаживать за матерью. Она не просто больная, а калека, к какой очень жестоко отнеслись люди. И даже родня предала по-подлому. Я хоть мальчишкой был тогда, а помню все. Нас долго не признавали. Отворачивались, проходя мимо окон. А другие откровенно высмеивали, мол, мечтала баба орден получить, а ее нищенской сумой наградили. Обидно, но молчали. Вот и приведи жену. А она что скажет? Не могу рисковать мамкой. Одна она у меня на целом свете. Ее любое обидное слово убить может. А как один останусь без нее? Жен сколько хочешь менять можно, только мать одна. Ее никакая другая женщина не заменит.
— Это верно, Миша, — тихим эхом отозвалась Фатима. И поставив перед парнем чай, завела тихую музыку.
— Ну а ты почему одна? — спросил Мишка.
— Маму берегла. Знаешь, как в семьях случается, супруги ругаются, мирятся, а старики переживают и долго не живут. Честно говоря, и не стремилась к замужеству. Все некогда было. То учеба, потом работа, я никогда никуда не ходила. Уж не говорю в кино,
последних друзей растеряла. Они не пришли на похороны, и я им не простила. Одна осталась. Оно, может и лучше, чем таких друзей иметь, — отвернулась Фатима.
— Так никого не было у тебя?
— Нет, парней не имела. Не сумела или не успела полюбить. Как-то не задумывалась над этим. О любви думают, когда все остальное в порядке. А если вокруг одни неудачи, шальное в голову не лезет. Не до него, выбраться бы из прорухи.
— Так это смотря как глянуть на жизнь! Если через защитные очки, конечно, сплошной дождь увидишь. А ты снимай их с глаз почаще, глядишь, в судьбе рассвет появится, — улыбнулся Мишка и попросил:
— Заведи музыку погромче!
— Нельзя. Соседи уже спят. Не стоит их беспокоить. Не обижайся, у них маленький ребенок, беспокойный и болезненный, часто хнычет. Сейчас спит. Давай не будем мешать.
— Давай, — выключил Мишка яркий верхний свет, включил настольную лампу, хотел потанцевать с Фатимой, но та сказала, что не умеет. Михаилу стало нестерпимо скучно. Он уже стал искать предлог как поскорее уйти отсюда. Фатима это приметила. И сменила тему разговора:
— Знаешь, Миш, как я свою мамку из хандры вытаскивала? Мы с нею брали самые дешевые путевки и уезжали куда-нибудь отдыхать.
— Отсюда? Из Нальчика? Да тут столько туристов и отдыхающих приезжают, зачем же ехать куда-то?
— Именно подальше от дома, где мы никого и нас никто не знает! Так интереснее! Мы загорали на диких пляжах, жили в палатке, общались с разными людьми. Отдыхали, что называется от души. Мы не копили деньги, и пусть хоть один месяц в году, радовались! Моя мамка даже шорты носила на отдыхе, хотя была очень консервативной женщиной и к нынешней моде относилась скептически. А тут из старухи в озорную девчонку превращалась. Я тоже, даже хуже ее была, как сорви-голова, на ушах ходила!
— Что-то трудно верится. Слишком ты закомплексованная и серьезная. Живинки, огонька нет, не обижайся, но очень правильные люди всегда неприятны. Зачем без времени себя в старухи списывать, отказываться от любви и продолжать жить горестной памятью? Никто из нас не вечен. Главное, чтоб и на том свете было что вспомнить и, раздавив с чертом по пузырю, сходить с ним по бабам, чтоб кровь не прокисала! Иль гульнуть в кабаке, ведь имеются они там, иначе, отчего все черти веселые? Нет, хоть и тяжко нам с мамкой приходилось, от земных радостей не отказываемся и в монастырь уходить не хотим, — смеялся Мишка.
— Хорошая у тебя мать, — тихо вздохнула Фатима.
— Мы с нею не просто родные люди, мамка мой первый, самый лучший и надежный друг. Я не только люблю, не могу жить и дышать без нее.
— Вы никогда не ссорились?
— Бывало, спорили. Но никогда не ругались. Не было поводов к тому. Она всегда умела убедить без крика и давленья. С детства не унижала и не обзывала, не била. Как-то отец меня избил. А вечером, когда мы с Асланом легли спать, я слышал, как мать на кухне сказала отцу, что если он еще раз хоть пальцем тронет кого-то из нас, она от него уйдет навсегда. Он поверил, зная ее, и больше никогда не наказывал даже подзатыльником.
— Сильная женщина! — восторгалась Фатима.
— Конечно, я против квартиранток. Но… Они помогают нам выживать. Получается еще одна моя зарплата. Конечно, есть свои неудобства, но коль хочешь жить, умей смириться. Нужда прошлая научила терпению и меня, и мать…
— А почему у тебя своей семьи нет? — спросила Фатима.
— Я не хочу рушить наш уклад жизни. Чужой человек в семье — это всегда непонимание, раздор, ссоры и споры. Такое выбивает из привычного русла. А я дорожу каждым прожитым днем, не хочу чтоб его омрачали.
— Может, ты и прав. Но и твоя мать не вечная. Когда-то уйдет, и ты останешься один. Жизнь покажется невыносимой.
— Но ведь ты живешь совсем одна. И ничего!
— Я женщина! Мы покрепче мужчин в плане одиночества. Тяжело его переносим, но не впадаем в крайности. Вон у соседа умерла жена, он через год совсем спился. А ведь и специалист, и человек прекрасный. Жаль его, но кто поможет? Слабый стержень оказался. Сам себя в руках не удержал.
— Ерунда! Просто рядом с ним добрых людей не оказалось! — отмахнулся Мишка и продолжил:
— Вот я захожу иногда к своим друзьям-женатикам. Ну, что у них за жизнь? Сядет он за стол, жена поставит перед ним обед, а его не только человек, собака нюхать боится, чтоб шерсть не облезла. Попробует мужик это хлебово и все свои восторги, зажав в кулак, вломит в ухо, а тарелки на голову натянет в благодарность. Жена в долгу не остается и кричит в ответ:
— Какую получку приносишь, то и жрешь!
— И прицельно швыряет в мужика все, что под руку попадет. Вазы и фужеры, кастрюли и чайники с плиты. Это у них такой семейный диалог. Вроде объяснения в любви. А уж как они притом друг друга поливают, лучше не слушать, всю изнанку вывернут. Кажется, после таких объяснений только на развод подавать. Но нет, смотришь, на второй день идут вместе, как ни в чем не бывало. Я себе такой жизни не пожелаю.
— Ну не все так мучаются, — не согласилась Фатима робко.
— Большинство! А я не хочу рисковать.
— Может, ты и прав…
— А чем обычно занимаешься вечерами? — неожиданно изменил тему разговора парень.
— Чаще всего вяжу. Для себя, конечно. Иногда читаю. Бывает, просто слушаю музыку, когда на работе очень устаю. Тогда валюсь на диван и отдыхаю. Слушаю, как ругаются мои соседи, заглушают мой магнитофон. У меня наверху бабка с дедом живут. Так она его все годы за курево пилит, не позволяет курить в комнате, выгоняет на балкон:
— Иван Лукич! Ты всю моль отравил своею вонью! Теперь меня со свету сживаешь? Пшел на балкон, козел!
— И вот так они полвека прожили. Недавно золотую свадьбу справили. Одних внуков семеро, четверо правнуков пришли. А старики даже на свадьбе обзывали друг друга. Но как-то живут. Ругачка для них тоже форма общенья.
— Фатим, а тебе не скучно?
— Что изменю? Уже привыкла! — опустила голову и спросила:
— Поесть хочешь?
— Нет. Давай вина выпьем! — предложил неожиданно.
Как Фатима оказалась на коленях, Мишка не помнил. Вино согрело обоих. Проснувшись ранним утром, он позвонил матери, попросил не волноваться, сказал, что у него все в порядке.
Лянке в тот день впервые назначил свиданье однокашник. Подошел на перемене и спросил, глянув в глаза:
— Нарисуйся вечером во двор, на скамейку, я буду ждать тебя! В восемь, договорились?
— Нет, не смогу. У меня дел много.
— Ну а поздней?
— Не получится! А потом я боюсь. Что мои скажут, если с тобой увидят? Мишка и вовсе по шее надает. Не будет долго говорить.
— Я сам ему вмажу!
— Кому? Мишке? Да ладно, не смеши! Ты против него огрызок. Не хочу с тобой встречаться! Ко мне не приходи! — повернулась резко и ушла не оглянувшись.
К концу занятий она забыла о приглашении на свидание. И не заметила, как помрачнел мальчишка, получивший отказ.
Лянка, прибежав домой, рассказывала Кате, чем занималась она сегодня, а женщина поделилась тем, что сегодня сумела просидеть во дворе на скамейке целых три часа. И не просто отдыхала, а вязала. Все вспомнила.
— Мам! Скажи, а это правда, что любить только взрослые могут?
— А тебе уже кто-то понравился? — погрустнела Катя.
— Я и сама пока не знаю. Этот человек — старший мастер в цехе. Его все любят. Там у него в цехе одни женщины, торты выпускают. Вокруг него кружат. Он ни на одну не смотрит, но и не обижает никого. Веселый человек, добрый, но и строгий. Его жена в том цехе тоже вкалывает. Говорят, что у них трое детей!
