Вечером отец и сын в детской гоняли какую-то компьютерную игру. И вдруг Наташа услышала, что Артур испуганным голосом зовет ее. Она бросилась в детскую.
— Опять… — растерянно сказал Артур. Он стоял у кроватки Кирилла, обмахивая его какой-то одежкой. Кирилл лежал без чувств. И был горячий-горячий.
Артур поехал за врачом, который вел Кирилла. Наташа обтирала ребенка водой с уксусом и слушала его бормотание. В нем часто звучало ее имя. И слово «папа».
Приехал врач, сделал какой-то укол, почему-то укоризненно посмотрел на Наташу и сел в кресло ждать результата инъекции. Артур сам принес ему кофе и большой пузатый бокал, налитый на четверть коньяком. И указал Наташе глазами на дверь.
Прошло, наверное, около часа. Наташа сидела в гостиной и напряженно ждала. Наконец врач и Артур вышли в прихожую. Врач что-то тихо говорил Артуру, а потом повысил голос и сказал:
— Обязательно скажите своей жене, что кричать при вашем сыне строжайше запрещено. Строжайше!
И опять забормотал что-то вполголоса.
Потом Артур заглянул к ней.
— Я отвезу Якова Александровича. Иди к Кириллу.
Кирилл спал уже спокойно, температура снизилась.
Наташа взяла книгу, попыталась читать. Но совершенно не понимала, что видят ее глаза.
— Зачем Артур соврал врачу? — вслух сказала она то, о чем все время думала. И испуганно глянула на Кирюшку. Нет, спит, не разбудила.
Он был такой слабый и беззащитный сейчас! И такой родной…
Родной… Она привязалась к нему не сразу — а ниточка за ниточкой. Но этих ниточек было уже так много, что они переплелись, перепутались между собой в толстый канат. Ужасно крепкий.
Гораздо крепче, чем ее чувства к Артуру.
Вот как получается: ребенок, которого она получила в нагрузку к своему браку, теперь держит этот ее брак, как атлант небо…
Артур вернулся нескоро и зашел в детскую со словами:
— Ну все. Можешь быть свободна!
Но она не двинулась с места, только посмотрела на него. Он словно споткнулся об этот ее взгляд. Пожал плечами:
— Ладно, сиди, если хочешь, — и вышел.
Но через некоторое время снова зашел, уже в халате после душа, потрогал лоб сына и прошептал Наташе.
— Пойдем, не мешай ему… Пусть спит.
Она пошла за ним. Сердце стучало быстро-быстро… Опять придется выяснять отношения?
Еще в коридоре ее удивил запах. Вроде не ставила она теста, а пахнет сдобой, ванилью…
Он пропустил ее в дверях спальни вперед. Она вошла и остановилась. На тумбочке у кровати стояла бутылка шампанского, бокал, горели свечи. Так вот откуда запах ванили. А по ее подушке были рассыпаны розы. Много роз.
— Вот… — смиренно сказал за ее спиной Артур. — Еще раз — прости. Прости столько раз, сколько здесь роз.
Она медленно повернулась и посмотрела ему в глаза.
— И за то, что Якову Александровичу меня оболгал, тоже простить?
— Тоже, — он картинно склонил голову.
— Пропусти меня! — она отодвинула его рукой и попыталась выйти из спальни.
— Куда? — он схватил ее и потянулся «зацеловать бобо». Но она выставила вперед ладонь. Получился удар. Довольно сильный. Он отпрянул. Но тут же взял ее руку и шлепнул ею себя по щеке.
— Вот. И еще. И еще! Так меня! Ну, Наташенька, золотко, девочка моя… Ну, я просто сказал ему, что мы с тобой наорали друг на друга в Киркином присутствии, а он… Ну, Наташенька! Я полгорода объехал, чтобы эти розы ночью достать! Ну, прости, я больше никогда так не буду!
Она выдернула у него свою руку, которой он все продолжал шлепать себя по щеке. Правда, слабенько, — с некоторым презрением отметила она про себя.
— Прекрати, Кирюшку разбудишь.
— Все-все-все, прекратил! — с дурашливым испугом прошептал он и привлек ее к себе. — Ну? Простила? Простила!
И он все-таки добрался до нее с поцелуями.
…В человеке много всяких чувств. Среди них Наташа выбрала в ту ночь чувство долга.
Сама замуж пошла. Никто не неволил.
Сколько она замужем? Девять месяцев… Половина из них, до той страшной истории, — какими они были? Как она тогда относилась к Артуру? Не помнит. А потом… Потом начались сомнения.
Эти сомнения подточили в ней все добрые чувства. Она уже не в состоянии смотреть на мужа с доверием. А свекровь и вовсе видеть не может. И все-таки живет в этом доме и, наверное, будет жить еще долго…
*
* *Артур жалел себя. Ругал. Опять жалел. Вспоминал, что завтра в девять часов у них совет директоров, что ему завтра там выступать, и строго приказывал себе спать. И снова начинал жалеть и ругать себя.
Он чувствовал, что Наталья тоже не спит. Затаилась.
Почему он должен блюсти верность женщине, которая годится только в качестве… лечебной процедуры? Без нее нельзя, а после нее… Низкокалорийная диета, а не женщина.
И перед ней приходится унижаться, уговаривать, чтобы снизошла исполнить свой супружеский долг.
Скучно. Скучно жить на свете, господа… Откуда это? У-у, филологиня… Даже в постели с ней в голову только избитые цитаты из классиков лезут. Подумаешь, ребенка она потеряла! И из-за такого пустяка — мировая скорбь и прочее? Тоже мне, трагическая героиня с тонкими нервами и ранимой психикой… Выкидыши бывают у тысяч женщин, и никто не делает из этого трагедии. А она тут устроила… А ему тут приходится терпеть…
Артур искренне считал, что ему просто не везет с женщинами. Ему, такому одаренному, так хорошо продумавшему стратегию жизни. Ему, к неполным тридцати годам сделавшему карьеру, какую редко кто делает и в солидном возрасте. Ему, состоятельному человеку, которому открыты все блага мира. А вот женщины ему попадаются не те. То шлюха, то ледышка рефлексирующая…
Он жалел себя. И ни разу ему в голову не пришла простая мысль: отношения с женщинами — это единственное, что он строил сам. Все остальное выстроил для него отец — мощный, беспринципный и очень умный делец. Что это отец, как ледокол, пробил дорогу во льдах бытия и тащит сына на буксире…
Утром Артур был холоден и неразговорчив. Сказал только:
— У меня сегодня трудный день.
Позавтракал и уехал. А Наталья быстренько собрала сброшенные ночью Артуром на пол и уже увядшие розы, выбросила и их, и свечи, спрятала в бар неоткрытое шампанское. Ее страшно раздражали эти декорации, эти гламурненькие приемчики.
Кирюшка проснулся вполне здоровый, но был какой-то притихший, задумчивый. Вяло поел и ушел к себе. И там сидел, пока Наташа готовила обед и делала легкую уборку — пыль вытереть, все по местам разложить — расставить.
Наконец без Кирилла ей стало скучно, она привыкла, что он все время рядом, — или вопросами ее засыпает, или слушает ее рассказы, или читает ей — уже совсем бегло! Или просто возится с игрушками. Но всегда рядом.
Она потерла лицо руками — что-то лицо как онемело. И пошла в комнату Кирилла. Он что-то собирал из модулей конструктора. Встретил ее неуверенным взглядом и отвернулся.
— Кирюш, обедать пора. И пойдем гулять: на улице сегодня совсем весна.
— Не хочу, — буркнул он, не отрываясь от своего занятия.
— А я твой любимый фасолевый суп сварила. И мясо, как ты любишь, сделала. А потом, если хочешь, в кафешку пойдем, «Баскин Робинсом» побалуемся.
— А папа ругать тебя не будет за мороженое?
— Почему он должен меня ругать?
— А он вчера тебя ругал… Когда мы ехали. Мне.
— Ты, наверное, чего-то не понял, Кирюш. Он, наверное, просто ворчал по-доброму, — постаралась спасти положение Наташа. Но Кирюшка подошел к ней, обнял за талию, куда дотянулся, и печально глядя ей в лицо, сказал:
— Нет, по-злому.
— Ну, ладно, ладно, не расстраивайся! — Наташа присела и начала оправлять на нем одежки. — Все нормально, просто папа устал на работе.
— Наташ… Ты от нас не уйдешь? — Он крепко прижался к ней лбом, потом отодвинулся и сказал умоляюще: — Не уходи!
— Я никуда от тебя не уйду! Клянусь! — ответила она твердо. И уже чуть-чуть ворчливо: — Так ты идешь обедать или нет?
Он моментально повеселел:
— И в кафе тоже! Обещала! — Последнее слово прозвучало совсем по-прежнему — капризно. Наташу это по-чему-то обрадовало.
* * *
И весна промелькнула незаметно, и половина лета…
Приближался август. Кирилл должен был осенью идти в первый класс, и врачи посоветовал свозить его на Южный берег Крыма.
До поездки оставалось две недели.
Наташа сидела на лавочке в сквере, а Кирилл бегал на площадке с Кирой. Они встречались редко, но с радостью. Наташа не знала, с кем пришла сегодня девочка, но что не с прабабушкой, похожей на бабушку, — точно.
Наташа читала, часто поглядывая в сторону лабиринта. День был жаркий, хотелось пить. Она достала из пакета бутылку воды, с наслажением начала пить. Вдруг ее ног коснулось что-то мягкое и шелковистое. Наташа глянула вниз: о ее ноги терлась кошка, мурлыкала и вопросительно смотрела на нее.
