Бригада Майнашева, как одна из передовых, вела работы сразу в двух блоках — сдавала один, начинала другой — на восемнадцатой секции, на скальном дне Зинтата. Старый блок должны были принять девушки из Строительной лаборатории, могла прийти Маша Узбекова, влюбленная в Леву Хрустова, а могла и комсомольская активистка, по слухам — близкая подруга Валерия Туровского Аня. Лучше бы пригласить Олю Снегирек, тихую, добрую, но она покинула стройку. Нина же, та девушка, с которой познакомился Иван Петрович, в их бригаде никогда раньше не бывала. Ей принадлежал, как выяснил Климов, участок № 1, где работали люди знаменитого Валевахи. «И все равно она сегодня придет сюда!» — решил Иван Петрович.
— Бригадир, — кивнул он Майнашеву. — Зови контролершу.
Майнашев, скуластый, полноватый хакас, топтался на утеплительных опилках.
— Тумаешь, Маша примет плок?
— А почему нет? Пора наращивать новый.
Климов расхаживал по бетону, трогал арматурные прутья, растяжки, бил в доски щитов — все вокруг было крепко, плотно, чисто, на рабочей плоскости ни масляного пятна, ни воды. Он зашелестел брезентом, закрывая рабочее пространство, по небу плыла железная суставчатая рука крана.
— Не зови ее, — предупредил Борис. — На Левку сердита, жениться обещал, а сам кота за хвост тянет.
Климов решился и крикнул Сереге, перекрывая шум и лязг котлована:
— Мигом на первый участок! Зови Нину! Помнишь?
Никонов все понял, завертелся, закарабкался как обезьяна по вертикальным узким лестницам на фоне желтых дощатых щитов, ледяных наростов, вроде бород всех Дед-Морозов страны, по серым бетонным горам с черными трубами и шлангами. Все это сейчас обнажено, а со временем закроется водой, красивыми панелями, дверями, пультами, волшебным светом…
Отвернувшись от друзей, стесняясь сам себя, Климов быстро расчесал бороду расческой, поправил ворот ветхого полушубка, затянул ремень плотно, посмотрел на ноги — сапоги избитые, белесые от бетона и снега.
— Дядечка! — вдруг вырастая рядом с ним как будто из-под земли, воскликнула рыжая девчонка. — Это вы здесь работаете?! А я думаю — где же Жан Габен, который берет девушек в плен?..
У Климова скакнуло в груди, стало жарко. Нет, Ниночка не забыла его. Стояла перед ним, рыжебровая, в старой короткой шубейке, в большой мужской каске и валенках. На плече сумка, вроде военно-полевой. Поймав его прыгающий взгляд, деловито нахмурилась, достала блокнот.
— Бригада Майнашева?.. — что-то черкнула, быстро прошлась по блоку, позыркала глазами, вернулась. — Иван Петрович, я вам лично доверяю. — Эти слова сказала без тени улыбки, очень серьезно.
Климов смущенно закашлялся. Серега, Левка и Борис маячили вокруг с гримасами восторга и недоумения — во старик! Ничего себе девчонку оторвал!..
— Ну, чего вы?! — начал сердиться Иван Петрович. — Как пчелы вокруг меда. А ты!.. — Это он говорил уже Нине. — Не веришь? Думаешь… борода не настоящая? А дерни!
«Что я горожу? Господи! Что я болтаю? Господи!..» Надо сказать, что Климов в сущности, по характеру своему, был всю жизнь дитя. И Нина, понимая это, смеясь, ухватила-таки его за бороду и — правда, несильно — потянула.
— Настоящая! Да я так верила.
Вдохновленный Климов закипел.
— Вот смотри!.. Сними каску и шапку свою. — Она недоуменно, но продолжая улыбаться, сняла. Климов протянул руку, вынул из ее волос заколку. — Смотри! — Он ткнул острой заколкой себе в палец, на черном конце выскочил алый шарик. — Вот!.. Такая же красивая, как у тебя.
Девушка испуганно ойкнула.
— Ты зачем?! — Она оглянулась.
«Что-то не то делаю, — подумал горько, с ощущением нелепости своего поступка Климов. — Ей эти штучки непонятны. Старый дурак, ты же не там… Здесь люди доказывают словами. Словами».
— Ласточка, — буркнул он нелепо. И словно зарыдал внутренне. — Милая… извините меня. — Опомнился, она до сих пор держала в руках вязаную шапочку и каску, выхватил и надел ей на голову. «Еще простудится из-за тебя, дурака».
Вокруг сверкали темные звезды электросварки, лился огненный дождь.
— Горе ты луковое… — наконец, выдохнула Нина. Глаза у нее были круглые. — Напугал меня, дядечка…
— Не зови меня дядечкой, — как бык склонив голову, попросил Климов.
— А как? — снова засмеялась, зашаркала валенками, почти танцуя, перед ним Нина, рыжая, как варежка из белой шерсти, перекаленная на печи. — Ой, радикулит меня разбил… Ой, старенькие мы… ой! Кости хрустят! А как звать? Ванечкой?
— Можно, — буркнул бородатый человек сорока лет.
И в эту минуту вновь появился в блоке Маланин.
— Дядь Вань, на собеседование…
Иван Петрович переменился в лице. Нина, видимо, уже знала, что его включают в список водолазов — на миг прильнула к нему, быстро прошептала:
— Береги себя! Ванюшка, Ванечка, Ванятка! — и убежала.
Ошеломленно он смотрел, как девушка ловко спускается по железным прутьям, дуя на руки — варежки больно тонки (почему не в верхонках?), ведь арматура лестниц от мороза аж голубая, «какая милая… славная… да ведь стар я для нее? Она шуткует!»
Климов с Маланиным поднялись на гребень плотины, сошли на лед и оказались в шатровой палатке, где было тепло — всего лишь градуса два-три мороза, со всех сторон дышат красными языками электрокалориферы. И выстроилось человек семь добровольцев, среди них один знакомый — Коля Головешкин из соседней комнаты в общежитии, это он водрузил на 200-метровую скалу над Зинтатом красный флаг к 7 ноября. Перед добровольцами похаживал бравый парень в летчицкой меховой куртке и расшитых унтайках, видимо, приезжий. У него розовел лихой шрам на подбородке и от этого улыбка казалось язвительной.
— Меня зовут Саша Иннокентьев, — сказал он. — Я из Иркутска, ваш инструктор. Про Байкал слышали — это побольше любого таза водичка.
Возле его ног на брезенте лежало снаряжение — трехболтовый шлем, водолазная рубаха, шерстяное белье, водолазные ботинки или вернее, галоши, шланги и грузы для погашения плавучести — свинцовые бляхи на брасах из ремня. Значит, в самом деле готовят обследование донных.
— Кто имеет документы? — спросил инструктор.
Трое, в том числе и Климов, подняли руку. А поскольку он всегда носил с собой все свои бумаги, тут же вынул из внутреннего кармана слегка изогнутые корочки.
Инструктор раскрыл, глянул, кивнул.
— На какую глубину ходили?
— Двадцать.
— Температура?
Иван Петрович замялся.
— В основном в теплую, плюс четыре.
— Вода везде плюс четыре, — поправил инструктор. — Я про воздух.
— И я про воздух. Про погоду. Но помогал и в мороз. Я крепкий.
— Посмотрим. — Инструктор переговорил с другими добровольцами, устроил всем краткий экзамен — как что надевается, что с чем соединяется: — Вот здесь, в воздушно-телефонном вводе два канала… это телефон, ясно, а это что за зверь?
— Канал для подачи воздуха, — сипло доложил Климов. — Тут штуцер для приворачивания шланга. Внутри клапан, он пропускает воздух в шлем, а обратно не выпускает, если воздух не подают.
— А как же вентиляция?
— А вот же, — Иван Петрович показал на шлеме, где расположен головной клапан. — Башкой нажмешь…
— Ладно, это мы всё потренируем. Сейчас быстро: сигналы сверху. Телефон отказал или плохо слышно. Но в руке у страхующего сигнальный конец. Он спрашивает: как себя чувствуешь? Что он должен сделать?
— Дернуть один раз веревку, — ответил Коля Головешкин.
— Выходи наверх.
— Три раза.
— Продолжай спуск.
— Два раза. Потрясти, не дернуть.
— То-то же. Стой на месте!
— Потрясти три раза.
— А если дернут раз и потрясут. Что приказывают сверху?
Головешкин не мог вспомнить.
— Идти вправо, — ответил Климов. — Дернут два раза и потрясут — влево.
— Водолаз дает сигналы наверх. Дернул три раза.
— Просит поднять наверх.
— Из чего сделан гидрокостюм? Кто знает.
— Я, — отвечал Климов. — Водолазная рубаха из трех слоев: тифтик, шелковистая резина и доместик. Тифтик — вот она, очень прочная ткань, с изнанки — тонкий слой каучука. Доместик тоньше, нежней. Что еще? Водолазные грузы — это свинцовые отливки весом в пуд, галоши — из толстой кожи, с деревянными стельками и свинцовым подошвами — под десять кэгэ. Но в воде всё это легче перышка…
— Верно. А вот что вы будете делать, если вдруг захочется…
(Несколько фраз замарано черным — Р.С. Приписка: натужный юмор! Тоже мне, Ильф-Петров!)
Саша Иннокентьев отвез на «Волге» троих добровольцев в теплую комнату в Управлении строительства, где продолжали беседовать далее. Выяснилось одно скверное обстоятельство — декомпрессионной камеры нет, водолазов будут вытаскивать медленно, по мере их привыкания к давлению воды. Саша со своей демонической усмешкой откровенно сказал, что дело затеяно рискованное, на глубине может быть течение, верчение, черт знает что, время — зима, там темно, у всех, конечно, будут фонари, все будут обвязаны, но… но каждый должен трижды подумать и подписаться, что всю ответственность берет на себя. Приглашали профессиональных водолазов из Северного Морфлота, однако там затонуло на мели во льдах судно — им некогда… просят дать время… обещают через полмесяца-месяц…
