— Пожалуйста, Лоренс. Это ужасно.
— О господи, я понимаю. Прости.
— Пожалуйста, не сердись на меня. Я звоню, чтобы попросить у тебя совета.
Пауза. Потом смех. Не издевательский, но равнодушный.
— Ты не просишь совета, Сара.
— Не прошу?
— Нет. Никогда. По крайней мере, что касается важных вещей. Ты спрашиваешь совета, когда тебе интересно, подходят ли эти колготки к вон тем туфлям. Спрашиваешь, какой браслет выбрать. Ты не просишь участия. Ты просишь своих поклонников доказать, что они обращают на тебя внимание.
— Неужели я действительно такая дрянь?
— На самом деле ты еще хуже. Потому что, стоит мне сказать, что к твоей коже очень идет золото, ты нарочно начинаешь носить серебро.
— Правда? Никогда не замечала. Прости. Мне так жаль.
— Не стоит извиняться. Мне нравится, что ты ничего не замечаешь. Есть множество женщин, которые с ума сходят из-за того, кто и как смотрит на их украшения.
Я покачала стакан с джином и сделала осторожный глоток:
— Ты пытаешься заставить меня лучше к себе относиться, да?
— Я просто хочу сказать, что ты не из тех женщин, которые встречаются каждый день.
— Это комплимент, да?
— Можно считать и так. А теперь перестань кокетничать.
Я улыбнулась. Кажется, в первый раз за неделю.
— Мы раньше так никогда не разговаривали, верно? — сказала я. — В смысле, откровенно.
— Хочешь откровенного ответа?
— Наверное, нет.
— Я всегда говорил откровенно, а ты меня не слушала.
В доме было темно и тихо. Только постукивали о стекло кубики льда в моем стакане. Когда я заговорила, мой голос зазвучал надтреснуто.
— Сейчас я слушаю, Лоренс. Бог свидетель, сейчас я тебя слушаю.
Краткая пауза. А потом я расслышала еще один голос. Это была жена Лоренса, Линда. Она крикнула:
— Кто это звонит?
А Лоренс прокричал в ответ:
— Просто один человек с работы.
Ох, Лоренс. Ну, надо же было ему вставить это словечко — просто. Сказал бы: «С работы». А потом я подумала о Линде, о том, каково ей делить со мной Лоренса. Я думала о ее холодной злобе — не из-за того, что приходится делить его со мной, а из-за потрясающей наивности Лоренса, полагавшего, что Линда ничего не знает. Я думала о том, что измена в их семье стала несимметричной. Ведь Линда могла в отместку завести какого-нибудь заурядного и скучного любовника. Нарочно, второпях. О, это был просто кошмар. Из уважения к Линде я повесила трубку.
Я постаралась унять дрожь в руке, которой сжимала стакан с джином, и посмотрела на спящую Пчелку. Воспоминания об Африке метались в моем сознании — хаотичные, бессмысленные, жуткие. Я снова набрала номер Лоренса:
— Ты сможешь ко мне заехать?
— Хотел бы, но сегодня не получится. Линда куда-то уходит с подругой, а я должен сидеть с детьми.
— А няньку вызвать не можешь?
Я догадалась, что слишком настойчиво уговариваю Лоренса, и выругала себя за это. Лоренс почувствовал что-то по тону моего голоса.
— Милая, — проговорил он, — ты же знаешь, что я приехал бы, если бы смог, правда?
— Конечно.
— Ты без меня справишься?
— Конечно.
— Как?
— О, я тебе так скажу: я справлюсь так, как всегда справлялись британские женщины до изобретения слабости.
Лоренс засмеялся:
— Отлично. Послушай, ты сказала, что тебе нужен совет. Мы можем поговорить об этом по телефону.
— Да. Конечно. Я. Понимаешь… Мне нужно кое-что тебе рассказать. Тут все немного осложнилось. Сегодня утром ко мне явилась Пчелка.
— Кто?
— Нигерийская девушка. Одна из тех, что были на берегу.
— Господи Иисусе! Но ведь ты, кажется, говорила, что те мерзавцы ее убили.
— Я была в этом уверена. Я видела, как они ее утащили. Ее и вторую девушку. Я видела, как их волокли по берегу, а они кричали и отбивались. Я смотрела им вслед, пока они не превратились в крошечные точки, и что-то внутри меня тогда умерло.
— И что же теперь? Она просто постучала в твою дверь?
— Сегодня утром. За два часа до похорон.
— И ты ее впустила?
— А кто бы не впустил?
— Нет, Сара. Большинство людей не впустили бы.
— Она словно воскресла из мертвых, Лоренс. Я вряд ли смогла бы захлопнуть перед ней дверь.
— Но где же она тогда была, если она не умерла?
— Наверное, она попала на какой-то корабль. Выбралась из своей страны и оказалась здесь. Два года провела в центре временного содержания иммигрантов в Эссексе.
— В центре временного содержания? Господи, что же она натворила?
— Ничего. Наверное. Туда всех иммигрантов помещают, чтобы потом определить в приют.
— Но… два года?
— Ты мне не веришь?
— Я ей не верю. Два года в фактическом заключении? Нет, значит, она все-таки что-то натворила.
— Она африканка, у нее не было ни гроша. Думаю, ей дали по году за первое и за второе.
— Перестань… А как она тебя разыскала?
— Кажется, у нее осталось водительское удостоверение Эндрю. Он уронил свой бумажник на песок.
— О боже. И она все еще у тебя?
— Она спит на моем диване.
— Представляю, каково тебе.
— Утром я подумала, что схожу с ума. Мне казалось, что это сон.
— Почему ты мне не позвонила?
— Я позвонила, ты забыл? Нянька опаздывала. Ты был не в себе.
— Она тебе угрожает? Скажи мне, что ты уже позвонила в полицию.
— Нет, ничего такого. Она замечательно играла с Чарли весь вечер. Он был Бэтменом, а она Робином. Очень милая команда.
— И тебя это не пугает?
— Если я сейчас начну пугаться, я потом не буду знать, как перестать.
— Но что она здесь делает? Что ей нужно?
— Наверное, она хочет немного пожить здесь. Говорит, что больше никого не знает.
— Ты серьезно? Она может здесь жить? В смысле, легально?
— Я не уверена. Я не спрашивала. Она так измучена. Похоже, она пришла сюда пешком от самого этого центра временного содержания.
— Она ненормальная.
— У нее совсем не было денег. Она даже на автобус сесть не могла.
— Послушай, мне это не нравится. Мне не по себе из-за того, что ты там с ней совсем одна.
— И что я, по-твоему, должна делать?
— Я считаю, что ты должна ее разбудить и попросить уйти. Я серьезно.
— Куда уйти? А если она откажется?
— Тогда я хочу, чтобы ты позвонила в полицию. Пусть ее увезут.
Я ничего не сказала.
— Ты меня слышишь, Сара? Я хочу, чтобы ты позвонила в полицию.
— Я тебя слышу. Только лучше бы ты не говорил: «Я хочу».
— Я же о тебе думаю. А вдруг она поведет себя грубо?
— Пчелка? Да в ней нет ни капли грубости.
— Откуда ты знаешь? Ты ничего не знаешь об этой женщине. А вдруг она ночью войдет к тебе с кухонным ножом? Вдруг она ненормальная?
Я покачала головой:
— Мой сын это почувствовал бы, Лоренс. У него обостренное чутье летучей мыши.
— Черт, Сара! Это не смешно! Позвони в полицию.
Я посмотрела на Пчелку: она крепко спала на моем диване, приоткрыв рот и прижав к груди колени. Я молчала.
— Сара?
— Я не буду звонить в полицию. Я позволю ей остаться.
— Но почему? Что в этом хорошего?
— В тот раз я не смогла ей помочь. Может быть, теперь смогу.
— И что ты этим докажешь, скажи пожалуйста?
Я вздохнула:
— Наверное, я докажу, Лоренс, твою точку зрения о том, что я плохо воспринимаю советы.
— Ты же понимаешь, я вовсе не такое имел в виду.
— Да. И это возвращает нас к самому началу.
— Это к чему же, я запамятовал?
— К тому, что со мной порой трудно.
Лоренс рассмеялся, но мне показалось, что смех его звучит вымученно.
Я оборвала разговор и долго смотрела на длинные гладкие белые половицы. Потом поднялась наверх. Я решила лечь спать на полу в комнате моего сына. Мне хотелось быть рядом с ним. Я призналась себе в том, что кое в чем Лоренс прав: я не догадывалась, как Пчелка может повести себя ночью.
Прижавшись спиной к холодной батарее в спальне Чарли, закутавшись в теплое одеяло и подтянув колени к груди, я попыталась вспомнить, что меня привлекло в Лоренсе. Я допила джин с тоником и поморщилась от вкуса лимонного эрзаца. Такая маленькая проблемка: отсутствие настоящего лимона. В этом было что-то вроде утешения. Я родом из семейства, в котором проблемы всегда были маленькими и решаемыми.
В нашей семье не было супружеских измен. Мама и папа очень любили друг друга. Если это было не так, значит, они нанимали актеров, чтобы те на протяжении двадцати пяти лет играли роль влюбленных голубков, а потом поддерживали с этими актерами связь, чтобы их можно было мгновенно вызвать в любое время, когда один из отпрысков решал явиться домой на выходные из университета или собирался позавтракать в воскресенье с родителями, прихватив с собой бойфренда. В моей семье все праздники праздновались в Девоне, а супругов выбирали на всю жизнь. Я гадала, как вышло так, что я нарушила клятву верности.
