Перед Армитау были обстреляны из гранотомета. Обошлось без жертв.
Не доходя до села Балакри подорвалась на фугасе БМП. Взрывом машину перевернуло кверху гусеницами, а башня отлетела метров на тридцать. Сразу же увидели, как от дороги кто-то побежал в заросли. Управляемый фугас. Пойманный оказался чеченцем лет тринадцати. Его пристрелили в «зеленке».
Не доезжая до Имроза два километра, 217-я БМП сорвалась с обрыва. Все произошло очень быстро и неожиданно, но удачно. Экипаж и десант успели выпрыгнуть. В машине остался только пьяный прапорщик Медведев. Он сидел в правом десанте и не успел выпрыгнуть. Машина падала двадцать метров, но не перевернулась, а только уткнулась носом в землю. Получилось, что она скатилась по склону в восемьдесят градусов, слетела только левая гусеница. Движение задержалось на час. Натянули гусеницу и поехали дальше.
«Урал», в котором я сидел рядом с водителем, словно что-то дернуло, и в лицо неприятно брызнуло кровью солдата, который тут же уткнулся лицом в руль. Пули попали водителю в голову. До тормозов было не достать и я оборвал провода зажигания. Машина остановилась.
Я выскочил из кабины и залег за скатами. Желание уцелеть подсказывало единственно верные решения. Лейтенант Севастьянов с группой разведчиков вышел «чехам» во фланг. Оставшиеся бойцы и «коробочки» весь огонь сосредоточили по «зеленке». Но и боевики, не жалея патронов, били по небольшой открытой площадке, разделявшей нас.
Я видел, как Севастьянов резко вскочил и побежал в сторону «бородатых», упал в траву и снова бросился вперед. За ним двигались мои ребята.
Молодые лейтенанты вели солдат в атаку на «чехов» с излишней смелостью и очень часто гибли. Их очень быстро увозили назад в Россию. Они гибли красиво, и солдаты жалели о них. Мне ни разу не пришлось слышать в Чечне, чтобы солдаты, готовые ругаться по любому поводу, жаловались на молодых офицеров. Веря всему, чему их учили, они приезжали в Чечню и слишком быстро гибли. Война оказывалась совсем не тем, чему их учили. Только осторожные могли выжить и вернуться в Россию.
Атака Севастьянова не удалась. Группа боевиков ушла, не отстреливаясь. Мы потеряли всего троих бойцов убитыми.
Одна из БМП подорвалась на мине. Бойцы слетели с брони на землю и отделались синяками. Взрывом вырвало днище, два катка с гусениц. Когда вытащили механика-водителя, он был еще жив. Ему оторвало ногу и покалечило руку. Пока перевязывали, он скончался.
Я пересел на БТР и ехал, сидя на броне, опустив ноги в люк, держась за ствол пулемета.
Выехали сопровождать наливную колонну совместно с 9-й МСР и саперами. Перед камышом подорвалась одна «бочка».
Водитель сгоревшей машины застыл в неестественном полусвалившемся положении. Его голова от уха до подбородка была рассечена глубокой рваной раной. Одна нога водителя торчала из дыры разбитого ветрового стекла, а другая, оторванная у бедра, лежала под прямым углом к его голове. Казалось, что эта нога существовала самостоятельно и не была связана с телом.
Застряла в броде БМП.
Через четыре километра подорвался БТР. Фугас сработал не под скатом машины, а правее, с обочины. Машину дважды перевернуло. Солдат, сидевших на броне смяло. Их тела выглядели, как красно-серое желе, сочащееся из камуфляжа.
Правила ведения войны боевиками не сложны. Напасть, убить противника быстрее, чем он мог разобраться, что происходит, исчезнуть, найти слабое звено в цепи федеральных войск и снова убивать, не оставляя после себя даже малейшего следа.
Вместо открытых боев федеральные войска тоже наносили неожиданные удары по местам возможных скоплений боевиков. Война не велась по четко разработанному плану и не имела определенной цели. В ней нечего было защищать или захватывать, невозможно было добиться никаких результатов. Ни патрули, отыскивающие ускользающих боевиков, ни засады, ни внезапно предпринимаемые «зачистки» мирных сел, с заданием «обнаружить и уничтожить» - ничто не могло создать ощущения осмысленных военных действий, наоборот, они становились частью общей российской абсурдности. То же чувство вызывали «секретные передвижения» войск, когда даже ребенку было понятно, где мы остановимся следующей ночью.
Смерть одного из солдат моей роты заставляла остальных пытаться найти ответ на вопрос: «Почему убит он, а не я?» Каждого бойца начинала мучить мысль, что его жизнь оплачена смертью друзей. Чтобы оправдать свое выживание, придать смысл их смерти и избежать чувства вины, нужно было отомстить за эту смерть.
Иногда по ночам я просыпался с ощущением спускового крючка на указательном пальце.
Я трясся в командирском люке БТР, стараясь соразмерить колыхание своего грузного тела с ухабами дороги. Голова тупо болела.
По знакомой дороге ехали осторожно. Головной дозор, дальше основные силы, замыкал колонну тыловой дозор. Десант на броне. Часто останавливались.
До полка оставалось около пятнадцати километров. Вдруг я увидел дымный след гранаты, которая ударила в переднюю машину. В тот же миг ударили автоматы и крупнокалиберные пулеметы. Солдаты прыгали с брони и занимали оборону. «Коробочки» открыли ответный огонь.
Вся «зеленка» наполнилась взрывами и криками.
Я спрыгнул вниз, поскользнулся и тяжело упал рядом с машиной. Но тут же встал, стараясь разглядеть, откуда по нам били. Я стоял на одном колене и рассматривал «зеленку».
«Чехи», остановив колонну били с двух ближайших сопок. «Балалайка». Я спрятался за броню.
Стволы БТРов поднимались вверх и били по «зеленке». От их грохота у меня заложило уши. По плотности огня не удавалось определить замысел боевиков. Обстрел мог быть случайным, как прежние, а мог быть нацелен на полный разгром колонны.
Я посмотрел в сторону БМП, в которую «чехи» попали гранатой. Одному из солдат бинтовали ногу. Он ехал на броне и взрывом ему вырвало кусок мяса выше колена. Солдаты, открыв люк, вытащили водителя. Ему оторвало обе ноги, от левой осталась торчать короткая берцовая кость. Даже жгут негде было наложить. Ему в руку ввели промедол. Взрывом в днище машины пробило дыру, вырвало два катка, внутри было месиво крови и костей.
Солдаты вытаскивали из машин цинки с патронами, вскрывали их, набивали магазины и карманы пачками патронов. Надевали десантные плавжилеты, но вместо поплавков в карманы на груди и на спине вставили магазины.
Несколько пуль разорвали камуфляж на плече Якушкина. Солдат перекатился и несколько раз выстрелил из автомата. Еще одна очередь боевика попала ему прямо в лицо и опрокинула на спину.
Я стрелял, не надеясь попасть в «бородатых». «Завалить чеха» не просто даже на пристрелянном участке.
Стрельба, слившееся в общий гул очереди, казалось, давили, били по голове.
В шуме боя я различал взрывы: у нападающих были гранатометы. Боевикам уже удалось поджечь почти все машины. Стрельба «коробочек» затихала, но бой усиливался с каждой минутой. Медленно, но верно превращался в бойню.
Неожиданно послышался громкий, очень похожий на детский плач крик. Я повернулся в сторону крика и увидел солдата, выскочившего из-за горящей машины. Он бежал спотыкаясь, большими нетвердыми шагами. Форма и волосы на нем горели, он сгибался и тряс головой, чтобы сбить пламя, но оно на бегу разгоралось еще больше. В него попала очередь, и он упал лицом вниз, сотрясаемый дрожью. На его затылке и спине все еще оставались небольшие языки пламени.
Я ощущал вокруг себя смерть и ничего, кроме смерти не было в моем будущем. Я видел, как дергался ствол, грохот прижимал меня к земле. Дым заволакивал весь склон.
«Чехи» слишком хорошо пристреляли место нападения. Я знал, что беззащитен. Уже не сомневался, что обречен, но продолжал стрелять, угадывая позиции боевиков лишь по вспышкам дульного пламени. Неожиданно увидел несколько фигур, приближающихся к дороге. «Чехи» старались подобраться ближе, скрываясь в густой «зеленке». Я перевел автомат правее и выстрелил из подствольного гранатомета. Взрыв заставил «бородатых» залечь. И в ту же секунду я увидел, что ошалевший от испуга Никошенко побежал прямо на группу боевиков.
- Назад, кретин! – закричал я. – Сюда!
Но он не услышал моего крика. Он уже ничего не слышал и очень хотел убраться подальше из этого ада. Его встретили несколькими очередями почти в упор.
Никошенко не удалось даже открыть ответный огонь. На мгновение он замер, обернулся, а затем медленно опустился на колени. Я видел, как его удивленное лицо заливало кровью. Затем он упал, выронив автомат.
Солдаты сопровождения, ехавшие в грузовиках, были отсечены огнем и методично расстреливались на открытом пространстве. Мотострелки не могли приблизиться к бронегруппе. Машины хорошо просматривались с господствующих высот. На нас были нацелены переносные реактивные комплексы. Когда солдаты бросились под защиту брони, «чехи» сосредоточили на них весь огонь.
