Мари-Лу полулежит на корме, где «Универсальная служба Адама» обустроила ей уютный кубрик из подушек для гамака Бритт.
Под левой рукой у нее румпель[11]. Она сосредоточена, словно капитан судна, отправившегося в дальнее плавание.
Она рассматривает прямоугольный парус. Что-то ей не нравится: то ли натяжение, то ли угол шпринта, и она просит меня одернуть парус, чтобы шпринт лежал прямо в петлях. Она ослабляет натяжение шкотов у переднего паруса, кливера, но это не помогает. Лодка все так же неспешно скользит вперед.
Когда мы отходим на порядочное расстояние от нашего мыса, ветер слегка усиливается, дует с юга, примерно три метра в секунду. Прямоугольный парус несколько раз вздрагивает. Мари-Лу подтягивает шкоты. Я чувствую, как лодка набирает скорость, словно ее кто-то толкает. Вода за кормой начинает бурлить. Солнце напоминает мне маленький желтый мячик для гольфа, который кто-то забросил на небо. Погода прекрасная. На горизонте ни единой лодки. Я закрываю глаза. И тут же словно покидаю реальность. Теперь я вовсе не на озере Веттерн, а в Тихом или Индийском океане. Чувствую себя совершенно свободным. Я могу отправиться куда угодно. В Западную Индию, Австралию, на Фьюк. Вот бы остаться здесь навсегда. Просто плыть под парусом куда глаза глядят. Никакого тебе ноябрьского утра, когда темнота, словно сырое одеяло, укрывает Стокгольм. Никаких сонных школьных дней, когда спрашиваешь себя, в чем смысл всего этого. Никаких тебе раздумий, что выбрать: гороховый суп или рисовую кашу — перед прилавком с готовой едой в торговом центре. Больше ничего подобного. Лишь солнце и парус, Мари-Лу и Адам. Мы бы жили в лодке, плавали к пустынным островам, устраивали вылазки на берег. Питались хариусом, пили чистую озерную воду, заряжались энергией солнца.
— Я давно мечтал о таком, — говорю я и, прищурив один глаз, смотрю на Мари-Лу.
— Теперь это реальность, — отвечает она.
Ветер задувает ее волосы вперед, кончики слегка приподнимаются в воздух, словно хотят плыть быстрее. На ней джинсы, футболка и желто-голубой спасательный жилет, такой же, как у меня.
— Приятно, когда ветер такой несильный, — говорю я.
— Могло бы дуть и посильнее. Хорошо, что нам пока не нужно ловить ветер, — говорит она. — Такие лодки ходят только на ветру.
— Я помню, как ты носилась по бухте в шторм на своей яхте, а мы с папой стояли на мостках и чертовски нервничали. Но ты лишь хохотала и говорила, что в такой ветер чувствуешь, что по-настоящему живешь. Этого я никогда не забуду. Папа тоже.
— Я правда так говорила? — спрашивает Мари-Лу и смеется.
— Да, разве ты не помнишь?
Я вытягиваюсь прямо под прямоугольным парусом и роюсь в сумках. Рука находит гроздь бананов и отрывает две штуки. Один банан я бросаю Мари-Лу. Она ловит его и кладет рядом с собой. Второй я очищаю и съедаю сам.
Мари-Лу показывает вперед, я поворачиваю голову и вижу остров Юнгфрун. Как же он близко! Остров похож на спящего кита. Когда смотришь на него с мостков, он кажется маленьким. Как камень в воде, на который можно присесть. А сейчас я вижу, что это — целый мир. Серый каменистый пейзаж и белые птицы. Настоящий чаячий континент.
— На этот остров нельзя сойти, — с сожалением говорю я, поскольку знаю, что это — заповедник.
Мари-Лу кивает:
— Мы обойдем Юнгфрун и под парусом доберемся до Фьюка.
— Как скажешь, капитан.
Когда мы огибаем Юнгфрун, мы не можем расслышать друг друга из-за птичьего гомона. Не знаю, мы ли их потревожили или здесь всегда так шумно. Серых чаек так много, что они закрывают собой солнце над островом, словно живой зонтик. Они почти неподвижно висят в воздухе и кажутся прозрачными.
Мне приходит мысль нарисовать их. Я на ощупь нахожу альбом. Быстро зарисовываю огромную стаю и остров. Он почти такого же цвета, как и графит.
Мари-Лу налегает на румпель. Лодка слегка наклоняется, и я снова чувствую, как парус дергается пару раз и наше судно снова послушно набирает ход. С озера дует сильнее. Мы идем прямо на север. Всплески воды спереди становятся заметнее.
Я заканчиваю эскиз, когда Юнгфрун медленно удаляется от нас. Передаю альбом Мари-Лу. Она с восхищением смотрит на рисунок и восклицает:
— Великолепно, Адам!
Я и сам доволен собой, переворачиваю лист и принимаюсь рисовать Мари-Лу, полулежащую в кубрике, с развевающимися на ветру волосами. Я смотрю на нее через рамку. Она показывает мне язык и смеется, а я ловлю себя на мысли, что этот смех мне знаком. Не тот неестественный звук, какой она издавала с тех пор, как приехала. Мне кажется, я слышу старый летний смех Мари-Лу, так она смеялась раньше.
Я тоже смеюсь.
— Нам не хватает флага, — говорю я и указываю кончиком карандаша на корму.
— Лодке флаг не положен. Вот на катерах можно устанавливать шведский флаг, — возражает она.
— А кто сказал, что нам нужен шведский флаг? Я имел в виду наш собственный, как у морских пиратов. Ну, ты знаешь: череп на черном фоне.
Я пририсовываю флаг на рисунке за спиной Мари-Лу. Но вместо черепа и скрещенных костей изображаю черную чайку. Получается здорово: флаг словно развевается на ветру. Я снова показываю ей рисунок, и она хохочет пуще прежнего.
— Теперь нам осталось окрестить лодку, — говорит она. — Или у нее уже есть имя?
— Еще нет.
Я наклоняюсь за борт, зачерпываю рукой воду, медленно выливаю ее на палубу и торжественно произношу:
— Нарекаю тебя «Черной чайкой»!
* * *
У меня много набросков Фьюка. С этим островом связаны все мои детские мечты. В них я мог бывать там сколько угодно раз. В мечтах я бродил босиком по берегу, видел, как по вечерам красное солнце опускалось за горизонт. Я спал под раскидистыми елями и просыпался на рассвете под пение птиц. Если где-то в мире и есть настоящий «остров сокровищ», так это — Фьюк.
Когда этот таинственный остров предстает перед нами, я чувствую, как во всем теле нарастает напряжение. Наверное, я боюсь, что он не оправдает моих ожиданий.
Мы идем с юга и сначала действительно видим лишь один остров. Мари-Лу хочет пройти с восточной стороны, и, когда мы проходим почти вплотную к берегу я вижу, как он словно разделяется и из одного получается три острова.
— Это Йеллен, — говорит Мари-Лу, когда мы проплываем мимо первого.
Остров весь порос лесом. Я вижу сосны, ели и осины. За Йелленом появляется Меллён. Он совсем другой, покрыт невысокими лиственными деревьями, кажется, липами. Меллён похож на непроходимые мини-джунгли.
За островом Меллён виден узкий пролив, отделяющий последний остров, Скаллен. Это главный остров, самый большой. В центре него стоит белый маяк. Скаллен — цель нашего путешествия. Здесь-то и жил Отшельник.
Я жадно вглядываюсь в остров, словно сейчас из-за скалы появится легендарный старик.
— Сколько лет прошло с тех пор, как он умер?
Мы приближаемся к земле, и Мари-Лу сосредоточена на управлении лодкой. Ее глаза пристально вглядываются в воду перед лодкой.
— Кто?
— Отшельник.
— Думаю, лет тридцать, — отвечает она. — Ему было больше восьмидесяти.
— Неужели он прожил здесь один всю свою жизнь?
— Да, во всяком случае, почти всю. Странно то, что он приплыл сюда умирать. Врач сказал, что ему осталось недолго, и посоветовал почаще бывать на свежем воздухе. Поэтому он и приехал сюда, чтобы спокойно умереть.
— Но ведь он не умер?
— Нет.
— Как таинственно, — говорю я.
— Хотя другие утверждают, что все дело в несчастной любви.
— Вот как.
— Тебе придется встать впереди и смотреть, чтобы мы не напоролись на камни, — приказывает Мари-Лу, и я понимаю по ее тону, что нужно подчиниться.
— Есть, капитан! — отвечаю я, на четвереньках ползу через пакеты и сажусь на корточках на носу лодки. Вижу, что вокруг острова полно камней.
— Так держать! — кричу я. — Но не подходи ближе.
Лодка плывет вдоль острова спокойно и немного лениво. Южный ветер опять слабеет и едва борется с тяжелым прямоугольным парусом. Наша лодка огибает Скаллен с севера, в надежде поймать ветер.
— Вон там гавань! — кричу я.
Я успеваю увидеть, как береговая линия внезапно разрывается, образуя небольшой пролив, напоминающий щель. У самого берега раскинулась спокойная лагуна с зеркально-гладкой водой.
Мари-Лу снова наваливается на румпель, и лодка медленно устремляется в пролив.
— Убрать паруса? — спрашиваю я.
Мари-Лу качает головой:
— Здесь почти нет ветра.
Я замечаю, что она права. Когда мы входим в лагуну, наступает полный штиль. Парус дрожит, и скорость быстро падает. Мы зависли в левентике[12]. Я уже готов пройти последний отрезок пути на веслах, но Мари-Лу каким-то чудом удается поймать слабый ветерок, и мы медленно приближаемся к берегу, усыпанному мелкими камушками.
