Марианна Гончарова - Кошка Скрябин и другие

– О, – лениво приоткрыл один глаз Левочка, – неужели еда? – и присмотревшись, скривился: – Не-е-ет, мечется, пищит, белое, с ручками… Не еда.

– Да-а-а!!! – радостно завопила Роза Захаровна. – Валяется как попало, огромное, бесформенное. Рабо-о-ота-а-а-а!!!

Роза Захаровна потрогала лапкой «работу», чтобы определить, так сказать, ее объем. Объем работы лениво перевернулся и не отреагировал. Роза стала носиться по полю деятельности, чтобы побыстрей найти ее край. Потому что скатывать, сворачивать ведь надо с краю. Ноги застревали – поле деятельности было лохматое, некошеное, непричесанное и пузато-холмистое.

Хм, подумала Роза Захаровна и подергала «работу» за усы.

– Ну что-о-о-о еще?.. – нахмурился «объем», огромным тяжелым кулем вывалился наружу из стиральной машины, тяжело прошлепал в комнату и удобно разлегся на диване.

– О! – воскликнула радостно Роза Захаровна, последовавшая следом за Левочкой в комнату. – А вот и край.

И она вцепилась в Левочкин пушистый хвост и принялась за дело – стала его сворачивать, сматывать. Чтоб был порядок.

– Уыа-а-а-а-а-а! – разрыдался Левочка и, вырвавшись из цепких лапок крысы, удрал на шкаф.

– Как это? В чем дело? – возмутилась Роза Захаровна…

Люся, лучший хомяковод, крысовод и вообще прекрасная женщина, пришла домой и застала любимого кота Левочку в стрессе: он испуганно выл, в ужасе глядя сверху на Розу Захаровну. А та, стоя на задних лапках, умильно звала снизу:

– Спустись ко мне, дядь, а? Дяденька, – попискивала она, ласково и нежно глядя на Левочку, – я скручу тебя и сложу в уголочек, и будет у нас порядочек.

– Уыа-а-а-а-а! – подвывал Левочка. – Уыа-а-а-а…

Ночью крыса подкараулила кота Левочку у лотка и вцепилась в хвост. Ночь для жителей квартиры прошла в боях за территорию. Крыса категорически отказывалась ложиться спать. Кот категорически отказывался спускаться вниз.

Крыса Роза Захаровна была настойчивой и терпеливой – кот был еще не охвачен сворачиванием и сматыванием, она планировала его смотать и сложить в ближайшее время.

Люся, прекрасная Люся, ведущий хомяковод страны, отчаявшись, уже решила отдать Розу Захаровну обратно в зоомагазин. Но помог случай. У Розы Захаровны оказалась еще одна, но тоже пламенная страсть.

Дочка Люси Даша праздновала окончание института, пригласила друзей и, перекусив, ребята включили музыку и стали танцевать.

– Чундра-чучундра… – орало из комнаты дочери. – Чундра-чучундра!

Люся уже хотела зайти в комнату дочери, чтобы попросить сделать потише, но вдруг заметила, что в своей большой распахнутой клетке Роза Захаровна стоит на задних лапках и подергивается в такт музыке, помахивая ручками.

Как только песня заканчивалась, Роза Захаровна переставала танцевать и опускалась на все четыре лапки.

Теперь, когда семья уходит из дому, к клетке Розы Захаровны придвигают компьютерные динамики, и крыса пляшет в свое удовольствие в буквальном смысле до упаду. Под «Чундру-чучундру».

Пляшет практически просто для себя. Потому что тупые джунгарики не обращают на нее внимания. Что они понимают в искусстве, им бы только поесть. Но один зритель у Розы Захаровны все-таки имеется.

Левочка внимательно следит, чтобы «Чундра-чучундра» не останавливалась. Он даже учится нажимать лапкой на клавиатуру компьютера, чтобы оттуда зазвучала музыка.

Когда внезапно становится тихо, он быстро прячется где-то наверху, чтобы его не смотали в рулончик.

А если кто не верит, то у Люси на телефоне есть видео танцующей крысы. Роза Захаровна изящно и самозабвенно двигается, прикрыв глаза, помахивая розовыми ручками…

С ними рядом точно можно было чокнуться. Эти наши соседи, они заводчики американских бульдогов. Все, кто к нам приезжает, удивляются, как мы терпим – ведь собаки в вольерах реагируют на все, что движется, – то ли человек, то ли кошка, то ли листик невесомый, ветром подхваченный. А мы уже ничего, привыкли. По результатам каких-то кинологических исследований американский бульдог, если быть корректным, самая неинтеллектуальная порода среди всех собачьих пород. Собаки наших соседей – тоже не доценты оказались.

В паспортах у них у всех (я знаю, потому что по просьбе моих соседей набирала эти документы перед выставкой на своем компьютере) указано: «Джулия Птира». Или, например, «Ричард Птира», «Джим Птира»… Имя – собаки, фамилия – хозяйская.

Птира. Чета Птира, ну такая фамилия у них, он – Птира, она, поскольку жена, тоже Птира. Да и в остальном – как они друг друга только нашли, просто удивительно, эти двое Птир – два сапога на одну ногу, такие одинаковые. Ох, они странные, знаете ли! Они оба, например, вообще не смеются. Никогда. У них даже этих самых мимических морщин нету, которые там в уголках глаз или вокруг рта – от смеха которые, не-ту. Не смеются и не удивляются. То есть вот этих вот, когда глаза – о-о-о-о?! неуже-е-ели?! – от удивления и лоб весь в гармошку, этих морщин у них тоже нет. Зато у них есть так называемые складки ответственности и озабоченности – над переносицей между бровями. Они даже внешне ужасно похожи, эти Птиры, – ну прямо близнецы. И это, кстати, потому, что главное в их жизни, у Птир, симметрия. Симметрия и порядок. Да что там порядок! Порядок – это мягко сказано. Орднунг! Вот что у них. Ну, главная в доме, несмотря на симметрию, конечно, Птира-она. Строгая, подозрительная, очень ревнивая и страшно аккуратная. Вошла Птира-она в комнату, свет включила, на ковер ступила, тапки долой, включила телевизор. Вышла из комнаты, даже на секунду, суп помешать, например, – телевизор выключила, сошла с ковра, тапки надела, свет выключила. Вошла – включила, сняла. Вышла – выключила, надела. Экономия и орднунг! Птира-он, как идиот, в кресле в комнате сидит (босой, конечно), сидит с газетой, жена туда-сюда: то темно, то светло. То есть изображение, то нет. То вошла, то вышла. И тапки только – шлеп, шлеп! Нервы титановые у обоих.

Убирают в пятницу – всю мебель сдвигают, моют, все, что моется, стирают все, что стирается. На диванах и креслах пластиковые чехлы прозрачные магазинные. На них сидят, на них лежат, хрустят: свет – цанк! Тапки – шлеп! Телевизор – пип! Кресло – шур-шур! Жизнь! Чехлы снимают только для особо важных гостей, для начальника Птиры-мужа. И то Птира-она так нервничает, так нервничает. Ну что поделаешь – начальник.

И тут вот начальник мужа говорит Птире-ему, мол, возьми у меня одного щенка, детей у вас нету, а тут американский бульдог. «Американские бульдоги, – поучает начальник, – укрепляют семью. И жена твоя отвлечется, а то вон, заревновала тебя уже до зеленой бледности, что ты дергаешься и на женщин глаза боишься поднять. И меня выручишь, двести долларов как своему, и живая душа рядом». Нет, ну можно начальнику своему сказать «нет»?! Можно?! Думали Птиры, совещались, мол, живое ведь, чтоб любить и чтоб нас охранять, согласились, но поставили условие: берем, но двоих по цене одного. Это уже Птира-она такое придумала. Экономная ведь. А двоих – чтобы хоть как-то выиграть, ну и для симметрии.

Ковры сняли. Началась новая жизнь. Довольно хлопотная.

Сначала они были похожи на шоколадные пирожки. Маленькие, ладные, коротенькие, сбитые, даже робкие. Я уже не помню, как их назвали, как-то нежно. Но имена помнили только Птиры. Мы, соседи, звали их Басмачами. Они только вначале очумели немного, ходили, когтиками по паркету клацали, переглядывались, мол, прикинь, о попали! – в музей. А подросли, огляделись – оказалось, что есть чем заняться, есть что нарушать – орднунг! Куча всякого орднунга! Море орднунга! Нарушай – не хочу!

Надо сказать, что эта пара американских бульдогов, эти братья-Басмачи, с которых и начался у семьи Птира их собачий бизнес, они вообще оказались чемпионы по отсутствию интеллекта, то есть идеальные образцовые кретины. Нет, ну приглядитесь к ним внимательно: вот голова, где должны располагаться мозги, глаза, зубы там, нос и прочие головные принадлежности. А у американских бульдогов – как-то все не удалось, природа лепила и так, и эдак, ну пьяная, что ли, была, получилось, что всю голову занимают челюсти – две слюнявые экскаваторные лопаты, кое-как еще воткнут нос и маленькие заплывшие глазки. И все. В черепе больше места просто нет, чуть-чуть – для мозгов, чтобы Басмачи запомнили только, что на кровати и кресла – фу! Команды – «охранять!» и «гулять!». А из качеств характера там поместились хитрость, коварство и яростная преданность даже не столько своим кормильцам, сколько дому, их пригревшему. Потому что, если Птиру-жену они еще слушали, то Птиру-мужа игнорировали. Правда, относились к нему по-доброму, потому что он с ними гулял. Мы все выключали телевизоры и прекращали всякую деятельность, когда они гуляли, мы садились к окнам, запасались попкорном и наблюдали, как Басмачи тягают Птиру на своих поводках, как мощный катер – спортсмена на водных лыжах. Они втроем носились по кварталу вокруг домов как бешеные, их местонахождение можно было легко определить по звукам тяжелого топота Басмачей и хриплого дыхания хозяина. Кстати, Басмачи вообще никогда не лаяли. Молчали и делали свое дело. В основном жрали. Вы наблюдали, как ест бульдог? Вы видели, как работает экскаватор? Вы слыхали, как поют дрозды? Вы слышали, как работает машина по осушению болот? А завыванье вьюги в феврале? Все звуки и видеоряд сложите вместе – такое вот четыре раза в день можно было услышать и увидеть в Птировой кухне. Свинарник – институт благородных девиц! Пансион для мальчиков из королевских семей! По сравнению с Птириными бульдогами. И вроде бы кормили их по науке, элитной собачей едой, по книгам, по часам – орднунг! Но попутно бульдоги включили в свой рацион квартиру. То есть грызли углы, облизывали стены, им было вкусно. Своим элитным кормом питались днем, квартирой питались по ночам. В несущих стенах выели ходы и норы – чавкали, грызли, сопели, подвывали, хрюкали, чмокали и дрались из-за лакомого куска штукатурки. Ветеринара вызвали, когда стенку в коридоре истончили до такой прозрачности, что, если присесть или прилечь, были видны ноги тех, кто выходит из лифта. Ветеринар сказал, что, очевидно, им не хватает кальция. Нет, ну бывает такое, понятно, но чтобы настолько, что все углы внизу объедены до овалов! Это при одной, но пламенной страсти Птир к порядку. Вызвали строителей, укреплять стены.