И тут я начала припоминать. Ну да, меня же в кабаре укусила змея, я упала со сцены и наглоталась дыма. Я попробовала пошевелиться, но когда-то сломанная, а теперь укушенная нога вела себя как мертвая. Она отяжелела и не хотела подниматься. Я откинула простыню, приподняла подол больничного халата и пришла в ужас моя нога стала зеленой! Цвета зеленого горошка. А бедро, в которое пришелся укус, было туго замотано бинтами.
— Вы только посмотрите, какого она цвета! — раздался чей-то голос. Это сказала моя соседка слева, которая не отказала себе в удовольствии насладиться зрелищем. У женщины были забинтованы обе руки, а волосы на голове местами выбриты.
— У-у! — не унималась она. — Ужас-то какой! Как будто из пруда выудили. Эй, Нерисса, иди-ка посмотри на ногу синьоры Капур.
Нерисса, занимавшая кровать напротив, изо всех сил старалась подняться. Она была закована в гипсовый воротник, одна нога забинтована. Медленно, превозмогая боль, она пересекла палату. На то, чтобы сделать десяток шагов, ей потребовалась целая вечность.
Несколько минут она молча изучала мою ногу, потом повернулась и отправилась в обратный путь.
— Бедняжка, — вздохнула моя соседка, наблюдая за медленным шествием Нериссы, — попала в аварию и откусила собственный язык. Доктора пытались его пришить — не прижился. Пришлось перевернуть другой стороной. Но говорить она уже не сможет.
Настроение у меня быстро портилось.
— Кстати, меня зовут Валерия, — продолжала соседка. — Ты пять дней провалялась без сознания. Мне очень понравилось, как ты выступила в клубе. От него теперь ничего не осталось, сровняли с землей. Ужас какой-то. Теперь все так — сегодня есть, завтра нет.
Я закрыла глаза и притворилась спящей. На мое счастье, Валерия куда-то ушла, оставив меня в покое. Иногда я чувствовала, как ее пальцы трогают мою ногу, но старалась не обращать внимания и снова погружалась в сон.
Пока я спала, приходил доктор с регулярным осмотром. Он был такой высокий, что ему приходилось нагибаться, чтобы не удариться головой о свисающие с потолка лампы. На нем была зеленая хирургическая шапочка, а лицо почти полностью закрыто марлевой повязкой. Он осмотрел Нериссу и как-то слишком ловко засунул пальцы ей в рот. Нерисса не сдержалась и прикусила их.
Потом доктор подошел к кровати моей соседки Валерии. Несмотря на преклонный возраст, она быстренько задрала то немногое, что было на ней надето, и продемонстрировала свои страшные ноги, усевшись на стеганом покрывале в нескромной позе. Доктор осмотрел ее сожженные брови. Интересно, у меня просто разыгралось воображение, или Валерия действительно хотела его поцеловать, несмотря на наличие марлевой повязки? Доктор не стал рисковать, резко повернулся и направился ко мне, оставив Валерию с разинутым ртом.
Одного взгляда его темных глаз было достаточно, чтобы я поняла; никакой это не доктор. Это Сыщик, принявший очередное обличье.
— Как мы себя чувствуем? — спросил он, по очереди светя фонариком в оба мои глаза.
Нет, это горел не фонарик в руке врача-Сыщика, а яркая лампа над моей кроватью. Я заморгала, заметалась между сном и явью, не понимая, что мне снится, что происходит на самом деле, а что есть плод моего воображения.
Надо мной склонился Дарио Мормиле, но я не сразу его узнала, потому что на нем был надвинутый на глаза медный шлем. Чтобы увидеть то, что находилось перед ним, ему нужно было запрокидывать голову, выглядывая из под шлема. Он тут же заметил, что я растерялась.
— Все хорошо, Фреда. Это мы с медной тубой, — объяснил он. — Puzzone Сельмо д’Анджело нахлобучил ее мне на голову, когда в панике удирал из клуба. Семь часов я провел в хирургии, но ее так и не удалось снять. Вросла в череп. Пришлось отрезать лишнее, и играть на ней теперь нельзя. Говорят, мне так и придется жить с ней, но я хочу от нее избавиться. Поеду за границу, найду хорошего врача…
Я подумала, что все еще сплю, но оглядевшись по сторонам, убедилась, что давно проснулась. Ходячие пациенты ужинали мясом с луком за большим столом в центре палаты. Возле некоторых кроватей сидели посетители, по проходам ходили нянечки с подкладными суднами и бинтами. Мормиле продолжал болтать, хотя я его почти не слушала.
— Знаешь, Фреда, а я ведь разорен. Совсем. Клуб сгорел во время пожара. Полностью. Ничего не осталось. Годы работы превратились в дым. Страховщики говорят, что ничего не выплатят. Это все из-за полиции. Но я с ними разберусь. Я им устрою. Говорят, будет суд. Семь человек погибло. Знаешь, Фреда, я тебя не виню, но это все из-за тебя.
— Из-за меня? — возмутилась я. Мой голос звучал как-то непривычно. Словно чужой. Я совершенно разучилась говорить.
— Сама подумай, — сказал Мормиле. — Если бы не ты, ничего бы не случилось.
На сей раз я проснулась от того, что взволнованная синьора Доротея гладила меня по руке.
— Неужели правда из-за меня? — спросила я.
— Нет, дорогуша, — ответила она. — Конечно, не из-за тебя. Из-за этой мокрицы Мормиле. Поверить не могу, что ты согласилась там работать. Мы же обещали помочь тебе с деньгами. Представляешь, у него не было страховки, а пожарные выходы оказались закрыты. И это вдобавок к тому, что он держал там опасных животных. Счастье, что ты выжила. Полиция уже ищет его, а когда найдет, уж поверь мне, мало ему не покажется. И еще кое-кто его ищет. Очень серьезные люди. В ту ночь погибли весьма влиятельные особы, Фреда. Я это знаю, потому что мы организуем их похороны. А сколько раненых! Они жаждут мести. Ему повезет, если полиция найдет его первой.
— Он здесь, — прошептала я, — в больнице. Я его видела. Только что, перед вашим приходом. У него на голове раструб медной тубы. Доктора не смогли ее снять. Ему придется жить с ней. Он еще сказал, что играть на ней теперь нельзя. Они срезали лишнюю часть…
— Конечно, дорогая, — сказала синьора Доротея так, как обычно разговаривала с душевнобольными клиентами. — Врачи говорят, что тебе нужен покой. Ты была очень больна. Та змея, которая тебя укусила, это черная мамба. Честно говоря, ты не должна была бы здесь лежать. Но ты поправишься. Пожалуйста, лежи спокойно и не волнуйся. Я принесла тебе очень вкусный виноград. И вот, посмотри, свежий номер «Похоронного альманаха». По-моему, ты получилась очень хорошо…
— Вкусный виноград, — зачем-то повторила я, — получилась очень хорошо.
— Я тебя помню, — произнес кто-то, стоявший в изножье кровати.
Я подняла глаза. Это была медсестра, которую я уже видела раньше. Сестра Спада. У нее были пухлые губы, как у рыбы, и пахло от нее чем-то соленым.
— Опять та же нога? Вот невезуха. Я говорила твоему мужу…
— Моему мужу?
— Да, коротышке в кричащем костюме. У него еще дурацкая привычка говорить разными голосами. Он тебе так предан… Каждый день приходил, сидел возле кровати, по руке гладил.
— Он был здесь? — недоверчиво переспросила я, испугавшись и растерявшись.
— И другие были, — ответила она, весело подмигнув, — но ты не волнуйся, мы уж постарались, чтобы они друг с другом не встретились.
— Какие другие? — вяло спросила я. Интересно, эта галлюцинация — последствие змеиного укуса или тех лекарств, которыми меня пичкали?
— Сама знаешь, — сказала сестра Спада и снова подмигнула, а еще пихнула меня локтем, подойдя вплотную к кровати. — Один такой высокий, с красивыми глазами. Должна тебя предупредить, кое-кто в палате положил на него глаз. А потом еще странный такой, с трубой на голове.
— С тубой, — поправила я.
— Всё едино, — пожала плечами сестра. — Покрутился тут, совался то туда, то сюда. Шустрый такой, до всего ему есть дело. Еще пару раз приходил школьник, нескладный, маленький, с писклявым голоском. Ты просто побила рекорд по посетителям мужского пола. Некоторые больные прямо обзавидовались. Я понимаю, ты ведь из шоу-бизнеса. Я где-то читала, что известность — это афрозодиак.
— Афродизиак, — снова поправила я. — Возбуждающее средство.
— Ой, какие мы грамотные! — огрызнулась она и удалилась.
Потом я услышала, как она рассказывает другим сестрам, будто я такая задавака, что со мной и разговаривать не стоит. С того дня они прозвали меня «мисс Величество». «Мисс Величеству нужен горшок». «Мисс Величеству пора пить таблетки».
Она, должно быть, ошиблась. Альберто не мог сюда приходить. Что за бред? Я внимательно рассмотрела свою руку в поисках следов его грязных потных прикосновений. Их не было. Тогда я убедила себя в том, что медсестра страдает галлюцинациями, и улеглась обратно на подушку. Синьора Доротея права: нужно отдохнуть.
На следующий день, несмотря на смертельную усталость, я решила ни в коем случае не спать. Если Альберто снова придет, уж я его не упущу. Когда наступило время посещений, я усилила бдительность и была начеку, вглядываясь в каждого, кто входил в палату, чтобы меня не обманули.
