Гигант вздохнул.
— Увы… в зрелом плоде завелся червь. Во время пребывания в Португалии до Ван Эйка дошли слухи о наших морских подвигах. Возвратившись в Брюгге, он пересказал их герцогу. С тех пор художник совершил несколько поездок, связанных со шпионажем, как в Кастилии, так и в Португалии. Во время одной из них он пронюхал — бог знает как, — что мы почти закончили исследование побережья Гвинеи, обогнули мыс Божадор и мыс Блан и открыли края, где в изобилии можно до бывать золото и рабов. В этот раз герцог проявил решимость. Он поручил Ван Эйку вернуться в Португалию и непременно завладеть нашими драгоценными картами. Прошло уже два месяца.
— Мой отец?
— Да, твой отец… Перед послом, каковым он числился, были открыты все двери. Но ему, сверх того, удалось побрататься с придворным художником Нуно Гонсальвесом. Тот в свое время изучал работы Ван Эйка, искренне восхищался ими, и они вдохновили его на написание образа святого Винсента, покровителя Лиссабона, когда-то замученного на мавританском побережье. Брат же Нуно Гонсальвеса, некий Мигель, был хранителем королевской библиотеки и, что немаловажно, зала с картами. Под влиянием своего брата этот человек допустил невероятную оплошность, разрешив Ван Эйку посетить сокровищницу, на стенах которой были развешаны карты. Тот сразу усмотрел ту, которая интересовала его господина, — самую ценную.
— Он похитил ее?
— Нет. Он оказался хитрее. Воспользовавшись кратковременным отсутствием хранителя, он скопировал карту на велени.
— Как же он успел?
— Этот вопрос стоит и перед нами. Твой отец был великим художником, значит, обладал феноменальной зрительной памятью. Впрочем, это одна из причин, по которой герцог поручил ему эту миссию. Только художник с талантом Ван Эйка мог благополучно завершить ее. Детали и фамилии, которые он не успел записать, просто запечатлелись в его памяти.
— А как вы узнали об этом, если он ничего не украл?
— Потому что Мигель вовремя вернулся в комнату. Он сразу все понял и попытался убедить Ван Эйка отдать ему копию. Художник, разумеется, отказался, уверяя, что побудил его к этому чисто художественный интерес и он уничтожит пергамент после приезда в Брюгге. Что никто его не увидит. Подобные аргументы не звучали бы убедительно, если бы Ван Эйк не имел звания посла, не являлся королевским протеже, не был ценим инфантой Изабеллой и не окружен ореолом знаменитости. К тому же он очень умело манипулировал Мигелем при помощи кнута и пряника. Так, он дал понять, что, узнай король о его оплошности, он жестоко накажет его. Расплата за такие ошибки одна — смерть. Несколько лет назад один лоцман и два матроса, сбежавшие из Португалии в Кастилию с целью предложить свои услуги королю Альфонсо, были пойманы и арестованы. Тело лоцмана привезли в Лиссабон, разрубили на четыре части и развешали их на четырех городских воротах.
— Но как же вас предупредили?
— В день отьезда Ван Эйка Мигель, терзаемый угрызениями совести, все рассказал властям.
Ян с ноткой страха произнес:
— Его, разумеется, приговорили к смерти?
— Нет, но заковали в кандалы. Тоже незавидная доля.
— А вам поручили вернуть карту…
— Да. Меня попросил принц. Я уже говорил тебе, что он не только мой сеньор, но и друг. Однако моя миссия была заранее обречена на неудачу, потому что я должен был завладеть этой копией до того, как Ван Эйк передаст ее герцогу. Чудо это или везение, не знаю, но последнего в это время не было в Брюгге. Так что мне повезло. Но каждый час был на счету…
— Поэтому вы и притворились агентом сыска…
Разочарование появилось на лице Идельсбада.
— Эти истории с убийствами пришлись очень кстати. Благодаря одному из наших людей, внедренному в службу сыска, я смог получить всю информацию о Слутере и остальных, а также фальшивое удостоверение. Я был убежден, что карта все еще находится в доме. И мне любой ценой нужно было проникнуть в него.
— Вам это не удалось, и вы проникли силой. С сообщниками. Бедная Кателина чуть не умерла со страха. Вы…
Португалец сухо оборвал его:
— Нет. Ошибаешься. К этому нападению я не имею никакого отношения. Во-первых, у меня нет сообщников, и, во-вторых, я не сделал бы такой глупости, тем более при свете дня. Зато я знаю, кто были эти люди.
Ян поднял брови, ожидая продолжения.
— Они испанцы. Очевидно, секреты не так уж строго охраняются, как это принято думать. В королевстве Кастилия наверняка узнали о проделке Ван Эйка. По причинам, которые я тебе назвал, Испания так же заинтересована в этих картах, как и герцог Бургундский. Во Фландрии, как и повсюду, у нее есть свои агенты. Они-то и разгромили ваш дом. Я здесь ни при чем. К несчастью для них и к счастью для меня, Ван Эйк принял меры предосторожности, спрятав карту в комнате, смежной с мастерской. Ты сам мог убедиться: они пытались взломать дверь.
— Какое-то безумство, — вздохнул мальчик. — Из-за карты! — И, охваченный сомнением, спросил: — Что вы делали там в ночь смерти Ван Эйка? Вы уверяли, что не наделали бы глупостей, не дали бы себя раскрыть.
— У меня больше не было выбора. Возвратился герцог Бургундский, и Ван Эйк должен был встретиться с ним на следующий день. С отчаяния я попытался образумить твоего отца. Я описал ему все последствия его поступка. Разрыв наших отношений с Фландрией. Возможность войны. Пролитая кровь. Я воззвал ко всем его чувствам. Короче, я все испробовал.
— А как он к этому отнесся?
— Буду откровенен. Я уже собирался сделать крутой поворот. К сожалению…
— Он умер…
Идельсбад кивнул. Ян заметил, что он устал.
Темнота вползала в комнату, почти ничего не было видно. Молчание затянулось. Перед мысленным взором Яна мелькало прошлое. Загадочное поведение Ван Эйка. Его тоска и нервное напряжение. Его отказ открыть Кампену и другим факт покушения на него.
— Что-то ускользает от меня во всей этой истории, промолвил Ян. — Убийства, люди, пытавшиеся меня убить… Какое это имеет отношение к карте?
— В этом-то и для меня загадка. Ума не приложу… — И вдруг лихорадочно спросил: — Типы, которые на тебя на пали, упоминали о карте? Спрашивали тебя о ней?
Мальчик отрицательно покачал головой:
— Они просто хотели меня утопить. Я только запомнил, что один из них говорил не по-нашему, кажется, на итальянском.
— Странно… — Гигант резко встал. — Мне нужно подумать.
— А я что должен делать?
— Ляжешь спать… Завтра видно будет.
Ян нехотя расстался со своим табуретом. Он плохо себя чувствовал, кружилась голова. Выглянул наружу — сплошной мрак. Казалось, в чаще притаилась армия призраков, готовых выскочить по первому знаку.
На палубе корабля Ян отбивался от окружавших его гримасничающих персонажей. Мертвец с улицы Слепого осла приближался к нему с зияющим горлом. Его руки напоминали вилы, готовые пронзить насквозь. Ветер завывал в вантах, и гигантские волны разбивались о корпус с оглушительным шумом. Ян ринулся вперед, пытаясь спастись, но все напрасно.
— Ты умрешь, Ян! — насмешничали голоса. — Ты соединишься с Ван Эйком и другими!
Все они были здесь: Петрус Кристус, Идельсбад, доктор де Смет, капитан, Маргарет, ликующе наблюдавшая за сценой. Все они скандировали в неистовом ритме:
— Ван Эйк, Ван Эйк, Ван Эйк!
Мертвец с улицы Слепого осла уже приблизился настолько, что ужасная вонь била из его горла Яну в лицо.
— Теперь твоя очередь, мой мальчик. Бесполезно сопротивляться.
В свете молнии Яну показалось, что он видит мэтра, облокотившегося о поручни и всматривающегося в море.
Он завопил:
— Отец! На помощь! Отец, помоги!
Но Ван Эйк улыбнулся и вновь погрузился в созерцание моря.
Подошел Петрус Кристус. В руке он держал кинжал и протягивал его мертвецу с улицы Слепого осла.
— Режь ему горло, — приказал он. — Я хочу видеть, как польется кровь. Мы напоим ею Ван Эйка.
— Нет! — закричал Ян. — Пощадите! Я не хочу умирать. Я не знаю, куда уходят умершие! Пощадите.
— Эй! Успокойся! Просыпайся-ка!
Мальчик открыл глаза. Идельсбад, склонившись над ним, легонько пошлепал его по щеке. Яну потребовалось несколько минут, чтобы вынырнуть из своего кошмара.
— Все в порядке? — спросил Идельсбад.
Мальчик сел на кровати. Лоб был в поту. Рассвет уже занялся, и первые светлые лучи просачивались в комнату. Остатки сна таяли в его голове. Он лихорадочно повернулся к Идельсбаду:
— Мне нужно вам о чем-то рассказать. Вернее, о ком-то.
— Слушаю.
— Вы его знаете. Я видел, как вы с ним разговаривали через несколько дней после смерти моего отца. Вы находились перед больницей Сен-Жан. Речь идет о…
Португалец опередил его:
— Петрусе Кристусе.
— Да.
— Что ты о нем знаешь?
— В день, когда я обнаружил Николаса Слутера, я побежал домой и поставил в известность отца. Петрус был тут же. Знаете, что он заявил? Он сказал: «И на этот раз еще один человек из нашего братства…» Откуда он мог знать? Мы сами узнали гораздо позже, от вас, кстати.
