Самолетик скрылся за древними крышами, но за миг до этого из кабины выпрыгнула крохотная фигурка, напомнив Кеше пикирующих наложниц из дрим-муви. Фигурке, однако, повезло больше — над ней раскрылся парашют.
Его быстро понесло ветром прямо в сторону Кеши. Пока Little Sister приближалась, Кеша вспоминал, какая она сегодня будет. Это, может быть, звучало не совсем правильно, но в точности отражало реальность.
Она казалась пока тенью — но воскресала в Кешиной памяти и как бы воплощалась, словно он был богом-творцом. Он притягивал ее своим воображением, предчувствуя ее лодыжки, вспоминая колени и измышляя щеки... Когда сестричка наконец приземлилась у фонтана, отстегнула свой парашют и отдала его ветру, Кеша уже практически завершил свой демиургический акт.
Она была одета японской школьницей — в белую матроску, синюю короткую юбку и традиционные белые гетры с пресыщенным плейбо-евским зайцем. Волосы на ее голове, перехваченные красными резинками, разлетались в два иссиня-черных хвоста. Она была тонка, юна и безумно красива — той особой невыносимой красотой, которая, как подмечал не один русский классик, редко бывает доступной легально.
Кеша откуда-то знал, что в старину японские школьницы одевались именно так. Его воображение с удовольствием переносилось в эту двусмысленную культурную среду — и пользовалось историческим наследием в полном объеме. Возраст своего фетиша он на всякий случай не уточнял.
Но затем метафора разворачивалась еще дальше, становясь и вовсе неуправляемой. В Little Sister всегда что-то намекало на недавнее насилие и abuse. То темные круги под глазами, то царапина на щеке, то синяки на запястьях — немного, но вполне достаточно, чтобы послать Кеше дополнительную наживку, которую он, к своему собственному ужасу, послушно заглатывал (он уже давно перестал думать о сестричке как о своей проекции, наделив ее всеми свойствами реального существа).
Сверкнув черным глазом в сторону Кеши, сестричка присела на ограждение фонтана и уставилась на вывеску пиццерии. Сестричка дулась. И для этого у нее, конечно, были все основания. Один белый гетр на ее ноге сполз до щиколотки, так, что плейбоевский заяц превратился просто в черную кляксу. На лодыжке краснела свежайшая длинная царапина.
Несколько секунд Кеша любовался своим бесплотным творением.
Он никогда не ошибался ни с одной деталью, проявляя чудеса визуализационной точности — как древние созерцатели, ежесекундно рисовавшие свое божество в уме до тех пор, пока оно не становилось для них так же реально, как посуда и мебель. Сестричку, впрочем, достаточно было создать один раз с утра, и ее хватало на день.
Кеша однажды наткнулся где-то на четверостишие, где была описана вся его сокровенная технология:
В тот день всю тебя от гребенок до ног,
как трагик в провинции драму шекспирову,
носил я с собою и знал назубок,
шатался по городу и репетировал...
Непонятно даже, как это Пастернак мог сочинить такое в дотехнологическую эпоху... Провидец.
Little Sister была Кешиным проклятием и секретом. Она как бы говорила каждое утро — «у тебя есть мрачная тайна, Ке. Тайна, которую ты боишься случайно расшэрить. А я про нее знаю...»
На самом деле, конечно, Little Sister ничего не знала — хоть и была этой тайной сама. Она и не могла ничего знать, потому что (с технической, во всяком случае, стороны — Кеша изучил вопрос подробно) являлась просто папкой, где были собраны Кешины предпочтения в сфере влечения.
Функционально она служила так называемым «помощником» — стандартным для фей-стопа приложением, «помогающим пользоваться другими приложениями». Кроме того, она зачитывала сообщения и объявления, которые система (цукербрины, операционная оболочка и все прочее) хотела донести до пользователя (такое случалось, может быть, пару раз в неделю — и всякий раз, когда сестричка брала на себя двусмысленную роль рупора властей, Кеша испытывал озноб).
Из-за этой функции глашатая склонные к конспирологическому видению мира пользователи оформляли своих помощников в виде демонов, грифонов с красными глазами или разлагающихся зомби. Система не возражала. Система не возражала даже тогда, когда сестричку превращали в неясный тройной огонь, как бы сияние цукербринов, которое при каждом взгляде пользователя холуйски прижималось к полу и спрашивало «чего изволите?». Кешин вариант на этом фоне казался вполне пристойным.
Кеша вполне представлял себе происхождение Little Sister и ее эволюцию. Всего двести или триста лет назад она была нарисованной скрепкой с грустными и мудрыми семитскими глазами. Или желтой собачкой, потешно вертящей хвостом. В прогретых доисторическим солнцем болотах Microsoft Windows, где когда-то зародилась эта разновидность жизни, царило удивительное разнообразие смешных и добрых форм...
Считалось, что вид помощника отражает индивидуальность хозяина фейстопа. И это, конечно, было так. Little Sister, безупречнейшее зеркало души и ума, могла указать внимательному наблюдателю на Кешин тайный грех.
Именно поэтому он держал ее только в оперативной памяти — и не шэрил ее внешнего вида ни с кем.
Это было несложно. Мода на конкурсы «лучший помощник» прошла, да и ходить друг к другу на фейстоп люди тоже почти перестали. Правда, каждое утро на Кешин фейстоп прибывала его супруга Мэрилин. Но она не отличалась любознательностью: ее аватарка была функционально слепой. Кеша ценил эту деликатность и отвечал супруге тем же.
Мэрилин такая Мэрилин.
Она стояла на своем обычном месте, в первом ряду между Мутабором и Ксю Бабой. На ней было обычное белое платье, которое она, как всегда по утрам, прижимала ладонями к коленям, борясь с бесстыдно задирающим его виртуальным сквозняком. На ее лице застыла холодная гримаса — однако в воздухе над ее головой призывно горело рубиновое сердце, вокруг которого летали два голубка.
«Однако что это с Мэрилин,— подумал Кеша. — Каждое утро теперь...»
Социальная партнерша хотела — или, во всяком случае, была бы совсем не против,— чтобы он исполнил свой супружеский долг. Ее пыл не угасал вот уже пять лет. Наоборот, только разгорался с каждым днем. Но Кеша не возражал.
Когда над головой Мэрилин появлялось рубиновое сердце и два порхающих вокруг голубка, остальные приложения почтительно уступали первенство, как бы чуть съеживаясь и отползая в зеленоватый туман, которым на несколько секунд затягивало площадь. Рубиновый огонь светил сквозь все слои контента так ярко, что его невозможно было не заметить, где бы ни моталось в это время внимание — хоть на линии Зигфрида, хоть на далеких экзопланетах, хоть в первом ряду идущей на Дария македонской фаланги.
Сердце требовало ответа. Причем кивать ему следовало сразу, иначе оно могло затаить обиду.
Перед тем как откликнуться на зов любви,
Кеша встретился взглядом с сестричкой — и они одновременно отвели глаза. Сестричка чуть покраснела. Кеша только вздохнул. Он не видел своего лица, но был уверен, что покраснел тоже.
Вообще-то, если вдуматься, оба раза на самом деле покраснел он — и за нее, и за себя. Но в такие тонкости пусть вникает судебный исполнитель. Если, не дай цукербрины, до такого дойдет...
Кеша решительно кивнул супруге.
Площадь вокруг Мэрилин расплылась. Впереди на миг возникло что-то вроде туннеля из размазанных звезд, словно Кеша со скоростью света летел к своей суженой сквозь Вселенную (самый писк моды — ретро-анимации из «Star Wars» и «Time Tunnel», так, чтоб видны были швы монтажа и царапины на пленке), и через миг он уже держал свою ненаглядную в руках.
Вокруг сгустилась их милая спаленка, а площадь фейстопа осталась за окном.
Фигуры приложений выглядели из спальни нечеткими и размытыми, чтобы не мешать семейному уединению, но достаточно было секундного сосредоточения, чтобы фейстоп стал отчетливо различим. Двуспальная кровать с резной дубовой спинкой, две тумбочки с торшерами по бокам — Кеша знал, что Мэрилин видит то же самое. Они обставляли спальню вместе. Но вот что Мэрилин видела в окне спальни, Кеша уже не представлял — там начинался ее фейстоп, терра инкогнита.
Мэрилин была близко, совсем близко. Стали отчетливо видны чешуйки пудры на ее лице и густой слой кармина на губах. И мушка на щеке. Он положил руку на ее плечо.
— А-ааа,— раздался в его ушах нежный и одновременно глубокий женский голос.— Ву-ву-вуууу.
— Эх-х,— вздохнул Кеша с насмешливой снисходительностью утомленного мачо.
По брачному контракту они с Мэрилин никогда не говорили. Но ворковать и постанывать Мэрилин имела полное право. Горе мужчине, который не узнает эту томительную секунду надежды и счастья — и не вцепится в нее зубами и ногтями. Во всяком случае, именно такой шаблон взаимоотношений эти стервы пытаются внедрить нам в подкорку, подумал Кеша. А как сам захочешь, у них голова болит.
