И опять Юрко ей привиделся.
«Не верь, обманет! – предупредил. – Потом сама себе не простишь! А я приеду, строго спрошу!»
Пожалуй, не удержалась бы и голоса его не послушала, но кавалер вдруг раз, и пропал на несколько дней. Потом милиция приехала, предложили добровольно сдать все подарки в качестве вещественных доказательств: оказалось, ухажер в харьковской «скорой» прежде работал, фельдшером, и когда ездил по вызовам, чистил квартиры в паре с медсестрой, своей сожительницей. Ее с поличным прихватили, и она, спасая своего возлюбленного, все кражи на себя взяла. Он выкрутился, прошел свидетелем и потом уехал в Братково, чтоб про врачующего вора подзабыли.
Так что Мыкола Волков, который норовил всего лишь пообнимать, потискать да пооблизываться, и даже прапорщик Чернобай со своей юношеской гиперсексуальностью были честнее, чем другие.
Оксана уже подъезжала к Братково, когда сзади замелькали фары. Ей подумалось, неужели это настойчивый американец, и даже весело стало, поскольку его пошлые, змейские речи все еще были на слуху и слегка будоражили душу. Но нет, оказалось, Мыкола – обогнал, остановился и бежит навстречу, словно машину обнять хочет. Она притормозила, а Волков с ходу на пассажирское сиденье плюхнулся и руку схватил:
– Ну вот, краса моя ненаглядная, наш час настал! Предлагаю тебе руку и сердце! Выходи за меня! Я свободный мужчина!
Она предчувствовала, что это когда-нибудь случится с Волковым. И с Чернобаем должно было случиться – слишком уж долго манежила этих хлопцев…
– Ты, может, и свободен, Мыкола, – сказала Оксана и по щеке его погладила, – да мое сердце занято. Знаешь ведь, я до сих пор Юрко люблю.
– Это твои отговорки! – Волков проявлял крайнюю, не знакомую прежде решительность. – Не любишь ты его. И не вешай мне лапши! Поехали к твоему отцу. Я с ним договорился.
– Договорился? – изумилась она.
– Как полагается по старому обычаю. Посвататься, чтоб все серьезно!
– И тату согласие дал?
– Слово дал!
– Это он поспешил! – засмеялась Оксана и отняла руку. – Ты бы хоть поухаживал за мной, для порядка. Подарков бы каких-нибудь надарил, букетик…
– А я тебе все сразу подарю. Все, что есть. И себя самого!
– О, это очень дорогой подарок для меня. Не приму!
– Почему?
– Не нужен ты мне, Мыкола. Особенно после Тамарки. Чтобы я, после нее? Никогда!
Он глянул исподлобья, незнакомо и жестко, по-волчьи.
– Ты не оставляешь мне выбора, – внезапно выдернул ключи из замка зажигания. – Силой возьму. Здесь и сейчас. Ты доигралась, девочка.
Эти слова у него были чужими, наверняка где-то услышанными и взятыми на вооружение. Оксана в тот миг подумала, что с ней так и надо – резко, решительно и силой. Тогда, может быть, вылетит блажь из головы…
Но достала монтажку из кармана дверцы:
– А тебе уже приходилось? Насиловать беззащитных девушек?
Показалось, он щелкнул зубами и отвернулся. Оксана решила не дразнить его – на всякий случай:
– Остынь, Мыкола. Ты же знаешь, я Юрко люблю.
– Ну да, твой Юрко лучше всех! – как-то по-ребячьи огрызнулся тот.
– Он не лучше, он хуже всех! Он, подлый, измучил меня. Который год томлюсь, как в тюрьме! Найди еще такую дуру, чтоб столько ждала!
– Брось его! Забудь! И выходи за меня!
Она положила голову на руль, спрятала лицо за рассыпавшимися волосами.
– Брошу! – проговорила клятвенно. – Но сначала дождусь. Я ему устрою! Я ему отомщу за свою юность!
* * *
Утром бабка Сова проспала до девяти – пока со сватом провозилась, пока его домой с Оксаной отправила, да на дедовой половине прибралась, и только в четвертом часу спать легла. Тут же подскочила и сразу побежала в козлятник. Коза привыкла к ранней дойке и теперь орала на всю округу.
Но едва присела возле нее и взялась за соски, как почуяла – кто-то шелохнулся за спиной. Бывало, козел из ревности ее бодал, и хоть получал не раз по рогам, все равно иногда ткнет лбом в спину, а сам наутек.
– Вот только попробуй! – пригрозила она, не оборачиваясь.
И вдруг услышала гортанный, чудной голос:
– Ыррын баба… Сулум алкум, ыррын баба.
Глаза скосила, и подойник выпал из рук – леший! В ясли козлятника забрался и сидит, глазами морг, морг…
– Батюшки! – охнула. – И говорить умеет…
– Тундара як, кубатыныны ойху! Ай-яй-яй…
Сова подойник подняла и к стенке, за козла на всякий случай встала.
– Знаешь что? Ты иди-ка отседова! Нечего по чужим козлятникам прятаться!
– Баба Игылыз! – заблеял незваный гость и сделал попытку вылезти из яслей.
– Не знаю, кто ты – мудант или леший… – строже проговорила она. – Добром прошу, иди! Я женщина одинокая, защитить некому…
И глазами вилы поискала. А чудище это привстало и говорит:
– Дыд Кур, баба Сава!
– Чего-чего?
– Саха-Якутия! Юрко!
– При чем здесь Якутия? – На миг она растерялась. – И Юрко?
– Юрюнг манна!.. Тундара жил. Саха – Якутия! Тундара олень курдунг! Юрко!
– Верно, мой внук Юрко в Якутии. За алмазами поехал…
– Юрко! Юрко! Алмас хотун. Пурга – у-у-у! Олень анабар як! И кириккитте, на куй! Тыала хотун! Батур тыала хотун!
Она заподозрила неладное, но виду не показала.
– Ты покуда посиди здесь, – подвинулась к двери, – отдохни… А я скоро!
Выскочила на улицу, козлятник – на навесной замок. Сама же метнулась в одну сторону, в другую: что делать? Кого позвать? Дед Куров, было слышно, прошел к себе по своим подземным ходам и, верно, горилки тяпнул с устатку да спать завалился. На то, что дверей в перегородке нет, а только ковер, взлохмаченный взрывом, едва проем прикрывает, конечно, внимания не обратил. И то, что два воза грязи и мусора вывезла, посуду перемыла, тряпье перестирала, – не заметил. А когда замечал-то? Так бы уже шум поднял, что государственная граница нарушена…
Бабка Сова тихонько к нему заглянула – спит мертвым сном, даже шапчонку не снял и, хоть сапоги скинул, портянок не размотал. И входную дверь нараспашку оставил – заходи, тащи, что хочешь! Конечно, понять можно: в последнее время дед спал часа по два за ночь, не больше, и, должно быть, сильно уставал от всяческих напастей и злоключений. Но что тут поделать, будить надо, помочь больше некому. Она осторожно на дедову половину зашла, дверь прикрыла и за печку.
– Степан Макарыч! – окликнула громким шепотом, называя по имени-отчеству, чтоб сразу не разгневался. – Эй, проснись! Я ведь этого муданта споймала!
Дед по партизанской привычке еще вскакивал мгновенно и сразу хватался за наган:
– Где? Что? Кто?
– Это я, Степан, – ствол в сторону отвела. – Муданта, говорю, споймала! Лешего!
– Как поймала?
– В козлятнике заперла!
Куров головой потряс, проснулся окончательно:
– Теперь иди отпирай.
– Почто?
– Не мутант это. И не леший, – зевнул он. – Шаман якутский. Юрко прислал, духов гонять.
Сова у виска пальцем повертела:
– Ты что, совсем? Каких духов?
– Злых, нечисть всякую. Помнишь, в Якутии шаманов видели? Этот такой же, только пообносился, пока добирался… Я велел к нам прийти, как борьбу закончит.
– Зачем ты всяких шаманов в хату зовешь?
– Что ему, так на второй заставе и отираться? На него охоту объявили, американец приехал из НАТО, с ружьем…
– Подозрительный он! Я сразу узрела! И про Юрко трындит! – И вдруг села рядом, словно подрубленная, всхлипнула: – Ты с дедушкой-то этим толково разговаривал? Все ли понял?
– Да я уже шаманский язык освоил! – похвастался Куров. – А что?
– Сомнение меня взяло… Жив ли наш внучок? Может, шаман этот весть дурную принес, а мы не понимаем?
– Какую дурную?
– Мало ли какую… Все Юрко поминает, а поди разбери, что хочет сказать. Кстати, якуты на вас, хохлов, так похожи. Только глаза щурят…
– Не шали, Елизавета!
– Сердце у меня женское ноет… Не погиб ли Юрко в проклятой тундре? Дедушка-то все про тундру толкует! Я и подумала, не сгинул ли наш внучок? А то, поди, пал смертью в этой проклятой Якутии. Замерз на холодном севере!
– Да с чего ты взяла?!
А она внезапно сорвалась в бабий причет, чего от Совы раньше было не услышать – постарела, должно быть…
– Ты! Все ты говорил: построй хату свою, тогда и женись! Ты вот построил, а женился? Политик! Макаренко! Жениться надо, когда приспичит! А ты на север внука родного погнал ! А он там сгинул, горемычный! Дедушка-то, шаман, сказывал: кирикитте на куй…
Куров послушал тоскливый вой и встряхнулся:
– Правильно погнал! Пусть на мир посмотрит! А женится, так шиш что и увидит! Только одно у вас на уме: женись – и все! К юбке своей привязать норовите!
– Ох, чую, пропал хлопчик, – не унималась Сова. – На погибель свою поехал. Поди, в тундре и закопали! И могилочки не буде-ет…
– В тундре не закопаешь! – начал терять терпение дед. – Там вечная мерзлота, забыла, что ли?
– Знать, так бросили, волкам на поживу… А какой он пригоженький был, какой кудрявенький!
– Не вой! – рявкнул дед. – Иначе сейчас же границу на замок! И все, как было!
