– Ох, чую, пропал хлопчик, – не унималась Сова. – На погибель свою поехал. Поди, в тундре и закопали! И могилочки не буде-ет…
– В тундре не закопаешь! – начал терять терпение дед. – Там вечная мерзлота, забыла, что ли?
– Знать, так бросили, волкам на поживу… А какой он пригоженький был, какой кудрявенький!
– Не вой! – рявкнул дед. – Иначе сейчас же границу на замок! И все, как было!
Бабка примолкла, концом платка промокнула сухие глаза и насупилась. А Куров помялся и сменил гнев на милость:
– Ну, будет сердиться-то… Поди отопри и скажи: гылыз, шаман, ойху кубатыныны.
– С чего это я так говорить стану?
– С того, что извиниться надо, – наставительно сказал он. – Нехорошо сделала. Юрко послал нам шамана с делом благородным, а мы его под замок. Это хохлам да американцам он мутант, а нам – человек. Видала, сколько у него глаз?
– Ну и что? – не сдавалась Сова. – Мало ли, бывает. Поросята вон тоже… А все равно свиньи…
– Третий глаз открывается, чтоб нечистую силу видеть!
– У тебя бы хоть раз открылся. Чуть ли не до утра нечисть у тебя тут выгребала. И хоть бы заметил…
– Да я заметил, – дед огляделся, – вон паутины в углах нету… Пойди отопри и в хату позови.
– Что же Юрко сам не приехал? Дедушку какого-то послал…
– Наш внук теперь высокого сана. Ему негоже являться туда, где злые духи. Шаман этот изгонит, освятит тут все, Юрко и пожалует.
– Он так и сказал? – Сова от изумления губы трубочкой вытянула, как в юности. – Да неужели?
– Явился, говорит, визит подготовить, – заверил дед. – На высшем уровне. Ты же знаешь Юрко: он просто так не может. Ему сразу все или ничего. Видно, вздумал на оленях в Братково въехать, так сказать, при полном параде.
– Хоть бы уж живой да здоровый вернулся, и ладно, – облегченно вздохнула бабка. – А то ведь Оксана к нему в Якутию собралась…
– Поди, сама уговорила?
– А что делать-то? Сват слово нарушить вздумал. Мыколе, этому волчонку, Оксанку хочет отдать. Сговорились за нашей спиной.
– Мыколе? Крестнику?!
– К Тарасу Опанасовичу подкатился и, должно, сторговал девку. Мудант хренов…
– Вот так да ! А что же Оксанка-то?
– Крестничек обхаживать начал, – нахмурилась Сова, – предложение сделал, вчера уж ночью… Оксанку я как девку понимаю. Сколько ей соломенной-то вдовой ходить? Сама всю жизнь живу – не жена, не невеста…
– С тобой мы уладим вопрос, – твердо пообещал Куров. – Оксанку попридержать надо!
– Мы с тобой, что ли, попридержим? Юрко бы приехал, тогда конечно… Когда обещается-то?
– Теперь уж скоро. Как шаман чистку произведет, так и явится.
Бабка носом завертела, будто принюхивалась, – значит, чем-то недовольна была:
– Чего он тогда в козлятнике отсиживается? Пускай идет и гоняет нечистую силу!
– Да устал человек! Думаешь, легко со злыми духами сражаться? Они же похлеще фашистов…
– Может, помочь ему?
– Кому? – опешил Куров.
– Так шаману этому! Вдвоем мы бы скоро всю заразу под откос…
– Ты что, камлать умеешь?
– Не умею, да научиться долго ли?
– Тогда иди, наешься мухоморов и камлай!
– Я что, козел тебе, что ли, – мухоморы есть?
– А он ест, сам видел. Сырыми прямо…
– Зачем?
– Борьба со злыми духами – это тебе не рельсовая война, – проворчал дед. – Тут надо магической взрывчаткой рвать. Должно быть, мухоморы магию какую дают. Сходи и пригласи, пока никто не видит.
– Может, пусть покуда там посидит? – неуверенно предложила старуха. – Харчей ему снесу…
– В хату зови, сказал! На мою половину. Или сам пойду!
– Ладно уж, позову, – быстро согласилась Сова. – Только не к тебе, а к себе. Не то вы тут пьянствовать начнете…
Она сунулась было на свою половину, однако вернулась.
– Ну что еще? – хмуро спросил Куров. Бабка замялась:
– Степан Макарыч… Ты не сердишься, что границу нарушила? Все из-за свата!
– Хрен с ней, с границей. Я уж сам думал…
Сова в тот час же портянки с его ног раскрутила, на печку сушить положила. Давненько такой участливой не была, пожалуй, с тех пор, как после ранения долечивался в полевом госпитале.
– Его бы в баню сначала, – робко предложила она, – потом уж и в хату можно…
При разделе имущества баня досталась Сове, поскольку стояла на российской территории. Куров вскочил, с удовольствием потянулся:
– И я бы сходил… А то, как якут, сколько лет не мылся! В казенной это разве мытье? Пойду затоплю! Ты, Елизавета, шамана в хату пригласи и покорми.
Он пошел за огород, баню топить, Сова же подойник в руки и снова в козлятник – коза орет из последних сил. Отомкнула замок, вошла, глядь – шаман устроился в яслях и спит, что тебе Христос новорожденный. И не зря говорят – у страха глаза велики: вместо рогов на голове лысина, тюбетейкой прикрытая, а волосья венчиком и такие длинные, что скатались в сосульки и торчат в разные стороны. Если деда Курова не стричь, так еще хуже будет. И на лицо вроде человек, только могучая борода не чесана, лесным мусором набита и топорщится, словно рогожное мочало. В общем, когда сонный, так совсем и не страшный этот дедушка…
Будить его не стала, решила, пусть уж, пока баня топится, поспит старый, так притомился; козу подоила, выпустила в загон и сама в хату. Но козлятник не заперла и через минуту пожалела об этом. Только принялась молоко цедить, как слышит – на дедовой половине тихий разговор. Ковер в дверном проеме откинула, а там народу полно! Из знакомых – так только крестник Колька Волков и сват Тарас Опанасович, остальные – приезжие и, по виду, начальники.
– Это что тут за собрание? – спросила возмущенно. – Сват, ты пошто без спросу людей ко мне в хату привел?
А он от вчерашнего припадка, видно, отошел, веселый и уже командует.
– Позвольте представить хозяйку хаты, – говорит, – Елизавета Трофимовна. А это депутат Верховной Рады пан Кушнер и представитель президента пан Гуменник. Ты уж нас прости, будь ласка. По нужде в гости к тебе нагрянули!
Пан Кушнер знакомился с Совой, улыбался и одновременно разговаривал по телефону на языке, каким в мексиканских сериалах говорят. А этот хлыщеватый и чубатый Гуменник был наверняка с похмелья – бабкин нюх не проведешь – и только тяжело повел красными глазами да неопределенно кивнул. Дременко же, верно, думал: сейчас бабка обрадуется, что столько начальства в хату привел, познакомил – и ждал ответной реакции, но Сова насупилась и глядела на гостей исподлобья. Депутат уже смотрел мимо и болтал на немецком с постной рожей, разгуливая по хате, как у себя в Раде, представитель президента тоже хозяйничал – из-за кровати автомат достал и сел рассматривать. И второй мужик, который все время при нем, дедову каску примерил, а оба такие задачливые, себе на уме.
– Тебя, сват, я всегда готова принять, – строго сказала Сова. – А эти что тут делают? Мне ведь все одно – демутат, представитель. Я другого государства гражданка! И вообще, у меня на сегодня кастрация назначена, хвермеры кабанчиков привезут и четырех бычков.
Дременко, должно быть, неловко стало. Он быстренько бабку под ручку взял и увел на ее половину.
– Елизавета Трофимовна, не обессудь уж, – ласковый сделался, – мы, собственно, не к тебе, а к Степану Макарычу пришли, с важным делом. А ты кастрируй на здоровье.
Только тут Сова и опомнилась: они ведь охоту затевают, вчера сват едва живой был, а все про мутанта талдычил. А этот самый мутант в козлятнике спит, не запертый, и ничего не подозревает…
– Не знаю! – сказала она. – Степана Макарыча нету, ничего не знаю.
– А где же он?
– Не докладывает, – схитрила. – Утром видела, ходил, ворчал. Оглянулась – след простыл.
Сама же думает: хоть бы его черти не принесли! А они принесли: дверь открывается, и дед тут как тут, с пустыми ведрами, за водой пришел.
– Вот и Макарыч! – обрадовался Дременко. – Мы к тебе целой делегацией!
И тут же на старухиной половине Волков появился, остальные за перегородкой остались, примолкли и сидят.
– Ну, крестный, рассказывай! – поторопил Мыкола. – Нашел логово?
Тот весело так на гостей поглядел, ведро под кран поставил, включил – терепение испытывал:
– Я подумал, вы к бабке на кастрацию, чтоб без очереди!
– Мы на охоту!
– Ну гляди! А то могу сделать по блату. Ножичком чик – и свободен! Ни тебе забот, ни тебе хлопот. Три минуты больно, а потом до смерти приятно.
– Степан Макарыч, не томи! – не выдержал Тарас Опанасович. – Нашел?
– Что его искать-то? – говорит вдруг дед. – Нынче логово у бабки вон, в козлятнике.
Сова обмерла на миг, а Дременко с Волковым переглянулись и, похоже, приняли дедовы слова за очередную шутку.
– Знаю я этого мутанта, – усмехнулся Тарас Опанасович. – До чего же вредный козел у тебя, Елизавета Трофимовна. Он ведь мне машину пободал!
Напомнил, чтоб посговорчивей была.
– Потом покалякаем, Степан Макарыч! – изнемогал Волков, притопывая, словно в сортир спешил. – Дело серьезное.
