– Подайте, кому не жаль на билетик!
– Чего ты к ребятам привязалась? – вступился старик, с которым старпом только что рассуждал про рыб. – Совести совсем у тебя нет. Вишь, без денег морячки. Мужское дело – пропились.
– Да я чего? – засмущалась кондукторша. – Положено платить. Вот и сказала. Что же ты совестишь меня зря. Мне не жалко, пусть так ехают.
– Спасибо, сестричка, – завопил Халин.
Кондукторша прошла к своему месту, уселась и вытащила блокнотик.
Но старпому мало было достигнутого успеха. Он устремился вслед за кондукторшей и, усевшись рядом, стал что-то ей нашептывать. Она краснела и пофыркивала.
Минут через пятнадцать мы оказались в центре города. Уже поднявшись, чтобы выходить, старпом неожиданно схватил кондукторшу за руку и страстно поцеловал не очень чистую руку:
– Так жду в Питере, Маша! Рейс до Кронштадта за мной!
На площадь старпом выпрыгнул ловко, как резиновый мячик. Остановил компанию молодых парней и спросил их:
– А не укажете ли, мужички, как пройти к городской ресторации?
Наиболее сообразительный переспросил:
– Ресторан, что ли? Так вы прямо на него идете.
Я сказал старпому, что знаю, где ресторан, могу довести.
– Но зачем тебе это при наших финансах? – спросил я.
Халин лишь рукой махнул и у следующей компании парней снова стал выяснять про ресторан.
На городской площади Халин вдруг остановился и, подождав, пока мы подошли вплотную, спросил у меня:
– Ты про теорию относительности слыхал?
Я хмыкнул:
– Да, вроде.
– Вот именно – вроде. А я тебе конкретно могу объяснить, чему учил нас великий Эйзенштейн.
– Эйнштейн, расхлебай! – воткнулся Герка.
– Не перебивать лектора! – топнул ногой старпом. – Так вот учит Эйзенштейн, что иногда сотняга – не деньги, иногда десятка – сумма. Для нас сейчас червонец-полтора – золотая мечта. Если б здесь мы через кого-нибудь полтора червонца добыли, в Архангельске б отвалили благодетелю полсотни. Так?
– Как пить дать! – согласился Герка.
– Ну вот. А политэкономия учит: товар – деньги, деньги – товар. – И он обратился ко мне: – Можно поглядеть твой свитер?
– Гляди!
Свитер был старый, весьма потасканный. Я носил его, почти не снимая, два последних года в университете. Потом он хранился в стенном шкафу, который мы с матерью именовали «барахольным». Мать все собиралась перевязать его, но так и не собралась. Вот он и лежал, пока не возникла в нем надобность.
Халин, встряхнув, расправил свитер и оглядел его.
– Может, забашляем по дешевке, а? В Архангельске скинемся и у морячков оторвем тебе что-нибудь люкс – «маде ин где-то». Как? Согласен?
Расставаться со свитером было жалко, покупал я его вместе с той единственной женщиной, которую любил. Однако сказать об этом старпому я не мог. Оставалось пуститься на хитрость.
– Погляди, – сказал я Халину, сунув ладонь в дырку на локте.
– Да! – чмокнул губами старпом, – не товар, – и отдал мне свитер.
– Давай мой! – завопил Герка. – Смотри, какой клевый!
Геркин джемпер был настоящим произведением искусства. Голубой, из тонкой шерсти – и легкий, и теплый, и мохнатый.
Халин рассмотрел его еще внимательнее, чем мой.
– Вещь, – констатировал он. – Товар! Ну, если жертвуешь обществу – башляем швейцару. И гуляем.
– Жертвую!
– Бросьте, парни! – сказал я. – Обойдемся без водки. Да и где мы такую отличную вещь достанем?
– Ха! Где? Ну даешь! В портовом городе тряпку не добыть! Ну математик! – Герка проговорил это быстро, впадая в восторженное веселое состояние.
– От жены тебе влетит, – бросил я последний козырь.
Герка ответил торопливым речитативом:
– И кто бы что ни говорил, я сам добыл и сам пропил. И дальше буду так же! – И почти без паузы перешел на прозу: – Пошли, расхлебаи! Кабак закроют!
Что мне было делать? Я потащился за ними. По дороге все пытался уговорить Герку не продавать джемпер. Но мои слова только сильнее распаляли его. Он вошел в экстаз и лихо сыпал суждениями про то, что, мол, жизнь одна, за шмотки держатся только куркули. А у нас так – сегодня пан, завтра бедняк. Все едино. Главное, жить весело. Друзья, компания – вот что мужика держит, на прочее наплевать.
– Верно, старпом?
– У тебя своя голова, – рассудительно заметил Халин. – Тебя никто не агитирует. Хошь – продай, хошь – носи. Дело добровольное.
– О чем речь! Это вот Юрка буровит.
Швейцар оказался толстым и осанистым мужиком.
– Нет, – сказал он, выслушав Герку, – торговлей не занимаемся. Тут был один, выперли за торговлю. Аж с треском. А мне терять место не расчет.
Герка что-то еще хотел сказать. Но старпом остановил его:
– Ладно. Не уговаривай!
Я от души порадовался, что предприятие сорвалось. Однако старпом надежды не терял.
– Полный вперед! – приказал он. – Местные волосаны выручат.
Мы вышли на площадь. Возле старинного здания купеческих лабазов стояли стайками парни. Старпом оглядел их и, выбрав одну группу, уверенно двинулся туда.
– Эй, мужики, кто хочет по дешевке прибарахлиться?
Высокий белобрысый парень лет двадцати с круглой физиономией осторожно спросил:
– А что предложите?
Он, как и все здешние, волжане, приятно окал.
– Вот, гляди.
Джемпер Герка небрежно нес на одном плече, словно гусарский ментик.
– Потрогай, не бойся, – он едва шевельнул туловищем и сбросил джемпер на руки белобрысому.
– А сколько хотите?
– Полтора червонца!
Белобрысый крякнул.
– Хороша вещь! – сказал он. – А что так дешево?
– Выпить надо! – торопливо объяснил Герка. – Торговаться некогда. Берешь, что ли?
– Взял бы, – солидно ответил Белобрысый, – вещь нужная. Только вот денег нет.
– Тогда чего воздух трясти! – зло резанул Герка, отбирая джемпер.
– Ты погоди, не серчай, – заокал белобрысый. – Дело понятное – выпить. Помочь вам, морячки, надо. Сейчас сообразим. Найдем, кому продать.
Чувствовалось, что нужду нашу он воспринял как свою кровную, отчего взялся за дело всерьез, с рвением. Белобрысый одного за другим стал останавливать приятелей, уговаривал их купить Геркин джемпер. Так как знал он весь Углич, то потенциальных покупщиков у нас оказалось несметное число, однако дело от этого не двигалось с места. Все восхищались, поражались дешевизной, но покупать отказывались.
Сперва в ход шли только пешие, затем белобрысый стал стопорить и велосипедистов. Все без пользы. Наконец на площадь выехал мотоцикл с коляской.
– Колька! – закричал наш благодетель. – Колька! Стой!
Мотоциклист остановился. Белобрысый быстро изложил ему суть дела. Сухонький, востроглазый водитель уловил все сходу. Не вставая с седла, осмотрел джемпер и сообщил, что покупает его.
– Только деньги дома, – перекрывая рев своего агрегата, крикнул он. – Прыгай один в коляску – до дома доскочим.
– А далеко? – спросил старпом.
– Да нет, ерунда. Триста метров.
Герка сел в коляску и мотоциклист умчался.
Минут через десять появился Герка – уже без джемпера. Он шел, словно летел – веселый, бесшабашный, счастливый. Так разлетелся, что даже мимо нас проскочил. Старпом ему крикнул:
– Эй, машина, работай назад по-малому.
– Топаем, расхлебаи! – взвизгнул Герка. – Мани в кармане. Теперь в кабак, мать вашу этак и так.
– Поэт! – одобрил Халин.
– Я вам помог, ребята, – застенчиво сказал Белобрысый. – Может, сто грамм нальете.
– Пошли, пошли, – Герка ткнул в бок Белобрысого.
Швейцар посмотрел на нашу компанию подозрительно:
– Припозднились, морячки. Закрываем скоро заведение.
Герка сунул ему в руку металлический рубль:
– Держи, папаша, монета ваша.
Швейцар смягчился.
– Ладно уж, – сказал он. – Только чтоб не бузить.
– Папаша! – завопил Герка. – Что мы, в Лондоне не бывали?
Мы поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Это был единственный в городе хорошо знакомый мне ресторан. В те счастливые зимние дни мы не раз здесь обедали. Впрочем, и его узнать было трудно: из коричневого зал перекрасили в розовый, а место колченогой мебели теперь занимали стандартные столы и стулья из металлических трубок. Словом, этот зал тоже не вызвал во мне волны воспоминаний. Да и настроение компании мало тому способствовало.
Старпом сразу умотал договариваться с официантками. А мы расселись за столом.
Халин скоро появился, таща поднос, уставленный тарелками с хлебом и баночками горчицы. Несколько раз он изображал, будто спотыкается и падает, производя при этом немыслимые манипуляции с подносом.
– Леди энд джентльмены! – сообщил старпом. – Два пузыря и три салата из огурцов – наши!
– Во жизнь! – отозвался Герка. – Вино и фрукты!
Старпом снова исчез, но очень быстро вернулся, ведя под руку официантку, которая несла заказ.
– Томочка! Огурчик с пупырышками! – стрекотал Халин, пока официантка расставляла бутылки и салаты. – Я пьян, хотя еще водка не почата. Глаза ваши душу зажгли.
