— Я могу сказать Вам, что на всех, кроме одного договора, стоит подпись, похожая на мою. Но не моя! Моя только здесь, хотя сам договор я вижу впервые и могу только догадаться, что он был подогнан под мою подпись на чистом листе.
— Вы уверены, что на всех остальных документах не Ваша подпись?
— Ну конечно! Дайте мне лист бумаги, и я распишусь на нем несколько раз для экспертизы.
Следователь протянул бумагу и ручку. Вадим поставил несколько подписей и вернул лист и договора милиционеру. Тот пристально рассмотрел их.
— А похоже!
— По-моему — так не очень! — усмехнулся Вадим.
— Вы как-нибудь можете это объяснить?
— Как я могу объяснить то, что кто-то хочет меня подставить? Я в этот период жил в другом городе. На заводе директором была теща Сахно. Поднимите в налоговой инспекции отчеты, и Вы увидите, кто в то время руководил фирмой.
— Эти отчеты у меня, — следователь открыл другой том дела и повернул его к Вадиму. Все отчеты были подписаны фамилией Александров, и под ней стояла корявая подделка под его роспись.
Вадим поднял на следователя удивленные глаза.
— Получается, что меня подставляли с самого начала!
Мысли, мысли, мысли застучали в висках учащенным пульсом. Его лучший друг, приехавший к нему за помощью несколько лет тому назад, получивший благодаря Вадиму возможность сохранить завод, возможность заработать, по скромным подсчетам около миллиона гривен, предал его не потом, когда объявил вором, а гораздо раньше, когда приезжал к нему в гости, когда жаловался на свою вороватую тещу, когда играли на гитаре и когда спорили о вере. Все это время он подделывал его подписи, сдавал от его имени отчеты для того, чтобы теперь свалить всю ответственность на Вадима. Позже Белов скажет Вадиму, что за такие дела в серьезном мире просто убивают.
В этот момент следователь раскрыл перед ним копию еще одного документа, и в ней Вадим узнал тот залоговый перечень, о котором Сахно через свою бывшую жену просил его помалкивать, утверждая, что документ уничтожен. Вадим догадался, что единственным человеком, имеющим доступ к этому договору, была теща Сахно. А значит, и уголовное дело — это ее инициатива. Что ж, кесарю кесарево!
Вадим был морально уничтожен. Он положил руки на стол, осунулся и вздохнул.
— Так Вы сможете объяснить тот договор, на котором стоит все-таки Ваша подпись?
— Да, я могу предположить, что этот договор напечатан на том пустом и подписанном мною листе, который я оставлял бухгалтеру по ее просьбе. Не вспомню сейчас, как именно она мне это объяснила, но я сделал это без всякой задней мысли и опаски. Надеюсь, что она сможет это подтвердить.
— Она уже это подтвердила.
Вадим улыбнулся. Такая проверка напомнила ему кинофильмы о криминалистах, где сыщиков показывают хитрыми и изобретательными.
— Можно несколько слов без протокола?
Офицер перестал печатать и повернулся к Вадиму.
— Скажите честно, заводом кто-то заинтересовался, что Вы только теперь меня пригласили?
— Вы на правильном пути!
— Я вижу у Вас два тома уголовного дела. И Вы до сих пор ничего не предпринимаете. Вы считаете, что я участвовал в этих махинациях или Вам нужна моя помощь?
— Нет, мне просто непонятно Ваше участие в этом деле. Вы занимались вместе с Сахно металлом или, может, вкладывали в завод деньги? Почему Вы переоформили предприятие на его мать? Почему его теща нигде не числится, а на документах подписи, подделанные под Ваши? Может, Вы ему чем-то насолили? Он Вам денег не должен?
— Вы не найдете здесь никакой материальной заинтересованности. Просто однажды ко мне приехал мой лучший друг и попросил помощи. Я чем смог — помог ему. Через пару лет он снова приехал, и ему снова было плохо. Я бросил свой дом и поспешил к нему на помощь. Так я потерял и друга, и дом. Он не должен мне денег, я никогда не занимался металлом, я не вкладывал средства в его завод. Я просто был его другом. И я не могу объяснить ни Вам, ни себе, что же все-таки произошло.
— У меня больше нет к Вам вопросов. Если Вы понадобитесь, я перезвоню на мобильный. Спасибо за помощь!
Вадим вышел на улицу и поднял взгляд в тяжелое зимнее небо. Ему вспомнилось слышанное где-то выражение, что Господь не посылает человеку испытаний больше, чем тот может выдержать. Сейчас он дополнил эту фразу: «А когда человек не выдерживает — он умирает».
Прошло еще несколько дней, и в телефонной трубке Вадим услышал голос Сахно.
— Привет, а ты в городе?
— Да.
— Да я тут недалеко от твоей фирмы, хотел увидеться с тобой.
— Зачем?
— Просто я в последнее время часто думал, вспоминал, как мы на гитаре играли, пели. Тоска такая взяла! У меня есть полбутылки коньяка. Может, встретимся?
— Можем и встретиться, только я там уже не работаю, — ответил Вадим и улыбнулся «половине бутылки», вспомнив, что Сахно никогда не отличался воспитанностью и соблюдением этикета.
— Скажи, куда мне подъехать, я на машине.
— Я сам подъеду к офису. Жди меня там.
Вадим был крайне удивлен этому звонку. Сахно не мог позвонить просто потому, что его заела грусть. После всего сделанного говорить о ностальгии и совести — бесполезное занятие. Что же он хочет у него попросить? Кроме помощи Корнеева, Вадиму ничего больше не приходило в голову. Он оделся и поехал к месту встречи. На улице уже было темно. Машина стояла напротив входа в Корнеевскую фирму. Сахно сидел за рулем. Вадим открыл дверь и сел на пассажирское сиденье. В машине пахло спиртным. Они поздоровались, и Сахно с ходу предложил ему выпить коньяку из пластиковых стаканчиков. Вадим согласился, они чокнулись за встречу и выпили. Из закуски была только сладкая газировка.
— Что ты хотел мне сказать? — спросил Вадим спокойным и равнодушным голосом. Он не переживал и в глубине души. Ему было смешно и жалко смотреть на Сахно, который мог опуститься ради денег до таких низин человеческой сущности, но сегодняшний звонок бывшего друга давал понять, что это падение еще не закончено. Вадиму снова пришла мысль о бесконечности, только теперь — бесконечности аморальности.
Сахно, перед тем как начать разговор, предложил еще выпить, и в этот момент Вадим увидел, как у того трясутся руки. Сергей перехватил его взгляд и, заводя мотор, сказал, что замерз, пока ждал Вадима. Они выпили еще, и Сахно начал сбивчивый разговор, стараясь не смотреть в глаза.
— У меня столько неприятностей в последнее время. Уголовное дело по двум статьям завели. Знаешь, со всех сторон навалилось все! Я уже несколько дней вспоминаю, как мы раньше играли на гитаре, ночевали в палатках. Так мне захотелось вернуться в те времена!
Он замолчал, словно окунулся в воспоминания, но дрожь в руках выдавала присутствие в голове и других мыслей. Вадим ясно понимал его состояние. Он знал, что Сахно приехал просить о помощи, но никак не может решиться, а руки дрожат не от волнения, а от того, что ему очень унизительно было оказаться в ситуации, когда пришлось обращаться именно к Вадиму. Но другой надежды, кроме как на Корнеева, у него, видимо, не осталось. А помочь в этом ему мог только Вадим. Сахно не знал, что ошибается. Вадим решил не затягивать дальше этот спектакль, но и отпустить бывшего друга просто так он не мог. Он точно знал, что это последняя их встреча, и если ему есть что сказать, то говорить надо именно сейчас.
— Сергей, давай еще выпьем! — он дождался, пока Сахно налил, выпил и продолжил: — Если бы ты приехал ко мне полгода тому назад, когда у тебя все было хорошо, не был арестован завод и над тобой не висело бы два уголовных дела, я, может быть, еще и поверил, что в тебе проснулись какие-то воспоминания. Но ты приехал в тот момент, когда тебе просто не к кому больше обратиться, когда тебя загнали в угол. Поэтому я хочу услышать, чего ты от меня хочешь.
— Ты когда-то говорил, что если Корнеев возьмется мне помочь переоформить завод, то на условиях участия — пятьдесят на пятьдесят.
— И я тогда еще добавил: если он не захочет тебя вообще кинуть.
— Да, я помню. Но сегодня так складывается ситуация, что я уже все теряю. Если ты можешь мне помочь, то я готов на любые условия: заплатить кому надо или в долях войти в дело. Но если ты, конечно, хочешь помочь мне.
Вадим представил, как тяжело было Сахно произнести эти слова человеку, через которого он так цинично переступил. И как все-таки жестока бывает жизнь, которая создает людям такие безвыходные и унизительные ситуации. Но жалости у него уже не осталось.
— Перед тем как ответить, я хочу сказать тебе несколько слов. Я ушел с завода, потому что ты стал считать меня вором. Я не стал тогда становиться между тобой и семьей, пытаясь раскрыть тебе глаза, потому что это твоя жена и твой выбор. Но я хочу сейчас, с большим опозданием, сказать, что никогда не взял у тебя ни одной неучтенной копейки и никогда ни словом, ни делом не предал тебя. Я хоронил бабушку, а в ушах моих стояли твои слова об отчете по столярке. Уйдя с завода без копейки денег, я остался в чужой квартире, с женой и ребенком, которая, проснувшись однажды утром, плакала от голода, и мне нечем было ее накормить. Я пережил это и пошел дальше. Я лишился собственного дома, уехав помогать тебе. На днях я увидел в налоговой милиции подделанные твоей рукой мои подписи. И после всего этого ты считаешь, что я должен тебе помогать? Скажи, ты действительно так считаешь?
