– Чего тебе? – подозрительно прищурилась Урсула.
– Мне? Ничего.
Урсула загадочно хмыкнула, но сползла пониже и положила голову мне на грудь, не отрываясь, впрочем, от книги, которую примостила на животе. Вместе с ней я пробегал глазами страницы, не переставая гладить ее волосы. Мой немецкий, на котором я, что называется, «умею объясниться», – одна досада. Понимать треть из прочитанного – еще хуже, чем не понимать ничего.
– Что означает Duldung?
– Терпимость.
– Ага… A einklagbare?
– Э-э… то, что можно вернуть через суд.
– Ух ты… Как ты думаешь, хер у меня достаточно большой?
– А это где написано?
– Шутишь? Очень мило. Я просто спрашиваю: как ты думаешь, хер у меня достаточно большой?
– Мне не нравится это слово. Не можешь сказать «конец»?
– А мне «конец» не нравится – звучит по-детски или как в комиксах. Зато «хер» – грубо и первобытно. Это неистовый, до одышки, исступленный секс, от которого меркнет сознание. А «конец» – то, над чем хихикают двенадцатилетние девчонки. От «конца» всего один шаг до «писи», и, если этот шаг сделать, секс можно смело заменять лабораторными пробирками. Кроме того, член-то мой, как хочу, так и называю. Ты же заставляешь меня говорить «грудь».
– Потому что «сиськи» – просто мерзость.
– Ошибаешься. «Сиськи» – секс в чистом виде. Речевой аппарат издает глухой свистящий звук – вкрадчивый, но отчетливый, который заканчивается коротким, решительным «ки».
– Ой, перестань, я возбуждаюсь.
– А «грудь», с другой стороны, всего лишь устройство, производящее молоко для грудных детей.
– Глупости. «Грудь» – это красота, а «сиськи» – то, что английские бабы вываливают наружу во время попоек.
– Ты не права. Разумеется, это твоя беда, не вина, но ты не права.
– Когда ты говоришь «ты не права», я это еще могу пережить. Но ты вставил гадкое, вальяжное «твоя беда, не вина» – а вот за это я буду лупить тебя по морде, пока не сдохнешь.
– Ты превосходно говоришь по-английски. Твое понимание языка поразительно, но все же иногда ты допускаешь ошибки…
– Какие ошибки?
– Ну, бывает…
– Какие именно?
– Э-э… так сразу в голову не приходит.
– Ы-ых!
– Ладно, ладно, ты никогда не делаешь ошибок. Господи! Но все же ты не можешь почувствовать язык на инстинктивном уровне.
– Мы оба предпочитаем говорить «дырка».
– Это правда. Но иногда ты нет-нет да вставишь «вагину». Это ужасно. Просто ужасно. Вагина – медицинский термин, его использование в решающий момент может пагубно на меня повлиять.
– А чего ж ты раньше молчал?
– Удобного момента не нашлось.
– Ладно. – Урсула закрыла книгу и положила ее на тумбочку. – На будущее запомню, что лучше не говорить «вагина». Спокойной ночи.
Она поцеловала меня в щеку и выключила свет.
– Погоди. А как же мой хер? – Я снова включил свет. – Ты не ответила. Пытаешься уйти от вопроса?
– От какого вопроса?
– Я тебя спросил, достаточно ли он большой.
– А-а. Нормальный. Давай уже спать, а? – Урсула опять выключила свет.
Тесно прижавшись, мы оба лежали на правом боку, так что я обнимал Урсулу и тыкался носом в ее ухо. Наше дыхание окатывало нас теплыми размеренными волнами.
– Ты так сказала, чтобы отделаться?
– Что? А-а, нет, конечно, нет. Правда, конец у тебя нормальный.
– Ну хорошо.
Я сжал руку Урсулы и несколько минут не тревожил ее, но, в конце концов, решил уточнить.
– А что значит «нормальный»?
– М-м-м?
– Я спросил, что значит «нормальный»?
– То и значит – нормальный. Что тут не ясно?
– Все ясно. Просто слово уж очень невыразительное. Нормальный? Так из вежливости говорят о невкусном супе. Другое дело – «классный», «фантастический» или «роскошный».
– А разве говорят «у тебя роскошный конец»?
– А разве говорят «у тебя нормальный конец»?
– Ой, какого черта! Ты меня спросил, достаточно ли он у тебя большой. Достаточно. Что еще я должна сказать? Достаточно – не слишком маленький, не слишком большой…
– Минуточку. Не слишком большой?
– Да, не слишком большой.
Я включил свет и сел на постели.
– Значит, ты говоришь – я просто хочу внести ясность, – что хер у меня небольшого размера?
– Да, и это хорошо.
Я молча буравил Урсулу взглядом, как мне показалось, целый миллион лет.
– Я что-то не врубаюсь.
– Зачем нужен большой? Мне только больно будет. Какой смысл во внушительном виде, если пользоваться неудобно?
– Значит, у моего вид не внушительный? Мой член тебя не впечатляет. Может, лучше добьешь меня, воткнув мне в грудь ножницы?
– Скоро так и сделаю… Я не говорила, что твой конец не впечатляет, я говорила, что он нормальный…
– Да. Нормальный. Понятно.
– Да, нормальный. Он даже роскошный, я могла бы смотреть на него и восхищаться им часами, честное слово, но главное, что его размер меня устраивает в физическом плане, вот и все. Я лично не хотела бы, чтобы он был больше.
– Вот здорово! Значит, ты все-таки думаешь, что он маленький, что на нем удобно сидеть. Потрясающе! Отлично! У меня удобный, карманный, ненавязчивый член, любая женщина в мире просто вне себя будет от восторга – смотри-ка, портативный член, незаменимая вещица в дороге!
– Эй, полегче! Какая, к черту, разница, что думают другие женщины? Что ты этим хочешь сказать?
– Ой, только не надо стрелки на меня переводить. Я тебе не позволю вывернуть мои слова наизнанку. Помнишь, как ты однажды пришла из парикмахерской вся в слезах, потому что получилось не так, как ты хотела? Ты меня тогда спросила: правда, ужасный вид? А я сказал, что я тебя буду любить даже некрасивой, а что подумают другие мужчины – никого не волнует. Помнишь? А ты взорвалась, как ручная граната.
– Какого… Да как это можно сравнивать? У тебя же конец не на голове растет, правильно? Господи, ведь речь шла о моей прическе! Ее все видят. Она влияет на мое самочувствие. Тебе не приходится показывать свой конец всем, с кем ты встречаешься в течение дня. Если только твоя новая работа не подразумевает обязанностей, о которых ты предпочел не распространяться.
– Но член значительно важнее для самочувствия, чем прическа. Действительно, какие могут быть сравнения! Члены не выбирают в журналах мод. Я не могу зайти в салон с фотографией Эррола Флинна и попросить: «Сделайте мне точно как у него, пожалуйста». Я не могу посмотреть на член и подумать: «Боже, какой короткий, плохо дело, ну да ладно, еще отрастет». Член определяет неизменную величину моего мужского достоинства, поэтому его так и называют: «мужское достоинство». Он чрезвычайно важен для самооценки. Я – это мой член!
– Тебе срочно нужно к психиатру. Ты несешь бог знает что. Сколько сейчас времени? Господи, ты на часы только посмотри! Завтра же на работу. Мне выспаться нужно, а я увязла в споре с душевнобольным пациентом, считающим, что он – его член. Давай забудем этот разговор, хорошо? Я спать хочу. Представь, что ты спросил меня про свой конец, я ответила: «Пэл, у тебя конец как у великана» – и мы оба спокойно заснули.
– Размечталась. Как я могу делать вид, что ты ничего такого не говорила? Мой маленький член выпущен из бутылки, обратно его уже не запихнешь. Придется жить с таким. Во веки вечные.
Я выключил свет, закутался в одеяло и повернулся к Урсуле спиной, свернувшись калачиком. Урсула громко вздохнула в темноте:
– Обиделся? Теперь несколько дней будешь дуться.
– Не обиделся.
– А то я не вижу.
– Не видишь.
Урсула чуть слышно присвистнула, придвинулась поближе и поцеловала меня в затылок.
– Спокойной ночи.
Ее дыхание постепенно выровнялось и обрело ритмичность, как у человека, погружающегося в сон.
Я лежал, не издавая ни звука (за исключением редких длинных прерывистых вздохов), безропотно влача свою тяжкую ношу. Ну и пусть. Буду страдать в гордом молчаливом одиночестве. Может, потом поймет.
Встречи в сортирах до добра не доводят
– Все еще дуешься?
– Нет.
Успешно закончив завтрак, я отправился на работу. Для поддержания боевого духа войск я решил устроить им смотр. Сосредоточившись на должности мукзэпоя, я совсем запустил обязанности диспетчера компьютерной группы, поэтому решил явиться в офис и показать сотрудникам, что о них еще помнят.
– Привет! Как дела? Без перебоев?
– Н-м-м-м.
– М-м-м-м.
– Г-м-м-м.
– Хорошо. Значит, без заморочек? Все блестит и сверкает? А? Уэйн? Никаких заморочек?
– Новая система сетевого кэширования на внешнем входе отображает по запросам серверов подписчиков, пользующихся ай-пишной проверкой доступа, только один адрес.
– Превосходно.
– Нет, это очень плохо.
– Разумеется, плохо. Превосходно, что ты мне об этом сказал. Да, трудная задачка. Мне в голову приходит не более трех-четырех решений. А ты что предложил бы, Уэйн?
– Я уже пофиксил. Переговорил с системными, теперь для проверки доступа мы используем маркеры в браузере.
