— Без комментариев.
— Отлично, — сказал Капитонов, — придется вашим кошечкам поголодать.
Жестко. Жестоко. Но только так. Говорит себе Капитонов.
13:07
Всадники. Монастыри. Пересохшее русло реки. Деревянные столбы, одинаково покосясь в одну сторону, тянут провода по степи в бесконечность…
Чтобы не возвращаться вслед за Киникиным в зал, он рассматривает фотографии, выставленные в коридоре. Чей-то фотоотчет о странствиях по Монголии. Капитонов не есть большой путешественник. Он есть большой домосед.
Каждый о двух колесах повозку везет — это яки рогатые: переезжает монгол с места на место. Юрта сложенная, скарб, тюки, солнечные батареи и тарелка-антенна…
Знал, что у них много озер, но не думал, что есть такие огромные. Просто море какое-то — волны бьются о скалы. Читал где-то, что монголы не едят рыбу. Рыба — это существа не нашего мира, иного.
Утренняя интервьюерка-красавица, «трехзначное число», спрашивает Капитонова, почему из всех разделов математики он выделял конфорные преобразования. Не напоминают ли они волшебство, Евгений Геннадьевич? Перевóдите нашу область вещественных значений в другой мир, с мнимыми величинами, благо оператор Лапласа остается неизменным, и решаете там то, что решить здесь нельзя. Нет ли в этом шаманства?
Вика (почему-то решил, что ее Вика зовут), вы ересь несете.
Евгений Геннадьевич, расскажите про оператор Лапласа и еще расскажите, что в тех мирах необыкновенного… есть ли там рыба?
Я есть большой домосед.
Переступил с ноги на ногу, едва не упав. Вытаращил глаза. На ногах крепко стоит.
Вот шаман с бубном. На другой — дети и большая собака.
Из дома, кстати, ничего не прислалось — Капитонов проверил, наличествуют ли сообщения. Мольбы о прощении он, конечно, не ждет и даже слов извинений ему не надо. Но сколько он знает Анну Евгеньевну, дочке в такой ситуации пора бы уже о себе и напомнить. Нейтрально. Хотя бы нейтрально. Однако молчит. Не случилось ли что?
Между тем, в свой черед
13:18
заседание завершается, и делегаты конференции, взволнованные и проголодавшиеся, вновь покидают зал.
Они теперь общаются, что называется, в кулуарах — в коридоре, на лестнице, в зале (те, кто остался), но никак не в фойе, потому что фойе — это теперь территория избирательных процедур, и нельзя мастерам иллюзионизма приближаться к избирательным урнам до срока. Две надежно опечатанные урны установлены на столах: одна для выборов правления Гильдии, другая для выборов ее президента. Бюллетени для первой урны уже отпечатаны и подписаны секретарем, а для второй — по итогам только что завершившегося заседания — бюллетени печатает принтер.
Председатель подбадривает коллег:
— Господа, потерпите чуть-чуть. Сейчас проголосуем и пойдем обедать!
Делегаты с подозрением поглядывают на урны: слишком уж они напоминают традиционный реквизит эстрадного фокусника. Но и члены счетной комиссии недоверчиво косятся на делегатов, проявляющих интерес к ящикам для голосования.
— Проходите, проходите. За ленточку не заходить!
Эта ленточка отделяет проход от большей части фойе — зоны будущих выборов.
— Пожалуйста, не надо гипнотизировать урну. Проходите, пожалуйста.
Но каждый, прежде чем мимо пройти, обязательно что-нибудь скажет об урнах, — нет ли там, спросит, двойного дна и не прячется ли в них по девушке, например, в серебристых купальниках.
Водоёмов находит Капитонова на диванчике в закутке под большой фотографией пустыни Гоби.
— Вы ушли, я уже испугался.
— Куда мне деться? — говорит Капитонов.
— Я вам представил режиссера номера, но мне кажется, он не запечатлелся в вашей голове.
— Почему же? Запечатлелся. И не он, а она.
— Тогда отлично. Знаете, я не сомневаюсь, что вы проголосуете, как вам подскажет совесть, но, чтобы совесть не мучила меня, я вам подскажу, как голосуют ваши друзья, в числе которых я, смею надеяться, первый.
После разговора с Киникиным у Капитонова отлегло от сердца, поэтому, как голосовать, ему безразлично. Хотя нет. Он не унизится до того, чтобы после вчерашнего с ними конфликта проголосовать за шулеров-виртуозов и гипернаперсточников, и тут с Водоёмовым они заодно. Он обещает проголосовать правильно.
— У вас есть телефон Некроманта? — спрашивает Капитонов.
— Зачем он вам? — настораживается Водоёмов.
— У него мой чемоданчик. Хотел бы забрать.
— Телефон дать не могу. Но вы не переживайте, он сейчас появится. Нельзя ни одного голоса потерять. Он мне звонил только что.
— А куда он ездил, он не сказал?
— Я не спрашивал.
— Правда? Его не было на заседаниях весь день, и вы не спрашивали?
— Спросите сами, когда придет. Но это плохой совет. А вот хороший: лучше ни о чем не спрашивайте. Как я. Вам это надо?
— Но хотя бы как зовут Господина Некроманта, я могу узнать? Председатель мандатной комиссии говорил, что это вроде бы уже не секрет.
— Так вы бы и спросили председателя мандатной комиссии.
— Иннокентий Петрович, да?
— Я не председатель мандатной комиссии. Кстати, вы обещали мне показать свой фокус за ширмой.
— «Кстати»? — повторяет Капитонов. — Есть связь?
— А как же? В нашем мире связано все и со всем.
Капитонов хочет возразить: ему кажется, что в нашем мире велик фактор случайного, но тут объявляют, что все готово и пора начинать.
13:25
Выборы проходят дисциплинированно, без эксцессов.
Проголосовавшие идут обедать в кафе через улицу.
Капитонов остается верным своему обещанию и вычеркивает всех, кого следует вычеркнуть, а также себя (он уже забыл, что тоже был выдвинут, и очень удивился, обнаружив свою фамилию в бюллетене).
13:58
.
Кафе через улицу. Обед как таковой.
А что такое сам по себе обед? Нет, что такое обед, это понятно, непонятно, что делается с обедом — какому действию он сам себя подвергает?
Обед съедается, — и так сказать об обеде будет точнее всего, но все-таки, выражаясь более отвлеченно, что происходит с обедом, если понимать под обедом продолжительное мероприятие за столом с обязательным потреблением пищи?
Обед длится? Обед происходит? Обед имеет место быть?
В общем, обед, в котором участвует Капитонов, имеет место, несомненно, быть, длится, происходит, свершается — в дружеской и непринужденной атмосфере товарищеского обеда.
Обедается хорошо.
Капитонов вспомнил, как говорят об обеде: обед проходит.
В этом смысле обед напоминает жизнь.
Или жизнь напоминает обед.
14:00
Вот Капитонов, он ест холодный борщ. Делегатам предложено два варианта обеда — в одном на первое борщ, в другом холодный борщ. Вчера каждый ставил галочки в персональном меню. Горячий борщ по причине зимы преимущественно предпочитался холодному. Капитонов, как опоздавший на этот конгресс, в выборе ограничен. Тем не менее, он любит холодный борщ. Даже зимой.
Обед, иначе застолье — в основе своей предполагает столы: здесь они шестиместные. Архитектор Событий в синем комбинезоне и Капитонов, как опоздавшие на конгресс, оказались за крайним дальним столом. В узкозастольном смысле их сотрапезники — манипулятор Петров и микромаг Одиночный. Два же места вакантны.
Манипулятор Петров, попробовав ложку борща, поинтересовался насчет Некроманта.
— Господин Некромант, — отвечает Архитектор Событий, — вряд ли придет.
— А что так? — насторожился Капитонов.
— Потому что здесь я, — отвечает Архитектор Событий.
— А Пожиратель Времени? — спрашивает Одиночный.
— Пожиратель Времени не придет по другой причине.
Едят.
Обед преисполняется разговорами. Доносятся голоса:
— Знали бы вы, как нас в Индии кормили — на фестивале факиров!
— Кто-нибудь может обратить рыбные тефтели в трюфели?
— Это к Шраму вопрос, он у нас техникой гипноза владеет.
— Миша, ваш выход!
— Трюфелей, трюфелей!
— Только на всех!
— Коллеги, ешьте, что вам дают, — Шрам отвечает. — Вы же представляете, как отличаются по цене трюфели от тефтелей? Это очень дорогостоящий номер.
Обед примиряет позиции — за обедом у всех общее дело: работа с едой.
— Друзья, внимание! Максим Негораздок демонстрирует фокус!
— Видите гайку, — встал Максим Негораздок. — Большая, тяжелая. Сейчас я ее проглочу.
Гайка надета на указательный палец. Манипулятор-глотатель Максим Негораздок стучит вилкой по гайке, демонстрируя металлический звук. Гайкой стучит по столу, демонстрируя звук деревянный. Открывает рот, туда сует гайку и, немного помедлив, глотает.
Глаза у него выпучиваются вполне натурально, и Капитонов не может понять, финт ли здесь артистический или это спонтанная реакция тела.
