Вот в этот дом Пьер и отвез Диму, чтобы от него избавиться. Потому что Пьер уже несколько раз выгонял Диму, однако вскоре Дима неожиданно появлялся снова, как обычно бодро напевая и приплясывая. Дима прожил в Нормандии две недели. Первое время Пьер жил вместе с ним, они воровали картошку на полях и пекли ее на костре во дворе, где росла одинокая груша.
Этот дворик у Пьера был огорожен со всех сторон бетонными стенами, и там росла травка, что очень радовало Пьера. Иногда он раздевался догола и валялся прямо на травке, подставив красное волосатое тело живительным лучам солнца. Он вообще любил раздеваться, и, будь его воля, он все время бы ходил голым. Дома при Ивонне он так и делал. Ивонна кричала на него:
— Пьер, и тебе не стыдно?
— А почему я должен стыдиться собственного тела? — отвечал ей Пьер вопросом на вопрос. В конце концов Ивонна хватала свою куртку и сумку, и хлопнув дверью, убегала к знакомому испанцу, жившему по соседству. А Пьер отправлялся загорать на крышу. Однажды, когда он еще бродил по Франции, где-то возле Лиона он тоже обнаружил заброшенный дом, и поселился там. Каждое утро, если светило солнышко, Пьер, совершенно голый, загорал на крыше, но это не понравилось соседям, которые вызвали полицию, и Пьера забрали.
Однако в Нормандии Дима скоро надоел Пьеру, он вывел его на большую дорогу, по которой шли машины на восток и оставил там. Дима уехал автостопом.
Правда, через месяц Дима снова появился, на сей раз с какой-то дамой преклонного возраста, годившейся ему в матери. Дима рассказал Пьеру, что полюбил ее с первого взгляда, и она теперь заменяет ему мать.
— Дима плакал, когда рассказывал мне это, — говорил Пьер, вращая глазами, — он обрел мать в этой женщине. Она любит его.
Но вскоре дама вернулась к своему богатому мужу, и Дима снова был вынужден очистить помещение.
* * *
Марусе очень нравились негритянки, они были одеты в красивые яркие длинные платья, и такого же цвета тюрбаны были намотаны у них на головах. У них были красивые коричневые плечи и руки и очень плавная походка. Иногда к спине или к груди у них был привязан младенец. Наверное, точно так же они ходили у себя в Африке, и наверное им тоже там было более просторно и свободно, чем здесь, где каждый ютится на десяти метрах жилой площади, а если у тебя есть свой дворик размером с тазик, то ты уже счастлив и с достоинством можешь вечером выйти покурить к „себе в сад“, и все зовут тебя „собственник“. А вечером можно поставить туда столик и стулья и всей семьей, с трудом разместившись, ужинать на свежем воздухе.
Негры редко устраивались так хорошо, разве что редкие негры, папа у которых раньше был президентом у себя на родине, а потом, наворовав много денег, спасся от военного переворота и улетел на личном самолете в Париж. Но таких были единицы. С одним из таких негров сошлась Ивонна.
Ивонна жила в Париже уже пять лет, она вышла замуж за сына русских диссидентов Сашу, который родился во Франции и считался французом. Однако она с ним почти сразу же рассталась, и не хотела даже встречаться, правда, когда ее начинали осаждать кредиторы или приходили почтовые уведомления с просьбой оплатить покупку, которую она сделала в том или ином магазине, оставив там чек, а на ее счету денег, естественно, не было, она звонила Саше, и тот тут же предлагал ей оплатить все ее счета. А такое случалось частенько, потому что у Ивонны потребности явно превосходили ее финансовые возможности — у нее в комнате стояло около тридцати пар обуви, шкаф был забит тряпками, а стол был завален дорогой косметикой. Когда она рассказывала об этом Марусе, то плакала от умиления и все повторяла, какой Саша хороший.
А негр — любовник Ивонны — покупал в универмаге воду „Контрекс“ целыми ящиками, потому что воду из-под крана пить было опасно, здесь вода, оказывается, была еще хуже, чем в Питере, и можно было подцепить любую заразу. Ивонна рассказывала Марусе, что с Энтони она познакомилась на улице, то есть она шла со своей подругой Джоанной по улице, а Энтони сидел на подоконнике, и там играла музыка, а Энтони был в хорошем настроении, и он заговорил с ними, ну и они зашли к нему, а там было много народу, все пили и курили марихуану, и Ивонна влюбилась в Энтони, потому что он был очень красивый негр, к тому же его папа оказался президентом одной африканской республики и недавно, перед самым происшедшим там военным переворотом, успел улететь оттуда в Париж. У Энтони было много денег.
Конечно, Ивонна потом стала спать с Энтони и он ей очень нравился во всех отношениях, у него был очень большой член, и он очень хорошо трахался. Но потом Ивонна обнаружила, что забеременела. Она сказала об этом Энтони, и тот ответил, что любит ее, но о женитьбе ничего не сказал, а Ивонне нужно было, чтобы он на ней женился. Тогда она решила ребенка не оставлять, а приняла таблетку, есть такие специальные таблетки, и у нее произошел выкидыш. Тем не менее, она все же продолжала встречаться с Энтони, но не спала с ним, а делала вид, что ей то ли не хочется, то ли сам Энтони ее не устраивает, а он всячески ее добивался. В конце концов, кажется, она все-таки с ним переспала, и все равно ничего не добилась.
* * *
Был ноябрь, с каждым днем становилось все холоднее и холоднее. На сей раз Дима исчез надолго и снова дал о себе знать только весной. Оказалось, что Дима познакомился с одним очень знатным аристократом, к тому же очень богатым, которого встретил на Королевской охоте в Фонтенбло.
Королевская охота на оленя проводится раз в год в Фонтенбло, как правило поздней осенью в ноябре. Охота называется „королевской“, потому что она проводится со времен Людовика XIV. В лесу Фонтенбло собирается много народа, некоторые приезжают на велосипедах, но большинство — на машинах. Машины все должны оставить у входа в парк, и дальше следовать за охотниками пешком. Подъезжает множество специальных фургонов с охотничьими собаками, которых форейтор сначала выпускает, а потом сзывает сигналом огромного медного рога. Собаки, радостно виляя хвостами, толпятся вокруг него, предвкушая прекрасную прогулку по осеннему лесу и надеясь затравить оленя. Однако оленя найти совсем непросто, поэтому его зараннее выслеживают и составляют возможный маршрут его следования. Несмотря на это, находят его далеко не всегда. В большой черной карете с красными колесами в сундучках хранятся еда и питье, чтобы те, кто охотится, могли подкрепиться. Места в карете стоят очень дорого, пятьсот франков, но к концу охоты карета обычно заполнена до отказа. Большинство охотников восседают на лошадях в красочных охотничьих нарядах, в каскетках, белых лосинах, куртках и сапогах со шпорами. Перед началом охоты все выстраиваются в линейку и главный охотник оповещает собравшихся о возможном местонахождении оленя. Раньше, в 16 веке, он докладывал об этом королю Франции, а затем торжественно надевал на него ботфорты. Теперь же это только дань традиции, а ботфорты надевать не на кого. Потом выпускаются собаки, и все отправляются на поиски оленя.
Дима уже давно ошивался около подобных великосветских тусовок, за это время у него даже успело сложиться нечто вроде тщательно разработанного плана — что говорить, как себя вести — и он только ждал удобного случая, дабы его реализовать.
В тот день было довольно холодно, и земля в лесу была покрыта слоем опавших листьев, все разбрелись по разным направлениям, ходили долго, но оленя так и не нашли, он остался жив и невредим, и продолжал мирно пастись в лесу Фонтенбло до следующей охоты.
Дима почти сразу отметил в толпе нужного ему человека: он был высокого роста и немного сутулился, одет он был в красный кафтан, на голове у него был белый напудренный парик, а щеки слегка нарумянены. Он расхаживал по опушке леса, нервно и немного жеманно поигрывая тросточкой. Когда Дима приблизился к нему, в нос ему ударил резкий запах духов, казалось, он вылил на себя целый флакон. Дима с ходу без обиняков поведал своему незнакомцу о том, что он гомосексуалист, что, вообще-то, он из очень хорошей семьи польских эмигрантов, но теперь остался без отца и без матери, да еще и без работы, а аристократ столь же быстро, без какой-либо видимости колебаний предложил Диме жить у него в качестве прислуги, Дима должен был гулять с собачкой и убирать квартиру.
Наконец-то Дима нашел работу. И все, вроде, шло хорошо, пока однажды он не обнаружил в ванной комнате нечто жуткое, нечто столь ужасное, название чего, рассказывая эту историю Пьеру и Марусе, он даже некоторое время не решался произнести вслух, а все тянул и ужасался, а потом, вероятно для того, чтобы заполнить паузу, опять вдруг начал приплясывать и напевать, изображая из себя то гитариста, то саксофониста. Что же это было такое? Пьер, пока Дима пел и приплясывал, предположил было даже, что этот аристократ просто насрал в ванную, чтобы унизить Диму и заставить его убирать свое говно. Наконец Дима замолчал, сосредоточился и решил выложить все до конца — в ванной он обнаружил резиновый член огромных размеров.
