Стартер сломался за три дня до фестиваля. Валя поставил машину, как всегда, в карман во дворе, а когда собрался выезжать, обнаружилось, что она не заводится, надо толкать. Мы с Лялей переглянулись. Ну что, подруги, выходим, скомандовал Валя и усмехнулся: – Будем заводиться с толкача.
Эту картину двор запомнил надолго: два нежных создания в юбках, на шпильках дружно толкают пятиметровый лимузин. Надо так надо. Хорошо хоть был небольшой уклон.
И вот Тушинский аэродром, фестиваль «Экзотика», вторые выходные июля. Три дня будут наши – пятница, суббота, воскресение. Куда бы встать? Ребят еще нет никого; стоят какие-то две «Победы», не знаю, кто это. – Валя кружил по летному полю уже с полчаса. – Предлагаю подальше от сцены. – Давай, что ли, здесь… Потом переставлю поближе к народу…
Мы вышли из машины, поглядели по сторонам: раскинулось поле широко, да башни «Алых парусов» вдали, Валя долго ставил палатку, я помогала, потом пили зеленый чай из термоса, звонили своим, выясняли, кто, где и как. С того дня осталась фотография: Вяля сидит на капоте «ЗИМа», почему-то в тюбетейке, как узбек. В бордовой торжественной рамке она красуется на почетном месте над моим рабочим столом.
– Переодеваться будешь?
– Нет, не буду.
На «Экзотику» я заявилась в пижаме. Целую неделю до мероприятия перебирала стопки одежды в шкафу, металась между мини-юбкой и белыми джинсами, но в результате приняла парадоксальное решение. Пижама эта, вернее пижамные штаны, приобретенные в «Стокманне» на распродаже, оказались на мне по случаю того, что я, выражаясь языком технических журналов, назначила на них функцию летних брюк. Шаровары имели витиеватый шамаханский рисунок, вензельную вязь темно-синим по белому, сшиты были из очень тонкого хлопка, и я решила, что для активного отдыха в 35-градусную курортную жару самое оно.
И когда совершенно незнакомый парень обошел меня три раза по часовой стрелке, восклицая: «Чудо как хороша», – я поняла, что поступила правильно. А главное, никто не догадался.
Ляля появилась совершенно неожиданно. Я сидела в палатке и перекладывала вещи в рюкзаке, как вдруг увидела у входа ноги в синих джинсах.
– Кто это там? – спросила я и высунулась наружу.
У входа был Валя, а рядом с ним Ляля. Снизу мне хорошо было видно, что у Вали стоит. Вот интересно, чья заслуга… Пошли проведаем «американцев», я запихала обратно в рюкзак зонт и свитер, посильнее стянула горловину, застегнула застежки, бросила рюкзак в дальний угол палатки, застегнула за собой молнию, и мы направились к дружественному автоклубу.
Американоводы стояли ближе к центру поля, свою площадку они обнесли канатом, по углам на длинных шестах колыхались полосато-звездные флаги. «Шевроле», «кадиллаки», «форды» и «бьюики» выстроились ровным каре, как на мини-параде, но кроме охранника, двух загорающих группиз и посетителей выставки в загоне никого не оказалось – народ куда-то ушел.
Аэродром был переполнен звуками: бесконечные сливающиеся в рев гудки, громкая музыка, несколько концертных площадок в разных местах – на одной соревнуется автозвук, на другой дискотека, на стендах автоклубов зажигают рок-группы, на главной сцене – конкурс на лучшую реставрацию, тут и там промоакции пивоварен: купи две кружки пива, третью получишь бесплатно. На каждом углу – свой угар.
А это что за чудо в перьях? – в который раз, завывая сиреной, по взлетной полосе пронеслась украшенная полусотней прожекторов и целым ирокезом антенн «Ока». Боня, местная знаменитость. День и ночь будет гонять кругами. Уделал машину, как бог черепаху. – Действительно, дикобраз какой-то… Я посмотрела Боне вслед и заметила присобаченное к задней двери колесо от телеги. Его-то как раз и не хватало для полноты картины.
Мы вернулись на центральную аллею, которая была колдобистой грунтовой дорогой, раскланялись с председательницей клуба «альфа-ромео», двинулись на запах дыма и мяса, съели по порции шашлыка, затем устроили фотосессию, я сидела на подножке 101-го «ЗИСа», Валя снимал мое отражение в дверце стоящего рядом «ЗИСа-110», а потом Лялино, а потом мы увидели пожарную машину Ford-T 1919 года, она стояла отдельно, Валя пошел договариваться с хозяевами, пусть девки сфотографируются, они аккуратно, на руках отнесу и сниму. Но девки, вместо того чтобы сесть за руль, полезли под колеса и принялись изображать: они ремонтируют и одна дает другой советы. Когда Валя за руки, за ноги вытащил нас из-под «форда», я была вся в соломе, а Ляля – в машинном масле.
Great impression от выставки: автомобиль-амфибия «Тритон». На суше машина, катер на воде. Построил один скрипач на досуге на даче. Пожалела, что не сделала фотографию. Очень хороши линии, форма… Катались – катал внук скрипача. Смотрела на поле, на заходящее солнце в боковой люк – сзади, как в яхтах и ритуальных автобусах. Сложная гамма чувств переполняла меня: казалось, гляжу на низко висящий огромный огненный диск из катафалка.
Мимо проехала серебристая «татра» с совершенно инопланетным хвостом-плавником… А-а… Это Рэм Меркулов, работал на нашей кафедре в институте, сообщил Валя, восемьдесят седьмая модель тридцать девятого года машинка. Аллилуеву, говорят, в ней катал. Нравится?
Мне все здесь нравится. Трава на поле, я сняла туфли и хожу босиком, почти невыносимая жара, гидрант с ледяной водой на краю аэродрома, мы ходим туда за водой и просто так, обливаться, бесконечные ряды старых машин, палаточные лагеря и стенды реставрационных мастерских, мангалы, шашлык, пиво и водка, парни и их подруги. А вон, смотри, Пират. Здорово, черти! – Пират широко распахивает руки, не видели Сэма? А Бородатого? Ты слышал: Борода женился. Они справляли свадьбу на роликах. У вас ночные пропуска? Вы остаетесь?
Мы остаемся. Ночью Пират дает покататься свой «виллис». Ляля уединилась с Сэмом, Валя где-то пьет, впрочем, я и сама едва на ногах стою. Меня охватывает волнение, я очень хочу порулить на старой машине. Пират напоминает, как ею пользоваться, сажусь за руль, наматываю круги по отведенному для выставки загону: дальше выезжать запрещено и назначен штраф – после того как Валя в прошлом году решил искупаться и поехал на «ЗИМе» в Серебряный Бор прямиком через поле. Все бы ничего, да только он не увидел веревочку, которая была ограждением, и случайно ее зацепил. Чувствует: что-то не то. Оглянулся, а там уже все сортирные будки вповалку. Хоть и пьяная, а ровно каталась, ни один «хорьх», ни один «паккард» не задела. Так вы пишете стихи? – спрашивает Пират, мы уже вышли из машины и гуляем по залитому лунным светом летному полю. – Да, и сейчас прочту вам одно. Декламирую. Хрюша един в трех лицах: // Хрюша, Степашка и Филя… – Подержите, пожалуйста. – Он снимает очки, передает их мне и, как каскадер, с совершенно прямой спиной картинно грохается наземь: мадам, я поражен!
Еще у Пирата есть «Победа» сорок девятого года и «опель-капитан». Он хочет целоваться, но я не хочу. Через день присылает мне письмо, начинающееся четверостишием:
Я однажды отобью
Вас у вашего бойфренда,
Молвив: «Баста, мать твою,
Истекла твоя аренда!»…
Спросила потом у Пирата: что, и ты сочиняешь? Оказалось, у кого-то содрал.
Я не отобьюсь. Пират классный парень, но я хочу только Валю.
В субботу я проснулась рано, меня выгнала из палатки утренняя сырость, солнце уже взошло, но трава была покрыта росой. Я вытащила из несессера зубную пасту, щетку, мыло и пошла через поле к гидранту. Там собралась очередь, с гиканьем парни обливались водой, тут же растирали полотенцем бронзовые торсы… Ледяная вода окончательно взбодрила, я собрала волосы в хвост, закурила ментоловую сигарету. Новый день начался, и он обещал быть очень жарким.
До обеда я валялась на надувном матраце и загорала, Валя спал, в три подъехала Ляля, и мы вместе вытащили его из палатки на свет божий, а следом и второй матрац, на капоте порезали яблоки, помидоры и огурцы, примостившись, там же выпили сангрии, какая сладкая, сказала Ляля, и тогда Валя достал из-под сиденья канистру воды «Шишкин лес» и разлил по стаканам. После трапезы мы разошлись, Валя решил обойти площадки автоателье, поискать работу, а мы с Лялей оказались предоставлены самим себе, раздевайся, сказала я, – у меня нет купальника, – а лифчик? – и лифчика тоже, – остается загорать топлесс, сказала я, и мы разделись. Опустили со лба черные очки и легли, она на спину, я на живот. Так неглиже и заснула, не выспалась ночью.
Под вечер небо заволокло тучами, я вспомнила, что по прогнозу в воскресенье обещали дождь: оставаться на поле было чревато. Поехали домой, – сказал Валя, к этому моменту мы все были изрядно пьяны, поэтому решили покинуть автопарк юрского периода на такси. Валя перегнал «ЗИМ» поближе к палатке Сэма, тот, несмотря на тучи, решил ночевать здесь, будь другом, последи, попросил его Валя, и мы двинулись к воротам аэродрома. Валя взял под руку Лялю, и тогда я, не долго думая, переключила внимание на Пирата, дала себя обнять и приговаривала: ты мне очень нравишься. Я догадалась: у красавца кризис жанра, и поработала Карлом Густавом Юнгом… Как тебе идет капитанская фуражка, медово говорила я, какая у тебя красивая гавайка.
