Сергей Дигол - Старость шакала. Посвящается Пэт

Пэт не сводила глаз c хлебницы, чувствуя, что драматизм ситуации не терпит суеты и показного волнения. Это не помешало ей заметить, что на маме не было лица.

– Пойми, мир на пороге больших перемен, – отец не повышал голоса, но мама была парализована самим поворотом разговора. – Знаете ли вы, что происходит в мировой банковской системе?

Он снова говорил со обеими своими женщинами, и обе мысленно выдохнули, предвкушая очередной ни к чему не обязывающий политический обзор глобального значения.

– Кредитный кризис. Знаете, сколько необеспеченных кредитов в мире? В одних Штатах, а? Перегрев экономики – не от меня ли вы слышали о таком явлении? А ведь это в тысячу раз страшнее, чем рост цены на нефть. Вот-вот накроется рынок жилищных кредитов, а там, уж поверьте мне, все пойдет как по накатанной. Если уж быть дотошным, в расход пойдет все, и цена на нефть, кстати, тоже. Мировое казино – вот что такое глобальная экономика. Спрашивается, куда денут всю эту армию обслуживающего персонала мирового казино? Всю эту обдолбанную университетскую молодежь, а?

Джефф Беннетт вернулся к любимой теме, нацепив на себя привычный в домашних условиях плащ спасителя мира. Ну или, по крайней мере, обличителя его глобальных пороков. Пэт и предположить не могла, что надвигающийся мировой кризис так буквально коснется ее судьбы – прямо здесь и сейчас, за семейным столом.

– Почему бы тебе не устроиться на работу, Пэт? – внезапно спросил отец. – Есть неплохое местечко.

Этот магазин был одним из самых надежных проводников в мир ее детства, в одном ряду с механическим зайцем, раскачивавшимся в ритм «Понедельничному ребенку» и резиновым мячом с полуистертыми Микки и Минни Маус, танцевальные объятия которых больше всего напоминали румбу. Собственно, все мясные изделия в домашнем холодильнике появлялись прямо из лавки «Династия Хаксли». Резкий запах фарша из кухни всегда гарантировал маме уйму хлопот, а всем вместе – мясное печенье, или фирменные мамины котлетки, или пастушью запеканку из свиного фарша, при мысле о которой слюноотделение, казалось, происходило прямо в черепной коробке.

– Настоящее мясо, настоящая Британия, – отец восторженно раздувал ноздри, втягивая в себя неприятный запах фарша. – Совсем скоро не останется ни того, ни другого.

Резкий аромат Пэт ожидала почувствовать и в самой лавке, где она оказалась впервые за много лет: отец не доверял выбор мяса женской половине семьи. Память детства оказалась недостоверной, и Пэт даже засомневалась, а был ли в ее жизни механический заяц и резиновый мяч с четой Маусов, или все, что осталось от ее детства, это несколько повторяющихся из года в год снов, которые она принимает за собственное прошлое. Внутри «Династии Хаксли» все казалось чужим, но при этом не лишенным уюта. В глаза бросалась сверкающая чистота пола и прилавков, а одну из стен украшала очевидная достопримечательность магазина – закованный под стекло серый лист бумаги, окаймленный потертой от старости рамкой, с вензелевидной буквой «эйч» на верхней рейке. Знакомством с семейной реликвией семейства Хаксли и началась экскурсия Пэт по магазину.

Сам Майкл Хаксли оказался крупным лысоватым мужчиной с густыми ухоженными усами. Отца он называл Джеем, а в одной из его огромных лапищ даже длинная и хорошо развитая кисть Пэт умещалась с приличным запасом.

– Позвольте ознакомить вас с кодексом династии Хаксли, – сказал он, подводя Пэт и Джеффа Беннетт к застекленному листку. – Перед вами документ, датированный тринадцатым мая 1884 года. Автор – миссис Сесилия Хаксли, она же – моя прабабка. В тот исторический для нашей семьи день она записала рецепт мясного рулета из свинины со шпинатом и зеленым горошком. Доподлинно не известно, сама ли бабушка придумала рецепт, или услышала от соседки, но факт остается фактом: фамильное дело будущих поколений Хаксли было предопределено с того памятного дня. Конечно, сегодня в ассортименте нашего магазина уже двадцать три рецепта мясных рулетов, но исторический бабушкин рецепт – всегда на центральном месте в витрине. Хотя и так себе продается, – улыбнулся он.

– Настоящее дело, настоящая Англия, – восторженно подмигнул отец. – Вечная ценность, не то что форексы и фьючерсы.

– Ну, не такая уж и вечная, Джей, – повел бровью Хаксли. – С каждым годом нам все труднее сопротивляться натиску крупного капитала. Но мы выстоим, даже если нас закатают в асфальт. Станем лежачими полицейскими, и мировые воротилы еще пообломают о нас ноги, уж поверьте мне.

– Я как раз в субботу говорил с дочерью о перспективах высшего образования, – горделиво раздул ноздри отец. – Вернее, об отсутстви таковых, и, кажется убедил ее. Не так ли, Пэт?

– Дело даже не в этом, – перехватил у Пэт право ответа Хаксли. – Без работы-то они все равно не останутся. Даже если грянет кризис, а он обязательно грянет. Современный рынок труда – это тотальное кочевничество, перемещение рабочей силы с выженного пастбища на то, где еще произрастает хоть какая-то зелень. Работодатели просто вынуждены трещать о лояльности и корпоративных ценностях, иначе они бы с ума посходили. Своего рода аутотреннинг для обреченных на перманентную текучку кадров. Беда нашей системы обучения в другом: она воспитывает вилланов так, словно они – сюзерены. Если, конечно, вы понимаете, о чем я.

Отец кивнул, и Пэт живо представила, как он вот точно так же трясет головой в «Убийцах», стараясь слово в слово запомнить откровения Майкла Хаксли, несмотря на заторможенность погружающегося в опьянение мозга.

– Что представляет собой образование к началу двадцать первого века? Это, образно говоря, шестнадцатый век, классические отношения феодала с вассалами. Отличие в том, что вассал сам со временем может стать феодалом – университетским профессором, – но добиться этого он может лишь безупречным служением и безоговорочной преданностью своему наставнику и родному университету. Мировая ученая элита – это прежде всего непримиримое противостояние университетских кланов, внутри которых господствует воистину мафиозная иерархия – это еще Миллс дал недвусмысленно понять.

– Миллс, – вновь кивнул отец.

– Ты наверняка слышал о нем от меня, – небрежно бросил Хаксли, и отец закивал с остервенением. – Ну так вот. Знание – сила, но только определенные знания и, главное, вложенные в тебя вполне конкретными людьми. Вырваться из питающего тебя навоза родной научной среды можно, но о великом будущем можно забыть. Выдающиеся способности? Уникальный талант? Забудьте – мир не обрадуется появлению очередного гения. Без поддержки университетской мафии ты – всего лишь умница Уилл Хантинг. Мойщик полов с рекордным айкью.

– Вот и я сказал Пэт…

–…Так что добро пожаловать в лавку «Династия Хаксли», Пэт. Здесь все именно так, как кажется с первого взгляда. Идеальная чистота, прозрачная финансовая политика и только свежее мясо с лучших ферм Англии. Ну и, конечно, семейный дух. И, кстати, Пэт: с этого дня можешь смело подписываться фамилией Хаксли.

Джефф Беннетт хохотнул, но оказалось, что Майкл шутил лишь отчасти. За исключением Пэт, персонал магазина действительно состоял исключительно из родственников владельца. Все текущие вопросы решал Джон Хаксли, младший брат Майкла, молчаливый и суровый даже на вид управляющий, которого с братом роднили, кроме выдающегося роста, лишь близко посаженные глаза – особенность, которая с ходу не бросилась в глаза Пэт. Фасовкой заведовала супруга Джона Джейн, а их сын Уэйн, крепко сложенный двадцатипятилетний парень, без видимых усилий расправлялся с самыми крупными тушами, за что и был определен в разделочную.

Лора, еще один ребенок Джона и Джейн Хаксли, была старше Пэт на два года и в первый же день произвела на нее особое впечатление. Получив в распоряжение два огромных ящика с вырезкой и стейками, она на глазах Пэт лихо раскидала филейные куски внутри почти забитой холодильной витрины. При этом она не только опустошила один из ящиков, но умудрилась освободить в витрине еще немного места, куда тут же пристроила и стейки.

– Добро пожаловать в дружную семью, – посчитала необходимым поприветствовать Пэт Джейн Хаксли.