«Туда едешь – смутно на душе и погано. Обратно едешь – обидно, тошно. Ну ведь хочется просто так – без оглядки, без тупого расчета – повеселиться! Так нет. Обязательно кто-нибудь – со своими трудностями или предложениями. Глядь – уже и привязался, как пьянь, уже гири пудовые за секунду и навесил!»
Костик Сыров, новоиспеченный бухгалтер, шумно выдохнул горечь, скопившуюся на душе за последние дни.
Костику было всего двадцать три, но он как-то слишком часто чувствовал себя старым, скучным. А тут – осень. А за ней еще и зима, господа хорошие!
Полтора года назад Костик здесь же, в Сергиевом, закончил Финансовую Академию. Полгода ушло на поиски места, год – на притирку к этому самому месту. Сегодня был первый день отпуска. Ну а после отпуска Костик заступал на должность бухгалтера, вместо уходящего на пенсию брюзги Ковтуна. Борьба за должность была долгой и кровопролитной. Костик – победил. И сейчас – словно бы в отместку – молодая усталость и унылая разграфленность будущей бухгалтерской жизни душили его громадной, перьевой, налегающей плотней и плотней, небесной подушкой.
Чтобы развеять тоску, Костик в Москву и ехал.
Он дождался рейсового автобуса, сел у окна. До отправления – минут десять-двенадцать. Костик еще раз, но уже не так шумно выдохнул и закрыл глаза.
Вот стою на камне. Дай-ка брошусь в море... —
прошелестел прямо над Костиковым ухом невесть откуда взявшийся женский мелодичный голос.
Костик неохотно разлепил веки. Рядом сидела миниатюрная улыбчивая женщина, в черном модном плаще с поднятым по-мальчишески воротником.
– Да? Правильно? Я угадала? Вы ведь как раз в море житейское и хотите кинуться? Вы – тихий и скромный. Но когда надо – очень решительный. И очень, очень способный! Так ведь, так?.. А вы знаете, как кончается этот стишок?
– Н-нет. – Костик еще сильней помрачнел и насупился: выпутываться из горечи собственных мыслей ему не хотелось. Он даже попытался отвернуться от подсевшей к нему попутчицы.
– Нет, вы послушайте!
– Н-не хочу, не буду.
– Это же смешной, забавный стишок! А меня – чтобы нам было веселей общаться – зовут Эвелина. Просто – Эва. Я – бывший филолог. Наверное поэтому, как только вас увидела, так сразу стишок и вспомнила.
– «Вот стою на камне,– быстро, словно опасаясь, что новый знакомый ее оборвет, затараторила Эва, – дай-ка брошусь в море, что пошлет судьба мне, радость или горе? Может, озадачит, может, не обидит, ведь кузнечик скачет, акуда – не видит!»Это же стихотворная пародия на размышления о жизни! Правда, веселая?
– Ну, в общем... – Веселей Костику не стало, но не сообщать же об этом первой встречной-поперечной?
– А вы... Вы как раз на такого кузнечика и похожи. Костик оглядел зачем-то кисти собственных рук, затем островатые колени под брюками. Оглянулся и по сторонам.
Автобус все не трогался с места. Костик на минуту задумался. Задумалась, кажется, и Эва. Потом полушепотом сказала:
– Я тут немного денег выиграла. Еду на ВДНХ, на ярмарку. А вы?
Костик промолчал. Потом неожиданно спросил:
– В лотерею выиграли?
– Нет, что вы! В преферанс! Костик удивился.
– Разве женщины в преферанс играют?
– Играют, еще как! У нас и компания подобралась подходящая. Я, моя троюродная тетя, – но она мне как сестра, всего на пять лет старше, – и две соседки. У них денег куры не клюют! Ну я и не чувствую себя виноватой, когда у них выигрываю.
Разговаривать в стоящем автобусе было как-то неловко. Пассажиры подходили и подходили, однако все как один почему-то молчали. Костику даже казалось: входящие только и делают, что прислушиваются к тому, что говорит ему Эва.
– А поехали на машине? До Северянина? И недорого на троих-четверых выйдет!
Костик все так же мрачновато кивнул, они вышли из автобуса, огляделись. Вскоре нашлась и машина.
– До Северянина? Можно... Только спешу я... Еще двоих – на Ярославке подхватим. Лады? – Шофер завел мотор.
Езда в машине – быстрая, ловкая – успокоила, даже слегка взвеселила Костика. Устроившись на заднем сидении он ждал, что Эва заговорит снова. Но та забилась в угол, молчала. Они словно поменялись настроениями: ей – печаль, ему – внезапно прихлынувшая радость.
Костик уже открыл было рот, чтобы представиться по всей форме, назвать свою будущую должность, объяснить ее перспективы, – как вдруг заговорила Эва:
– Вообще-то меня по-настоящему Эрой зовут. Эва – это так, для красоты. Я имя под фамилию подбирала. И подобрала! А фамилия моя – Грабовска. Без последнего «я». Согласитесь: имя «Эва» к этой фамилии безупречно подходит. Ну а если о фамилии, то она – шляхетная, польская...
Костик исподтишка глянул на Эву-Эру. На полячку она была похожа мало: нос курносый и щеки, как свеклой натерли. Правда – волосы светлые и взбиты хвостом. Но польский это хвост, или обыкновенный, русский, Костик с налету определить не мог.
– Теперь я по специальности швея. А раньше, раньше... – Какое-то нервное одушевление вдруг охватило Эру. – Эй, нельзя ли потише? Все ухабы уже пересчитали! – крикнула она водителю.
Тот что-то буркнул в ответ, но машину стал вести бережней.
Опять замолчали. Говорить было явно не о чем. О бухучете? О дамских фижмах и сборочках на платьях? Костик уже пожалел, что поехал. Он еще раз покосился на Эву-Эру.
Оценка его оказалась не слишком высокой: «Врушка, это раз. Никакая она не полячка, это два. Про деньги тоже наверное, заливает, это три. Ну и что? Пусть себе врет. Завравшаяся женщина – сговорчивей, да и на ощупь – мягче, приятней».
– Да, швея... – заговорила Эва снова, – но шитье мое не совсем обычное. Я теперь для медицинской авиации кое-что шью: покрывала, навесы, простынки, даже сеточки плету багажные... А давай лучше на ты? Мы ведь почти одногодки. – Она вздохнула. – Если я и старше – то всего на чуток...
– Смотри! – вскрикнула она через минуту и дотронулась до Костикова плеча. – Наши места пошли. Я здесь несколько лет прожила. В деревянном, между прочим, доме. В Москву отсюда ездила, тяжковато пришлось. Да и дом – не дача, он настоящего ухода требует. Сейчас-то дом чаще пустой стоит. А тогда... Тогда народу в нем было хоть отбавляй.
Кончиком ноготка она снова дотронулась до Костика.
– Эй, не спи! – пальчик с ноготком был тотчас убран. Ноготок, пальчик, быстрое их убиранье – Костику понравились.
– А хочешь я тебе теткин дом издали покажу? Костик буркнул что-то нечленораздельное.
– Эй! Сворачивай направо! – крикнула Эва-Эра водителю. – Мы на минутку только заскочим. Жми по асфальтовой! До конца!
* * *
Теткин дом был старый, двухэтажный, со сломанным крыльцом. Сложенный из толстенного бруса, он стоял чуть поодаль от дачного поселка, был обнесен новенькой сеточной оградой и сразу к себе чем-то располагал.
Из трубы вылетал жидкий дымок.
– Это тетя! – с какой-то болью, словно такое открытие поразило ее в самое сердце, вскрикнула Эва-Эра. – Значит тетя Поля здесь! Ну что? Забежим поздороваться? И всего-то пять минут. Вы подождете?
Шофер равнодушно кивнул. Они вышли.
Уже на ходу Костик хотел повернуть назад, хотел даже нагрубить, хотел сказать, что ехал в Москву слушать тяжелый рок и ливерпул саунд, а не здороваться в какой-то глухомани с неизвестной тетей, – но тут на крыльцо вышла броско и модно одетая женщина. Если и было в ней что от виденных Костиком теть и тетищ, – так это тонкая длинная сигара в зубах. А в остальном – остренькие шпильки, газовый шарф через плечо, яркие губы, глянцево-картиночное лицо – ничего в ней сельскую жительницу не выдавало.
– Эр-рка, – ржаво скрипнула веселая тетя и передвинула незажженную сигару из одного конца рта в другой. – Эр-рка. Наконец ты, лахудр-ра, явилась!
Эва-Эра застеснялась, тетя Поля это заметила и громко расхохоталась.
– Меня зовут Ап-полинария Львовна, – чуть развернулась она к Костику. – А эта лахудр-ра меня тетя Попа зовет. Ну машину вашу я, конечно, на час-другой конфискую, съезжу в Регистрационную палату, давно собиралась. А вы уж тут как-нибудь без меня, сами...
– Тетя Поля, – делая круглые глаза, простонала Эва-Эра. – Тетечка Полечка...
Веселая тетя, подмигнув Костику на прощанье зеленым глазом, давно уехала, а Эва-Эра все стояла у дверей дома, словно не решаясь войти.
* * *
В доме Апполинарии Львовны было прожито три дня. Но приятным из них – был только первый.
Этот первый Эва-Эра провела словно на оперной сцене. В отличие от скучных филологинь, она носилась по дому и пела, гладила Костика по плечам и, чуть не волоком, тащила его в теткину спальню.
А чуть спустя вела на кухню, кормила огурцами и до блеска выскобленной, а затем еще и вымытой морковкой. Обещала она найти и мясные консервы, но отыскать их никак не могла.
Костик ел морковку и ворчал:
– Кормишь, как зайца.
Эва-Эра пела и словно бы чего-то ждала. Костик, к этому ожиданию равнодушно прислушивался.
