Капитан вопросительно посмотрел на него и ответил, что корабль, вероятнее всего, на что-нибудь наткнется — налетит на берег или на риф, иными словами, быть беде.
— То есть получается, без капитана корабль ходить не может?
— Получается так, — ответил капитан. — К чему ты клонишь?
Зейтун улыбнулся:
— Посмотрите наверх, на звезды и на луну. Почему звезды никуда не пропадают, почему луна движется вокруг земли, а земля — вокруг солнца? Кто ими управляет?
Капитан улыбнулся в ответ; Зейтун загнал его в угол. А Зейтун так закончил свою речь:
— Если нет высшей силы, то почему тогда звезды и луна не падают на землю, почему океаны не затапливают сушу? Людям, как и кораблю, тоже нужен капитан, верно?
Капитан, очарованный красотой метафоры, не стал спорить, молча признав свое поражение.
У себя на крыше Зейтун, стараясь не разбудить Нассера, забрался в палатку. Повернувшись спиной к зареву пожара, он какое-то время поразмышлял о наводнениях, пожарах и могуществе Аллаха, а потом забылся неспокойным сном.
Зейтун проснулся рано, спустился в каноэ и отправился кормить собак. Проделал обычный путь: на дерево, в окно — и раздал остатки мяса.
— Как вам мясо с гриля? — поинтересовался он.
Мясо собакам явно понравилось.
— До завтра, — попрощался он, отметив про себя, что надо взять у Тодда собачий корм.
Зейтун забрал Нассера, отвез его на Клэборн и дальше отправился один. Не зная, куда лучше поехать, он выбрал новый путь: вернуться на Дарт-стрит, оттуда двинуть на восток по Эрхарт и дальше — на Джефферсон Дэвис.
В тот день было тихо как никогда. Ни вертолетов, ни военных катеров. И людей, бредущих по воде, значительно меньше. Серо-зеленая вода в масляных разводах с каждым днем пахла все отвратительнее: мерзкая смесь из запахов рыбы, ила и химикатов.
Подплывая к пересечению бульвара Эрхарт, Вашингтон-авеню и Джефферсон Дэвис, Зейтун увидел возвышающийся над водой сухой серо-зеленый участок земли. На этом островке, на травке преспокойно паслись три лошади. Удивительное зрелище, особенно если вспомнить, о чем он и его гости говорили прошлым вечером. Лошади были одни, без наездников, без седел. Идиллическая и одновременно сюрреалистическая картина. Зейтун подплыл поближе. Одна из лошадей его заметила и подняла голову. До чего же красивое животное! Белая, тщательно ухоженная. Поняв, что Зейтун угрозы не представляет, она вернулась к трапезе. Две другие, одна — серая, вторая — черная, продолжали щипать траву. Как они там оказались, оставалось для Зейтуна загадкой; сами же лошади явно наслаждались свободой и, казалось, светились от счастья.
Зейтун понаблюдал за ними еще несколько минут, а потом поплыл дальше.
Зейтун продвигался по автомагистрали Джефферсона Дэвиса. Перенес каноэ по мосту через хайвей I-10 и продолжил путь, пока снова не оказался в жилом районе. На углу Бэнкс-стрит его окликнул женский голос:
— Эй, там!
Зейтун поднял глаза и увидел на балконе второго этажа женщину. Он притормозил и подплыл к дому.
— Не подвезешь меня? — спросила она.
На женщине была блестящая голубая блузка. Зейтун ответил, что будет рад ей помочь, и подвел каноэ к ступенькам. Пока она спускалась, у него было время рассмотреть ее короткую юбку, высоченные каблуки, вульгарный макияж, крохотную блестящую сумочку. Наконец до него дошло (что было видно невооруженным взглядом), что эта женщина — проститутка. Зейтун растерялся: как можно разъезжать по городу с женщиной легкого поведения?! Но идти на попятную было поздно.
Женщина уже занесла ногу, чтобы сесть в каноэ, но Зейтун ее остановил.
— Вы можете снять туфли? — спросил он.
Он боялся, что каблуки проткнут тонкое алюминиевое дно каноэ. Женщина сбросила туфли. Сказала, что ей нужно на Канал-стрит, и спросила, не может ли он ее туда отвезти. Зейтун сказал, что отвезет.
Она сидела на передней скамейке, вцепившись руками в борта каноэ. Зейтун, чувствуя себя венецианским гондольером, в молчании размеренно работал веслом. Ему было интересно: неужели сразу после урагана нашлись люди, нуждающиеся в ее услугах? Она была у клиента в том доме, из которого он ее забрал?
— Куда вы едете? — спросил он, не в силах унять любопытство.
— На работу, — ответила она.
На углу Джефферсон Дэвис и Канал-стрит она махнула рукой в сторону Первой объединенной методистской церкви:
— Мне туда.
Он подгреб к сложенному из розового кирпича зданию церкви, прямо к ступеням, полностью залитым водой. Его пассажирка вылезла из каноэ.
— Спасибо, золотце, — сказала она.
Он кивнул ей на прощание и поплыл дальше.
Зейтун снова оказался рядом с эстакадой на пересечении Клэборн-авеню и хайвея I-10. Уже издалека он смог разглядеть, что людей, на днях ждавших там эвакуации, на эстакаде больше нет. Остались одни машины, кучи мусора и фекалий. Он подплыл поближе, и тут что-то привлекло его внимание — клок шерсти. Через мгновение стало ясно, что это лежащая на боку собака. Зейтун вспомнил, что в прошлый раз видел здесь шесть или семь небольших собак, в основном щенков, прятавшихся в тени машин. Каноэ ткнулось носом в эстакаду, и тогда он увидел десять или двенадцать собак — тех самых и еще нескольких, в разных позах валяющихся на дороге. Зейтун привязал лодку и взобрался наверх. Его чуть не вырвало. Все собаки были мертвы. Убиты выстрелом в голову. В некоторых стреляли по многу раз — в голову, в туловище, по ногам.
Зейтун рванул в дом на Клэборн. Позвонил Кейти. Ему необходимо было услышать ее голос.
— Я видел ужасную вещь, — сказал он. Рассказал про собак. У него в голове это не укладывалось.
— Какой ужас! — воскликнула Кейти.
— Не знаю, каким надо быть извергом, чтобы такое сделать.
— Я тоже не знаю, милый…
— Зачем нужно было их всех убивать?
Они еще поговорили, стараясь найти этому объяснение. Даже если было приказано отстреливать животных, это не оправдание. В городе столько лодок — почему никому не пришло в голову погрузить собак в лодки и потом выпустить где-нибудь на волю? Минутное дело. Нет, наверное, что-то необратимо изменилось. Если такое считается разумным или даже гуманным поступком, значит, здравому смыслу пришел конец.
— Как дети? — спросил Зейтун.
— Хорошо, — ответила Кейти. — По тебе соскучились.
— Ты завтра отправишь их в школу?
— Постараюсь.
Он хотел бы, но не мог понять, почему Кейти тянет со школой. Дети должны учиться. Однако настроения ругаться с женой у него не было.
Они обсудили его планы на вторую половину дня. С одной стороны, город пустел, жителей становилось меньше, даже в центре. С другой стороны, эти лошади, проститутка, собаки… все приобретало какой-то апокалипсический, сюрреалистический характер. Зейтун подумал, что, возможно, лучше, если он останется дома, отдохнет. Все обдумает.
— Правильно, — поддержала его Кейти. Ей было намного спокойнее, когда он не болтался по улицам. — Посиди сегодня дома.
На том и порешили.
Нельзя сказать, что Зейтун не пробовал отвлечься. Он прилег на кровать Надимы, надеясь, что уснет. Но не мог перестать думать про собак. Кто убил этих несчастных животных? Таких беспомощных, таких доверчивых? Он по привычке попытался найти разумное объяснение действиям убийц. Но если они смогли добраться до собак с оружием и пулями, разве не проще было бы их покормить?
Поднявшись с кровати, он стал искать Коран. Никак не мог выбросить из головы одну главу, Аль-Хакка, «Неотвратимое». Взял книгу с Надиминой полки и нашел нужную страницу. Он помнил эту суру слово в слово:
Во имя Аллаха!
Аллаха Милостивого, Милосердного!
Неотвратимое!
Что есть неотвратимость?
Что даст тебе понять,
Что значит неизбежность?
Люди Самуд и Ад то, что грядет, назвали ложью.
Погублены за это были самудяне страшным гулом,
Что предвещал землетрясенье.
Погублены за это были и адиты
Стремительным, ревущим ураганом.
Аллах заставил бушевать его над ними
Все восемь дней и семь ночей подряд.
И будь ты там, ты б мог увидеть весь народ,
Что в смерти был подобен срубленным стволам
Дуплистых пальмовых деревьев.
Ужель ты видишь хоть одну живую душу,
Что избежала б наказанья?
И Фараон, и те, что жили до него,
И опрокинутые города в долине Тувы —
Все совершали тяжкие грехи
И отвергали каждого посланника Аллаха, —
За то их наказал Аллах сполна!
Когда ж из берегов своих излились воды,
Мы понесли вас по воде в плавучем ковше,
Чтоб это стало всем предупрежденьем
И чтоб внимающее ухо
Урок сей в памяти несло.
Зейтун вылез через окно на крышу. Грязное небо, прохладный ветер. Зейтун сел. Сидел и смотрел на город.